События, взбудоражившие на прошлой неделе карельский городок Кондопогу, на первый взгляд шокируют. Группа «приезжих из Северо-Кавказского региона» (определение местной прокуратуры) устраивает массовую драку в ресторане «Чайка». В результате трое местных жителей погибли, несколько человек попали в реанимацию, виновники скрылись. Реакция горожан – по всем признакам тот самый русский бунт, которого так долго ждали. Днем на главной площади проходит митинг агрессивной толпы, требующей изгнать всех кавказцев за пределы Кондопоги и запретить им вести бизнес в городе. Ночью самые деятельные граждане переходят от слов к делам, громя кафе, магазины, киоски, принадлежащие выходцам из Чечни, Грузии, Азербайджана, причем продолжается это почти неделю.

Реакция политиков и СМИ на кондопожскую историю оказалась неприятно предсказуемой. Комментарии эти даже не хочется пересказывать – сплошь древние мантры о гнете инородцев и неизбежном подъеме русского сопротивления или ритуальные причитания о гидре русского фашизма. Лишь Движение против нелегальной иммиграции умело сыграло на беспорядках: его активисты прибыли в Карелию, чтобы «прорвать информационную блокаду», «оказать поддержку» и поднять свой рейтинг в СМИ. Остальные – что «патриоты», что либералы – похоже, так и не разобрались, как реагировать на скандальный случай, и потому отделываются дежурными фразами. Изредка, правда, попадаются и разумные комментарии – о том, что главная причина конфликта кроется в действиях властей, которые за определенную мзду закрывали глаза на незаконное поведение некоторых членов чеченской диаспоры. Если бы этих злоупотреблений не было, то и кавказцы вели бы себя тише, и конфликт ограничился бы уличной перебранкой.

Ситуация в Кондопоге – яркий пример явлений, которые называют «глокальными» – когда некий глобальный процесс тесно переплетается с местными, локальными реалиями. Увы, мало кто из комментаторов задумывается над тем, что ситуация в целом – не столько результат чьей-то злой воли, а совершенно естественное следствие российской (да и мировой) демографической ситуации и структуры расселения. Поэтому и дело вовсе не в том, чтобы найти виноватых – чеченцев, погромщиков, милицию или городских функционеров – и примерно их наказать. Гораздо важнее задаться другим, базовым вопросом: как быть дальше, что делать, чтобы подобные случаи не повторялись?

Допустим даже, что независимый российский суд покарает всех, кто хоть как-то причастен к конфликтной ситуации и способствовал ее обострению. Однако сам конфликт будет воспроизводиться и дальше, не только в Кондопоге, но и во множестве других наших провинций. Малые российские города уже перестали быть замкнутыми и этнически однородными образованиями. Теперь они, вслед за мегаполисами, становятся местом сосуществования абсолютно разных культур. Депрессивные регионы европейской части России принимают все больше мигрантов с Кавказа и из Средней Азии, и это вполне объяснимо: практически все они недозаселены. Но если жилищная и социальная инфраструктура способна выдержать наплыв мигрантов, то механизмов их культурной интеграции в традиционное русское (sic!) городское пространство пока не существует. В любом крупном городе проблема сосуществования разных этнических общностей сглаживается, с одной стороны, возможностью их компактного расселения (китайские, армянские и прочие кварталы), а с другой – естественным для урбанистической среды космополитизмом. В малых городах нет ни того ни другого и уделом пришельцев оказывается либо маргинализация, либо – при наличии финансовых ресурсов – попытка договориться напрямую с местной элитой, минуя население. Последнее, судя по всему, произошло в Кондопоге, и выплеск раздражения со стороны местных был совершенно предсказуем.

Столкновение местной культуры и культур мигрантов откладывалось до тех пор, пока поток приезжих был невелик, но сегодня оно уже неизбежно. Более того, даже если где-то местные чиновники, поддавшись на провокации борцов с мигрантами, депортируют всех азиатов и кавказцев, это нанесет региону один лишь вред. Миграция восполняет дефицит зачастую неквалифицированной, но экономически активной рабочей силы, без которой депрессивные территории ждет еще большее запустение. Поэтому региональным и местным властям нужно думать не над тем, как собрать дань с приезжих или задавить протесты местных, а над способами реальной ассимиляции мигрантов.

Но пока государство не предпримет попытку оценить масштаб проблемы и вникнуть в ее суть, конфликты будут лишь разгораться с новой силой. Пока никто не задавался целью посчитать детей-мигрантов в Петербурге, конфликты с их участием казались случайностью. Однако когда выяснилось, что примерно для десяти процентов петербургских школьников русский язык не родной (см.  «В Багдаде все спокойно»), говорить о случайности стало невозможно: нужно срочно создавать механизмы интеграции этих детей в городскую культуру. Похожая картина наверняка выяснится и при анализе миграции в провинциальных городах.

Конечно, чиновникам гораздо проще заявить, что причина беспорядков – криминальные разборки или, на худой конец, происки радикальных националистов (что вполне может быть правдой, но не отражает существа дела), чем искать корни в демографии и экономике. Если государство устраняется от поиска решения, этим могли бы заняться партии – чем не козырь в преддверии федеральных выборов? Однако и они игнорируют проблему, отделываясь общей критикой в адрес власти. А если молчат системные политики, за дело берутся радикалы. Упомянутое выше ДПНИ уже предлагает готовый комплект мер для решения национального вопроса – депортация приезжих, патрулирование улиц, комитет народного контроля за миграцией и т.д. Еще несколько лет безразличия со стороны власти, и этот радикальный вариант останется единственным: жителям депрессивных территорий просто не из чего будет выбирать. Может быть, хотя бы такой сценарий заставит государство действовать?