В прошлый понедельник, 17 апреля, завершился прием заявок на гранты инновационным университетам в рамках национального проекта «Образование». Конкурсная борьба обещает быть весьма интенсивной: в Министерство образования и науки поступило 199 заявок, а удовлетворят лишь 10. Всего в бюджете конкурса 5 млрд рублей, то есть до 500 млн на каждый вуз.

Хотя многие критерии отбора размыты (например, «высокое качество обучения и воспитания», «позитивное отношение родителей, выпускников и местного сообщества» и т.д.), Минобрнауки все же подошло к этой процедуре довольно основательно. В частности, как выяснилось в конце марта, в состав конкурсной комиссии войдут не только чиновники министерства и ученые из РАН, но и представители бизнеса. Предполагается, что это будут менеджеры «Газпрома», РАО ЕЭС, «Северстали» и еще ряда крупных компаний, руководители «Деловой России» и РСПП.

Такой состав комиссии, пожалуй, гарантирует распорядителей средств от обвинений в предвзятости и должен повысить эффективность ее работы. Дать бизнесу право голоса – справедливо и логично. Однако качество этого первичного отбора волнует далеко не в первую очередь. На самом деле трудно представить, что президентские гранты будут розданы малоизвестным претендентам, в активе которых только личные связи с министерскими начальниками. Реальная конкуренция в любом случае развернется между ведущими университетами страны, которые по большому счету все достойны правительственной поддержки.

Проблема состоит в другом – конкурировать будут не проекты, а вузы. Как заявлял в декабре министр образования и науки Андрей Фурсенко, конкурсанты должны представить программу своего развития на год и соответствующую смету. Понятно, что за четыре с небольшим месяца, прошедших после официального анонса критериев отбора, подготовить продуманную концепцию развития было практически невозможно, речь пойдет просто об удовлетворении накопившихся потребностей. И как решать, какие заведения это заслужили, а какие – нет? Можно сколько угодно смотреть на статистику, но в конечном счете ключевым критерием будет лишь символический капитал университета, его репутация, накопленная, как правило, еще в советские годы.

Но и это само по себе не страшно. Перевод финансирования государственных вузов на конкурсную основу везде в мире идет тяжело. Формат грантов, то есть целевого финансирования со строгим бюджетом, постепенно приживается и в США, и в Европе. Но обычно объем финансирования определяется правительственными квотами и не ставится в зависимость от объективных показателей. Хотя более половины штатов США стремятся привязать размер ассигнований к результатам деятельности университета, в 2001 году на основе таких показателей распределялось не больше 6% средств. В Финляндии подобная система была введена с 1997 года и лишь около 3% финансирования государство стало выделять, исходя из оценки качества образования.

В России еще предстоит разработать внятные, четкие, убедительные критерии для оценки вузов, и очевидно, что сопротивление университетского руководства такой реформе будет колоссальным. Однако главная проблема в том, что российские вузы свободны от общественного контроля. Оценивать результаты национальных проектов в сфере образования не придется ни студентам, ни их родителям, ни предпринимателям. И каким бы честным и профессиональным ни был отбор проектов развития, нет не то что гарантий, но даже надежды на то, что полученные средства будут использованы по-настоящему эффективно.

Именно подотчетность западной системы образования самим потребителям услуг – один из ключевых факторов ее успеха. В западных университетах создаются попечительские советы, в которых состоят не только чиновники, но и менеджеры корпораций, общественные активисты, выпускники. Попечительский совет – не декоративная конструкция: он контролирует финансы и образовательную политику университета, во многих случаях утверждает его бюджет, подписывает контракт с ректором. За счет этого контроля растет эффективность образования, появляются соревновательные возможности уже внутри вуза, успешные лаборатории и факультеты получают право бороться за собственное развитие. И это только часть системы контроля за вузовской деятельностью: большим влиянием, например, пользуются независимые, публичные рейтинги качества образования.

Разумеется, не нужно слепо копировать зарубежный опыт. Однако пока подобные институциональные механизмы не заработают в России, развитие университетов по-прежнему будет мыслиться в ведомственно-административных категориях. Денежные вливания в образование будут в лучшем случае затыканием дыр, а в худшем обернутся прямым воровством.

Вот свежий пример на ту же тему. Сейчас много говорят об университетских эндаументах – специальных фондах, средства которых не расходуются на текущие нужды, а инвестируются и приносят стабильный доход, обеспечивают значительную часть вузовского бюджета. Как сообщает ИА Regnum, 18 апреля на совещании по проекту «Образование» в Новосибирске вице-премьер Дмитрий Медведев отметил: «На сегодняшнем совещании никто не поднял тему эндаументов. Поэтому я считаю, что собравшиеся не имеют возражений против их создания». Отрадно, что правительство задумалось над применением этого весьма эффективного инструмента в российских условиях. Но ведь ни слова не было сказано о том, что в западном университете эндаумент немыслим без сильной системы контроля (речь идет о сотнях миллионов или даже миллиардах долларов). В управлении эндаументом участвует как руководство университета, так и независимые от ректората лица, и все финансовые операции подотчетны попечительскому совету. А теперь представьте, как такой фонд будет работать в типичном российском вузе, где все эти механизмы отсутствуют в принципе, а руководство и его приближенные пользуются абсолютной властью.