В 2004 году молодая мама Елена Альшанская из Подмосковья — философ по образованию, поэт по призванию, студент по последнему роду занятий — попала с ребенком в обычную районную больницу, где впервые увидела детей-отказников. Спустя несколько дней она отвезла в больницу первую партию детской одежды и памперсов, спустя еще пару недель сколотила из друзей и знакомых первую группу добровольцев для того, чтобы сделать такие поездки постоянными, спустя месяц связалась с людьми, которые помогали другим больницам Подмосковья. На днях возглавляемое Еленой движение «Волонтеры в помощь детям-сиротам» стало зарегистрированной общественной организацией.
Когда я впервые увидела этих детей, я была в шоке. Мне и в голову не приходило раньше, что в больницах могут жить дети. Их было много, около 20. Весь первый день, что я лежала в палате с ребенком, они плакали за стенкой, и за весь день я ни разу не видела, чтобы к ним кто-нибудь подошел. Они плакали, потому что накануне была другая смена, и те сестры пытались ими заниматься, выводили их играть в коридор, давали мяч. А сегодня пришла другая смена. График работы медсестер — сутки через двое-трое. Это само по себе испытание для малышей, потому что у них очень короткая память, они не в состоянии удержать человека в памяти так долго, и если человек ушел, то для малыша он ушел навсегда. Бросил. Его бросила мама в роддоме и каждый день продолжают бросать взрослые люди — вот что такое жизнь отказного ребенка в больнице.
Первое, что я сделала, — пришла к заведующей, чтобы вместе с ней понять, чем я могу помочь. Оказалось, что на этих детей не выделяется никакого специального финансирования, потому они лежат без памперсов, в одежде, которую приносят из дома медсестры и сердобольные мамочки. Некоторые из детей, которым было по два года и даже больше, ни разу в жизни не были на улице. Я уговорила заведующую разрешить мне с ними погулять, начала собирать информацию по отказным детям, искать людей, которые занимаются помощью больницам. Поначалу я думала, что это только в этой больнице такое происходит и сейчас мы эту ситуацию срочно исправим. Потом уже выяснилось, что катастрофа по всей стране уже несколько лет, при этом о ней не то чтобы никто не говорит — мало кто знает. Выяснилось, что в этой ситуации просто нет виноватых, потому что за детей у нас отвечает множество разных ведомств — опека, здравоохранение, образование, и на своем участке они все вроде бы сделали правильно, а общий результат чудовищный.
Почему чиновники вообще стали с вами разговаривать?
Да никто не разговаривал. Когда мы первый раз обратились в министерство образования Московской области, нам сказали: «Какие дети, о чем вы, никто в больницах не живет». Депутаты тоже оказались не в курсе проблемы. То есть те редкие чиновники, которые знали об отказных детях, предпочитали этот вопрос не педалировать, а остальные просто не знали. Но мы собрали данные из нескольких десятков больниц Подмосковья и обратились к губернатору Громову, уже письменно. Обратились в Общественную палату России, в правозащитные центры. Постарались организовать грамотную кампанию в прессе. И это принесло свои плоды. Министерство здравоохранения разработало законопроект, который, мы надеемся, будет скоро принят областной Думой. По этому закону больницы получат финансирование на детей и дополнительные ставки. Областное министерство образования стало больше информации о детях выпускать в прессу. Как результат количество усыновлений в области тоже чуть-чуть увеличилось. К сожалению, нам пока не удалось добиться того, чтобы потенциальных усыновителей пускали в больницы, как это сделано в Екатеринбурге. Надеюсь, это вопрос времени. Мне кажется, самое главное, что нам удалось сделать, — это то, что в результате наших настойчивых попыток пробить стену сами чиновники поняли, что скрыть проблему теперь будет тяжелее, чем попытаться ее решить. Я знаю, что за нашим сайтом otkazniki.ru, который вырос из форума, где волонтеры обсуждали и координировали свою работу, а сейчас превратился в главный интернет-ресурс по этой теме, который ежедневно читают несколько сотен человек, внимательно следят в обоих министерствах — здравоохранения и образования.
Построить дома ребенка, чтобы отказники не лежали в больнице месяцами, — это решение проблемы?
Выбора между этими учреждениями быть не должно: это выбор между плохим и плохим. Не может маленький человек ни при каких обстоятельствах жить ни в больнице, ни в Доме ребенка. Ему нужен взрослый, который будет заботиться о нем. Если отдать ребенка на усыновление сразу не удается, нужна замещающая семья — опекуны, приемные родители, патронат. Все-таки усыновление — очень тяжелая вещь, оно связано с целым грузом проблем. Не каждый может решиться на это. А ребенку нужна помощь, у него случилась беда, он остался без родителей, и потом еще одна беда — он оказался в нашем казенном учреждении. Не помочь себе, решив усыновлением свои семейные проблемы, а помочь конкретному ребенку — вот, на мой взгляд, правильное отношение к этой ситуации. И это то, чем мы собираемся заниматься — изменением отношения ко всей ситуации в целом. Необходимо изменить систему работы органов опеки. Информация о детях, от которых отказались или собираются отказаться мамы, должна быть доступна всем, висеть на каждом углу. Потенциальным усыновителям необходимо разрешить доступ в палаты отказников. Необходимо развивать альтернативные усыновлению формы семейного устройства сирот. Всем этим мы будем заниматься в рамках нашего нового проекта «Подмосковье — территория без сирот». И самое главное: нужна профилактика сиротства — работа с проблемными семьями на том этапе, когда им еще можно помочь. Иначе мы будем обречены всю жизнь собирать памперсы.
