Пятеро интеллигентов

Все они, выживая в блокаду, писали стихи. Ждали смерти от бомб и снарядов, сходили с ума от дистрофии и фиксировали пограничные состояния своего сознания в ритмически организованных текстах

Любое прикосновение к теме «блокада» – больно и кощунственно. И  чем более оно честно, тем более оно кощунственно. Мы исследуем боль, наблюдаем страдания, описываем условия нечеловеческого существования. Мы вынуждены быть такими исследователями и наблюдателями. История нас поставила в такую ситуацию.

Их было пятеро. Пятеро интеллигентов, оказавшихся в блокаде. Чудом выживших в блокаду. Они были разными. Быть разными – свойство интеллигентов. Кое-что их роднило. Недаром они оказались под одной обложкой русско-английской книжки, изданной в прошлом году в Америке, в этом году появившейся в петербургском книжном магазине «Порядок слов»: Written in the Dark. Five Poets in the Siege of Leningrad.

Они были людьми искусства. Писатель, два филолога, два художника. Геннадий Гор, Дмитрий Максимов, Сергей Рудаков, Владимир Стерлигов, Павел Зальцман. Они были будто бы на обочине советского официального искусства. В мейнстрим этого искусства никогда не встраивались. Так или иначе, но все они были прикосновенны к позднему советскому авангарду, к обериутам в  литературе (Хармс, Введенский, Заболоцкий, Вагинов); к школе Филонова в живописи.

Все они, выживая в  блокаду, писали стихи. Фиксировали пограничные состояния своего сознания в  стихах, в ритмически организованных текстах. Сюрреалистических, абсурдистских, авангардистских. Именно поэтому составительница антологии, замечательная современная поэтесса, писательница и  исследовательница блокады Полина Барскова выбрала эти стихи. Они оказались адекватны сознанию на грани гибели; языку, речи на грани гибели; вообще, миру, который погибает.

Один из пятерых, Сергей Рудаков, погиб на фронте в 1944 году. Все остальные пережили войну. Только один, Дмитрий Максимов, увидел свои стихи напечатанными под псевдонимом в зарубежном издательстве. Остальные не то что не делали попыток напечатать свои стихи, абсолютно непроходимые в советских условиях, но любым способом и образом пустить их в читательский, что называется, оборот. И дело было не только в советской цензуре. Нечто гораздо более важное сдерживало этих людей. Таким опытом не очень-то хочется делиться. А высказать его необходимо.

Стоит сказать о  каждом из них. По тому порядку, в котором они расположены в книге, рассчитанной на американского и российского читателя. Для американцев предисловие, послесловие, переводы по-английски, для нас – стихи. Геннадий Гор (1907-1981) более всего известен как писатель-фантаст. Начал писать еще до войны. Был сдержанно ругаем за странности стиля, но страшное слово «формализм» по отношению к нему произнесено не было. После войны писал фантастические повести и рассказы. Дочери иногда говорил, что у него есть блокадные стихи. Видимо, так говорил, что дочь не задавала напрашивающийся вопрос: «А где?» После его смерти внук обнаружил стихи в архиве деда и опубликовал в Австрии в сборнике- билингве: стихотворение на русском и его перевод по-немецки.

Дмитрий Максимов (1904-1987) – известный филолог, исследователь творчества Блока и Брюсова. До войны дважды арестовывался и высылался из Ленинграда. Во второй раз был возвращен в свой родной город благодаря ходатайству организации «ПОМПОЛИТ» («Помощь политическим заключенным») под руководством жены Горького Екатерины Пешковой. Более 20 лет вел в университете блоковский семинар. Дмитрий Максимов рискнул в 1981 году передать за границу свои блокадные стихи. Они были опубликованы под псевдонимом Игнатий Караманов. Друзья-слависты привезли этот сборник маститому ученому, и он успел подержать его в руках.

Сергей Рудаков (1909-1944) – филолог. Друг и ученик одного из обериутов, поэта и прозаика Константина Вагинова. В начале 30-х сослан в Воронеж, где познакомился с ссыльным Мандельштамом. Работал над книгой о русской поэзии – от Державина до Мандельштама. Зимой 1941 года был тяжело ранен на Ленинградском фронте. Доставлен в ленинградский госпиталь. Когда подлечился и смог ходить,ходил по вымирающему городу. Для того чтобы писать стихи, добирался до пустой квартиры своего учителя Вагинова (умершего в 1934 году). И там, в доме на улице Чехова, описанном Вагиновым в романе «Гарпагониада», работал над своими стихами. Погиб в 1944 году на фронте. Книга о русской поэзии осталась недописанной и неопубликованной.

Владимир Стерлигов (1904-1973) – художник, теоретик живописи, философ и мистик. Обломок русского авангарда, уцелевший и в 30-е, и в блокаду, и в 40-е, и в годы «застоя». Создатель целой живописной школы в художническом авангарде советского «застоя»: «стерлиговцы». Личный и близкий друг Хармса. Во всяком случае, единственное светлое, элегическое стихотворение во всей этой мрачной книге горя, страдания, мук – стихотворение Стерлигова февраля 1942 года «На смерть Хармса».

Павел Зальцман (1912-1985)  – живописец и рисовальщик, ученик Павла Филонова. После разгрома школы Филонова работал художником-постановщиком на «Ленфильме». В  блокаду у  него умерли отец и мать. Он, его жена и дочь выжили. Были эвакуированы в Казахстан. Путь в живопись ему, ученику Филонова, был закрыт. Рисовал для себя. Преподавал историю искусств в казахстанских высших учебных заведениях. Вернуться в Ленинград он не мог. Писал в стол. Из всех стихов, собранных в книге, его – самые страшные.

Вот такую необходимую книжку для памяти человечества издали в  далекой Америке на русском и английском языках, поскольку человеческое горе и человеческая мука внятны всем и не знают государственных границ. Границы горя нигде не кончаются.

Written in the Dark. Five Poets in the Siege of Leningrad. Edited and with introduction Polina Barskova. Translat. By A.  Dibble, B.  Felker-Quinn, A.  Morse, E.  Ostashevsky, R.  Smith, Ch.  Swank, J.  Wagner, M.  Yankelevich.  – NY, Ugly Duckling Presse, 2016 – 160 pуб.