Эта выставка проехалась по разным странам Азии. Была в Омане и в Бангладеш. Россия – первая европейская страна, в которую она прибыла. Следующей будет Германия. Принцип выставки прост. Англичане демонстрируют, как живут в Англии мусульмане. Принимающая выставку страна присоединяет к ней свой вернисаж на тему, которая кажется ей наиболее актуальной. Сама выставка восьми английских фотографов была организована после 11 сентября 2001 года. Ответ на вызов фундаментализма и фанатизма. Нас не спровоцировать. Европейский мир, западная цивилизация останутся веротерпимыми, открытыми для любых вер, для любых наций и рас. Как тот кузнечик у Хлебникова, который «в кузов пуза уложил много рас и вер».

Кошмар Честертона

Почему на британской части выставки прежде всего вспоминается Гилберт Кийт Честертон – парадоксалист, католик, журналист, автор притч, прикинувшихся детективными рассказами? Потому что Честертон был яростный, оголтелый враг ислама. Перед первой мировой войной он написал антиутопический роман «Перелетный кабак» об Англии, мирно завоеванной трезвенниками и мусульманами.

Одна из линий романа – мечети, которые открываются в бывших пабах, бывших железнодорожных ангарах, бывших монастырях и церквях. И вот пожалуйста – целая серия черно-белых фотографий Рехана Джамиля: «Мечети в Англии». Предсказание Честертона сбылось. Мечеть в бывшей синагоге, мечеть в бывшей англиканской церкви, в бывшем ночном клубе, в бывшем женском монастыре. Устроители выставки Common ground («Общая земля») и фотограф Рехан Джамиль возражают Честертону и таким, как Честертон: ну и что страшного, что нарушающего свободу и общечеловеческие ценности в том, что в бывшей пивной будет мечеть?

Напротив, в этом-то как раз и есть свобода, веротерпимость, открытость. Опасность в отталкивании чужой веры, а не в принятии ее. Так или примерно так рассуждают устроители выставки, потому они и открывают ее фотографиями Сэма Пиясена про европейцев, принявших ислам. Лысый печальный интеллигент на фоне желтой стены под сияющей люстрой – Ник Хиггинс. Англичанин, ставший мусульманином – и что из этого? Итальянка в хиджабе (женской мусульманской накидке) – Стефания Марчетти. Честертону и таким, как он, не этого надо бояться.

Всякий раз, когда сталкиваешься с национальной или вероисповедной проблемой, чувствуешь себя Розенкранцем или Гильденстерном, которым принц Гамлет протягивает флейту: «Сыграйте!» – «Но мы не умеем, принц!» – «Эта маленькая деревянная штучка специально сделана для игры – и вы не умеете, а почему вы считаете, что национальные и вероисповедные проблемы легче разрешить, чем сыграть на флейте?» Ну что ж, по крайней мере можно зафиксировать, что они есть.

Наш ответ Чемберлену

Русская часть выставки называется «Разные люди: как они похожи!». В самом названии видно другое отношение к проблеме других, разных. Англичане спешат удостовериться: в наше общество могут войти другие и не потерять свои особенности, остаться разными – и это прекрасно! Прекрасно, что люди разные, не похожие друг на друга. В русской части выставки тщательно подчеркивается: мы – похожие, мы точно такие же, как они. Никаких различий!

Человек боится «другого» – того, кто не похож на него. Боится самого себя, когда становится другим – взрослеет или стареет. Что делать с этим страхом?

Кстати, характернейший признак отличия нас от европейцев. В любом европейском городе сразу замечаешь, до чего пестра и разнообразна толпа. Часто ли у нас увидишь восточную женщину в хиджабе? С голым пупком – пожалуйста, но в хиджабе… как-то неприлично. В одном немецком «Макдональдсе» я увидел девушку в парандже. Девушка купила гамбургер. Мне было интересно, как же она гамбургер есть-то будет в парандже, но девушка заметила мой нездоровый интерес, дождалась, пока я ушел, и, по-видимому, все-таки съела гамбургер. Но я не к тому, я вот к чему: часто ли в Питере можно увидеть женщину в парандже?

Разные подходы к одной и той же проблеме. Наш подход – мы все похожие. И это – хорошо. Их подход – мы все разные. И это – прекрасно. Наш подход ярче всего продемонстрирован фотографией Александра Беленького, так прямо и названной: «Правда, похожи?» В классе иссиня-черный негр в белом бурнусе протягивает маленький тамтам бритоголовому парню в синей джинсе. За спинами у них – детишки, один с зенитовским шарфом. На стене доска с надписью «Классный уголок». На самом-то деле ни капельки не похожи друг на друга – негр и бритоголовый, а если и похожи, то странноватой такой улыбкой, с какой они смотрят друг на друга.

