Регимантас Адомайтис – актер, которого лучше всего запомнил советский зритель в образе идеального «американца» в фильмах: «Американская трагедия» (1981), «Богач, бедняк» (1982), «Трест, который лопнул» (1982) и, конечно же, «Мираж» (1983). Редакция журнала «Эксперт Северо-Запад» побеседовала с литовским актером о его творческом пути, о кинематографе и о молодежи.

ФОТО: архив «эксперт с-з»

– Из-за образа американца вы во многом были иконой недоступного, западного образа жизни. Ощущали ли вы сами на себе некий флер? А после смутных 90-х годов, прохиндеи, сродные Энди Таккеру из произведения О`Генри, вообще стали нашей обыденностью.

– Мне самому было всегда смешно, непонятно, почему меня все время приглашают, предлагают какие-то роли. Какой я американец. Может, если только внешне! Я из деревни литовской. Обычный литовский мужик (смеется). Я относился к этому с самоиронией и старался быть самим собой. А в фильме «Трест, который лопнул» по мотивам О`Генри мы играли с Николаем Караченцовым. Он прекрасный актер. С ним оказалось очень легко и приятно общаться, во время съемок мы подружились. И потом продолжали хорошо общаться, пока его не постигло несчастье, эта авария. Но и сейчас он держится – не перестает курить, разговаривает, общается.

– Сейчас бытует мнение, что современный кинематограф нацелен исключительно на прибыль, а вот раньше кинематограф «был с душой», вы согласны с этим?

– Я тоже любил деньги, приятно было иметь деньги, зарабатывать их в кино, чтобы мог прожить нормально. Действительно, кино мне позволяло нормально жить. Но, конечно, не такие деньги, которые зарабатывают в Голливуде. Я в Германии снимался еще, когда стена существовала, и там платили гораздо больше. И на Запад приглашали лет десять тому назад сниматься в детективах, криминалах, сериалах. Я считаю, что некоторые сериалы являются проклятьем для кинематографа. Там мало актерской игры. Если знаешь текст, то сразу приступают к съемкам.

А когда смотришь картину Григория Козинцева «Гамлет», например, то каждый кадр – это картина. Это настроение, это композиция, это искусство. И вот смотришь и удивля- ешься, как каждый кадр продуман.

– А как вы оцениваете молодых артистов?

– Молодежь меняется. У нее меняются критерии, цели жизни, шкала ценностей. Увы, но часто на самом верху оказываются деньги, деньги, деньги… Вот если бы человек смог бы прожить, не думая о деньгах, это было бы правильно. Деньги – это плохо, конечно. Но надо же на что-то жить. А у нас в театре были зарплаты, к сожалению, такие, что прокормиться трудно. По тем временам 60 рублей было, когда я пришел в театр. А сейчас молодежь манят деньги. Снимаются в рекламах, клипах, сериалах. Бывает, что клип хорошо сделан. Но это не профессия актера, чтобы сниматься в клипе.

– А как, кстати, строятся взаимоотношения актера и режиссера?

– Я понимаю, что зритель видит актера, но не видит, кто это сделал, не видит режиссера. А ведь кино – это режиссер. Прежде всего, если хорошо актер играет, это заслуга режиссера. Например, Донатас Банионис в театре им. Мильтиниса имел отличного режиссера, он имел отличных режиссеров в кинематографе. О фильме «Никто не хотел умирать» (1966) в России помнят до сих пор. Особенно люди старшего поколения. И до сих пор о литовском кинематографе судят по этой картине. А я, так как участвовал в этой картине, откровенно могу сказать, что, если там хорошо играют актеры, это заслуга Витаутаса Жалакявичюса. После выхода «Никто не хотел умирать» нас стали приглашать и другие режиссеры в Россию, в другие республики, потому что думали, что мы хорошие актеры. Сейчас даже присутствует какая-то праздная ностальгия по тем картинам, в которых тогда снимался. Я могу однозначно сказать, что кинематограф изменился и меняется в худшую сторону, к сожалению. О человеке, о его душе все меньше и меньше говорим. Бывают иногда хорошие картины, но сколько картин мы видим.

– Вы сказали, что о литовском кинематографе судят по фильму «Никто не хотел умирать». Вы согласны с тем, что это, может быть, и правда лучшее литовское кино?

– Хорошо снятая картина, которая тронула зрителей в России. Но этот фильм исторически неправдоподобен. Я жил в деревне. Я не помню случая, чтобы сами крестьяне боролись против «лесных братьев». Я не слышал про это. А в основу фильма «Никто не хотел умирать» положена история 1947 года, когда в литовских лесах прятались вооруженные банды, которые убили нескольких председателей сельсовета. Среди убитых оказался отец четверых сыновей, которые поклялись отомстить и уничтожить банду. Но такого не могло быть даже. Крестьяне боялись и «лесных братьев», и тех, кто с ними расправлялся. Всех боялись. Приходят одни, а дрожали, что придут и другие, которые тоже будут требовать сало.

– Думали ли вы начать писать мемуары о своей жизни, о своем творчестве?

– Вы знаете, я любил раньше немножко иногда записывать свои замечания, мысли. Складывал в какой-то рюкзак и все думал, что придет старость, я уже не буду способен играть на сцене, тогда я сяду за стол, возьму перо, карандаш и начну писать. А вот сейчас пришла эта пора, а мне так лень этим заниматься (смеется). И я все эти бумаги отдал одной приятной женщине, театроведу. Если она найдет там что-нибудь, то напечатает. Счастье актера в том, чтобы отдавать, а не брать.

Санкт-Петербург