Изрешеченное снарядами, обгоревшее и полуразрушенное здание школы № 1 по-прежнему стоит между домами в Школьном переулке. Уже принято решение его снести, оставив только спортзал, который должен стать частью храма. Но вокруг проекта не утихают споры (одним не нравится, что храм православный, хотя среди погибших были мусульмане, другие хотят снести вообще все, включая спортзал), и пока здание никто не трогает. Спустя три года ходишь по классам, где полы все так же покрыты известкой, кусками штукатурки, пятнами крови, где валяются тетради и учебники, а на стенах висят прекрасно сохранившиеся методические материалы вроде плаката «Здоровье: связь зубов с пищеварительной системой», и не к месту думаешь про то, как все-таки кинематографична трагедия. Рядом с этими развалинами пасутся коровы, мальчишки играют в футбол.
После теракта в Беслане построили две новые школы.
Одна стала номером 8, другая в народе называется первой, а в официальных документах фигурирует как «ГУ СОШ по ул. Коминтерна». Присвоить новой школе старый номер не позволило республиканское Министерство образования: чтобы «не травмировать». Хотя учителей бывшей 1-й школы, многие из которых проработали там не один десяток лет, травмировало как раз решение чиновников. «Когда мы в первые месяцы после теракта занимались во вторую смену в помещении 6-й школы, мы оставались 1-й школой. А как переехали в новое здание, так стали 9-й? Наши чиновники завершили начатое террористами дело уничтожения школы», — говорит побывавшая в заложниках и потерявшая двух детей учительница истории Надежда Цалоева, которая теперь создает в новой школе музей памяти старой.
Называться «школой № 9» учителя отказываются наотрез. Ученики подписывают тетрадки — «школа № 1». Бесланская первая школа считалась в городе лучшей, сюда возили детей даже из окрестных сел.
…Комнатка на первом этаже пятиэтажки по улице Октябрьской окончательно превратилась в офис: компьютеры, оргтехника, жалюзи. Только дверь не по-офисному всегда распахнута настежь. Здесь находится комитет «Матери Беслана», возглавляемый Сусанной Дудиевой. Суматохи никакой уже нет, в комнате всего две женщины — Филиса Батагова (погибли внучка, сестра и племянница) и Рита Седакова (погибла единственная дочь). Сусанна в Италии на каком-то конгрессе — не то «Дети мира», не то «Мир детям». Еще две женщины поехали в Нальчик на суд над милиционерами. Филиса и Рита каждый день ездили в суд, пока шел процесс над Кулаевым. Результат не принес облегчения.
— Если, кроме него, никто не виноват, то пусть и его отпустят, — говорят они.
Главный редактор бесланской газеты «Жизнь правобережья» и бывший милиционер Эльбрус Тетдов хранит в кабинете вещдоки — осколки снарядов, найденные на развалинах школы, в которой погиб его 10-летний сын. С тремя товарищами по несчастью Эльбрус провел свое расследование случившегося и пришел к тем же выводам, что и «Матери Беслана»: первые взрывы, после которых начался штурм здания, раздались снаружи; во время штурма по школе стреляли из огнеметов. Теперь он хочет, чтобы с его выводами согласилась Генеральная прокуратура. А пока не согласится, он готов лично охранять развалины школы, чтобы их не снесли, — как вещдок. «Они знают, что, если туда пригонят бульдозер, я его взорву», — обещает редактор газеты.
Кроме Эльбруса и комитетов «Матери Беслана» и «Голос Беслана» своим расследованием занимается еще один пострадавший — Валерий Карлов, у которого в школе погиб отец, работавший в котельной и спасший 17 человек. Все они действуют самостоятельно, друг с другом почти не общаясь.
