Идея создания сильных университетов захватила умы руководства страны. Федеральные университеты, национальные исследовательские университеты, а теперь два университета с особым статусом – явное тому свидетельство. Всем правительство обещает (напрямую или подразумевает) повышенное финансирование, во всех пытается запустить научно-исследовательскую деятельность.

Безусловно, российским вузам это необходимо. Необходимо еще и потому, что вскоре они вступят в глобальную конкуренцию. Присоединение к Болонскому процессу приносит выгоду лишь сильным вузам. Это вытекает из самой сути объединения. В центре – интересы студентов, их максимально свободный выбор. А это естественным образом ведет к тому, что будут выбирать самые успешные вузы. Соответственно, сами вузы получат возможность выбирать и, очевидно, планируют ею пользоваться. В конце концов, Болонский процесс для того и запущен, чтобы повысить статус (за счет консолидации лучших студентов) вузов континентальной Европы перед британскими и американскими.

Но оборотная сторона масштабных финансовых вливаний правительства России – то, что ведущие вузы лишаются автономии. Университетской автономии в полном, или изначальном, смысле этого слова, подразумевающей выборность всех должностей. Федеральные вузы получают ректора от правительства, самые главные – от президента. Понятно, что для западного мира это нонсенс. Даже вузы средней руки, которые получают регулярную поддержку со стороны государств Европы (в США все высшее образование по определению частное), имеют максимальную автономию. Единственная допустимая плата за помощь правительства – количество стипендиатов или бюджетных мест, которые открывает университет. И такая позиция европейцев обусловлена пониманием, что университетская автономия – на самом деле маркер, по которому можно определять количество свобод в обществе. Об этом говорит сама история европейского общества. Кстати, и российского тоже.

Когда в 2007 году шло обсуждение вопроса о даровании Санкт-Петербургскому и Московскому госуниверситетам статуса федеральных университетов и, как следствие, об утрате ими права назначать своих ректоров (ректоров федеральных университетов назначает правительство), ректор МГУ Владимир Садовничий то ли оговорился, то ли сознательно намекнул на данное обстоятельство, бросив фразу, что и в советские времена ректоры СПбГУ и МГУ назначались Коммунистической партией. Но история России позволяет делать и более универсальные выводы. В памяти всплывают фигуры двух императоров, обладавших противоположными взглядами (и воплощавших их в жизнь) на то, какие свободы нужны русскому обществу, – Александра I и Александра III. Как раз с их правлением связаны и фундаментальные изменения университетских уставов, отобразившие количество свобод, которыми обладало общество.

В конце концов, автономия российских университетов достаточно четко прописана в законе «Об образовании». Так что назначения ректоров – это не просто частные изменения жизни отдельных университетов, это изменение статей основных федеральных законов.