Когда в начале 90-х милиция вступила в борьбу с бандитскими крышами, была надежда, что это послужит оздоровлению общества. Случилось, однако, иначе. Часть личного состава правоохранительных органов вступила в прямую конкурентную борьбу с криминалитетом. Победу одержали люди в погонах, ведь за их спиной стояла мощь государственной машины. Коррумпированные стражи порядка приватизировали государственную монополию на насилие и теперь используют государственные ресурсы в своих частных интересах.
В США, Британии, Австралии и других развитых странах коррумпированные полицейские занимаются тем же грязным бизнесом, что и наша милиция: сбытом и транспортировкой наркотиков, крышеванием проституции и бизнеса. Только называется это полицейским рэкетом. В США еще в начале 70-х признали, что явление это системное и бороться с ним нужно также системным образом. В России на официальном уровне пока никто такого политически смелого признания не сделал. Статистика коррупции в правоохранительных органах до сих пор закрыта, но по косвенным данным мы можем судить, что коррумпированность нашей милиции — явление более масштабное, чем в странах Запада. Там степень доверия населения к полиции составляет в среднем 72–74%. У нас — ровно наоборот: по данным Левада-центра на 2005 год, 72% россиян не доверяют органам правопорядка.
Милицейский рэкет много страшнее, чем бандитский. Потерпевшие бизнесмены свидетельствуют: когда имеешь дело с бандитами, с ними можно договориться «по понятиям» и играть «по правилам», но когда крышует милиция, сталкиваешься с настоящим беспределом — дело часто доходит до отъема бизнеса, суда и заключения в тюрьму.
Но у милицейской крыши есть и политические издержки: когда правоохранительные органы коррумпированы и вовлечены в криминальную активность, доверие к государству утрачивается и оно воспринимается уже не с точки зрения «общественного договора», но исключительно как аппарат насилия и принуждения, работающий в интересах меньшинства. Гражданская совесть становится понятием бессмысленным. Снижается готовность платить налоги. Создаются условия для войны «всех против всех».
Отделять «плохих» ментов от «хороших» милиционеров — задача необычайно трудная. Как показывает опыт других стран, раньше России начавших борьбу с полицейским рэкетом, такие меры, как повышение образовательного уровня и зарплат или создание параллельных надзорных структур, только частично решают проблему. Самое сложное — уничтожить специфическую корпоративную криминальную культуру внутри силовых органов. Именно в ней коренится системность крышевания. В милицейской среде не приветствуется, когда кто-то «стучит» на коллег и товарищей по работе. Но внутри этой силовой корпорации хорошо различают обыкновенных «мздоимцев», берущих взятки за то, чтобы выполнять свои прямые функции, и «лихоимцев», использующих свое служебное положение для рэкета и грабежа. Они мирно сосуществуют под прикрытием неписаных правил круговой поруки и «кодекса молчания и солидарности». Хотя это различие, понятное самим милиционерам, можно было бы усилить и сделать залогом очищения силовых структур, по крайней мере на первом этапе реформ внутри органов правопорядка. А затем можно было бы уже добиваться и продуктивного раскола между «хорошими» и «плохими» милиционерами.
Это сложнейшая управленческая задача, но решать ее можно. Многое понятно уже по критерию элементарной эффективности работы: если на одном шоссе десять гаишников, ясно, что они занимаются не безопасностью движения; если где-то настоящих следователей единицы, а сотни сотрудников заняты рынками, магазинами и кафе, легко почувствовать разницу. Сейчас для государства представитель «органов» более «свой», чем предприниматель или частное лицо. Но если в результате борьбы с коррупцией сажать будут бизнесменов, давших взятку, а не крышевателей и рэкетиров в погонах, это будет грандиозное поражение страны.