С приближением сентября город накрывает туча. Напряжение повисает в воздухе, люди замолкают, у психологов прибавляется работы
Бывший подводник и бывший журналист газеты «Жизнь правобережья» Мурат Кабоев к годовщине теракта выпустил книжку «Плакал дождь холодными слезами…». В ней три части: хроника теракта, портреты погибших заложников и глава, посвященная героизму отдельных участников событий. «Жизнеутверждающая», — объясняет 70-летний автор, вытирая слезы. Некоторые рассказы о погибших он записывал со слов родственников сам, с другими помогали девочки-старшеклассницы из школ города. Помощниц требовалось много — долго они не выдерживали.
Печатал рассказы Мурат дома на стареньком компьютере. Из газеты «Жизнь правобережья» его попросили уволиться — видимо, даже по меркам Эльбруса Тетдова он выступал чересчур бескомпромиссно. Компьютер однажды сломался, работа над книжкой остановилась, тем более что денег на ее издание все равно не было. 19 июня ему позвонил президент республики Таймураз Мамсуров и «очень попросил» успеть с книжкой к годовщине. Мурат обрисовал ситуацию. Вечером ему домой привезли новенький компьютер. Хотя работает он теперь в газете «Осетия. Свободный взгляд», которую принято называть оппозиционной, а сам Мурат называет независимой.
Три года, прошедшие после теракта, не сплотили бесланцев — наоборот. Оказалось, что людям, которые все потеряли, есть что делить.
Деньги — это понятно. Компенсации, которые получили родственники погибших, вызывали объяснимую зависть окружающих. Слово «компенсации», правда, в Беслане не любят. «Государство нам дало по сто тысяч, все остальное собрали простые люди со всего мира, а чиновники просто поделили, не забыв и про свой карман», — объясняют бывшие заложники.
Но если бы только деньги.
Выжившие учителя первой школы и прежде всего директор Лидия Цалиева стали врагами для многих матерей, чьи дети погибли. Стены разрушенной школы испещрены угрозами и оскорблениями в адрес директора. Их никто не замазывает, в отличие от проклятий в адрес лиц государственных вроде Дзасохова или Путина. Директора обвиняют в том, что она под видом ремонтных рабочих пустила в школу террористов, которые спрятали в ней оружие. Никто на суде над Кулаевым не подтвердил, что видел эти арсеналы, но члены комитета «Матери Беслана» не пришли даже на открытие памятной доски с именами погибших учителей и учеников в вестибюле ГУ СОШ по ул. Коминтерна.
Справедливое расследование теракта должно было бы стать главной целью всех пострадавших, но даже те, кто предпринимает для этого какие-то усилия, действуют поодиночке. «Матери Беслана», самые бескомпромиссные борцы, вызывают в городе смешанные чувства: их репутации навредила не только история с Грабовым, но и энтузиазм, с которым они ездят за границу и принимают участие в политических акциях. Прав, видимо, Эльбрус Тетдов, который говорит, что Беслан сейчас — «самый аполитичный город на свете»:
— Какой вам Путин! Больше всего людей волнует, что водители маршруток цены подняли.
Эльбрус Тетдов уволил Мурата Кабоева, хотя оба они хотят одного: чтобы те, кто занимается официальным расследованием теракта, признали несколько очевидных вещей. Самый, кажется, мудрый из всех, с кем довелось поговорить в Беслане, — автор бесланской летописи говорит: «Мы должны были стать единым кулаком, чтобы увеличить силу удара. А мы все поссорились. Нас поссорили».
Беслан вовсе не производит впечатление города, который носит траур. По красивым зеленым улицам ходят люди, они громко разговаривают, смеются. Время сильных эмоций для Беслана прошло, а облегчение так и не наступило. Три года здесь ждут, когда закончится кошмар сентября-2004. Сначала ждали этого от процесса над Кулаевым, потом — от суда над милиционерами. А конца все нет. «Если никто не виноват, получается, что мы сами виноваты?!» — эту фразу можно услышать почти от каждого бесланца.
А ответа нет ни у кого.
Беслан — Москва
Фото: Валерий Щеколдин/Agency.Photographer.ru