Фотография – хороша во всех смыслах. Сценка – великолепна. И великолепно выражено общее наше заклинание: мы похожи! Похожи! Даже если совсем не похожи. Как две старухи на двух фотографиях, расположенных одна под другой. На снимке Людмилы Романюк кружевница из Бельгии, на снимке Марианны Кузнецовой – русская старуха на улице, присевшая на подоконник окна подвального помещения. Бельгийская кружевница – сытая, красивая, уверенная в себе пожилая женщина, знай себе плетет кружево. На фотографии Марианны Кузнецовой – худая, несчастная, изработавшаяся, морщинистая, привычно пригорюнившаяся старуха.

Антураж

Выставку, посвященную толерантности, устроили более чем удачно. В атриуме Петропавловской крепости. Атриум – дворик под стеклянной крышей. Где-то в бананово-лимонной Италии атриум обычен и обыденно уместен, но в дождливо-осеннем Питере он зловеще, поэтически неуместен. Сквозь крышу видны тучи, холодное серое небо. Слышны порывы ветра. Да тут еще к стеклу прилипли желтые сирые листья. Волей-неволей возникает ощущение ненадежности существования. Ощущение хрупкости межчеловеческих отношений – межрасовых, межнациональных, межконфессиональных.

Поневоле ежишься, когда представляешь, с какой легкостью эти отношения разрушаются палкой, камнем, ножом, оскорблением. Любопытно, что на выставке нет разрушителей этих отношений. В английской части есть намек. Есть тень, ложащаяся на отношения между разными людьми. Фотография Тима Смита – темнокожие дети играют под стеной, на которой – свастика, чуть повыше свастики плакат: Everyone’s welcome. В русской части выставки ничего подобного нет.

Хотя стоило бы поместить хоть одну фотографию скинхеда. Ведь он тоже – из «разных». Тогда стала бы ощутимее угроза человеческому существованию, исходящая от человека же. Так уж устроено сознание, что человек боится «другого» – того, кто не похож на него. Человек боится другой расы, другой нации, другой сексуальной ориентации, наконец, другого возраста. Боится самого себя, когда становится другим – взрослеет или стареет. Что делать с этим страхом, укорененным в человеке? Уговаривать, что все мы одинаковые, похожие друг на друга? Или объяснять, что мы все разные, тем и интересны?

Англичане придерживаются первой точки зрения. Поэтому английский фотограф, индианка Сьюки Данда создает целый цикл «Шопна». Фотографии одного дня мусульманской девочки. «Смотрите, – словно бы говорит Данда, – она остается мусульманкой, ходит в хиджабе, в положенное время положенным образом молится и в то же время она, оставаясь другой, вписывается в наш мир, делает его пестрее, разнообразнее, интереснее. Вот она с подружками уплетает чипсы в закусочной, вот играет в бильярд… Она может быть другой. Это же самое важное в нашем мире – не бояться быть другим…»

Англо-мусульманский неореализм и потомок негров

Англичане – прирожденные номиналисты. Они вглядываются в единичное, конкретное явление. Не вообще «разные люди», но – мусульмане. И не вообще мусульмане, но, как на фотографиях Тима Смита, ткачи и сталелитейщики на севере Англии. После развала британской колониальной империи они приехали из Пакистана и Индии. Стали работать на тяжелых работах. Так и работали, покуда ткацкие и сталелитейные заводы не начали закрываться.

Всю эту ситуацию Тим Смит воспроизводит с завидной точностью. Перед зрителями прямо-таки черно-белый англо-мусульманский неореализм. И надо ж такому случиться, что именно Тиму Смиту с его дотошностью, с его любовью к конкретике удалось сделать два самых символических снимка на всей выставке. Один, уже упомянутый здесь, – смуглые дети, играющие под свастикой и плакатом «Добро пожаловать любой!». Другой, на редкость красивый и в красоте своей удивительный: скопище черных домиков для рабочих, низеньких, тесно прижавшихся друг к другу, и над ними – сверкающий купол мечети с двумя белыми, стройными минаретами. Такое впечатление, что в пролетарский закопченный район врезалась арабская сказка из «Тысячи и одной ночи». Разница, отличие одного от другого – вот на чем зациклены (если можно так выразиться) английские фотографы.

Клемент Купер создает целую серию снимков девочек из мусульманской женской школы. Его пафос таков: все девочки в хиджабах, все смуглые, но поглядите, до чего они разные! До чего они не похожи друг на друга. Нет, нет, мы, со своей стороны, всегда стремимся убедиться в похожести. Порой это убеждает, как на снимке Ксении Овсянкиной, названном не слишком удачно: «Ах, Александр Сергеевич…» Еврейский парень, рыжий, губастый, курчавый, смотрит на портрет Пушкина. И впрямь – похожи.

Логично. Ведь русская часть выставки начинается с парных фотографий негров и белых девушек. Естественно завершить эту тему напоминанием, что самый великий поэт России был потомком негра, о чем и сообщил в изумительных стихах: «А я, повеса вечно праздный, / Потомок негров безобразный, / Я нравлюсь юной красоте, / Бесстыжей дерзостью желаний».

Common ground. Разные люди: как они похожи! Фотовыставка. Атриум Петропавловской крепости