Укорпуса юридического факультета Дагестанского государственного университета припаркованы машины студентов и преподавателей — Mercedes Brabus, Toyota Land Cruiser, BMW X5 и другие, похуже. Факультет работает в две смены. Говорят, что в Дагестане уже давно переизбыток юристов и экономистов, но конкурс все равно пять-семь человек на место, потому что учиться на этих факультетах по-прежнему престижно. Дагестан — маленькая, но очень гордая республика. Пожалуй, только здесь могут с утра до вечера бесцельно гонять по городу на дорогой машине, даже если ради ее покупки пришлось продать квартиру. Или накрыть для гостя богатый стол, заняв на это деньги у соседа.
Дагестанский государственный университет — индикатор всего того, что в республике модно. Модно иметь дорогой мобильный телефон, модно носить норку и бриллианты, но, пожалуй, моднее всего получить красный диплом. И не потому, что ты лучше всех учился, а просто потому, что у тебя оказалось больше денег для того, чтобы его купить.
Зимняя сессия. Задача подавляющего большинства студентов — «толкнуть» преподавателя так, чтобы он тебя не завалил («толкнуть» — значит дать взятку). Перед каждой сессией составляется прайс-лист: такой-то экзамен, такая-то отметка — столько-то денег. Хотя договориться можно и без денег, используя родственные связи и знакомства. Стоимость одной сессии на юридическом и экономическом факультетах — 45 тысяч рублей. На других дешевле. Эту информацию я получаю из неофициальных источников — от студентов, ожидающих в коридорах своей очереди на экзамен. Официальные источники, разумеется, всячески отрицают существование в университете прайс-листов и какой бы то ни было «толкотни».
В Дагестане уже давно переизбыток юристов и экономистов, но конкурс все равно пять-семь человек на место, потому что учиться на этих факультетах престижно
— В семье не без урода. Это та капля дегтя, которая портит бочку меда, — говорит мне Алгури, заместитель председателя комитета по делам молодежи университета, сам прошлогодний выпускник. Но не о преподавателях, берущих взятки, а о студентах — двоечниках и прогульщиках. Которых, кстати, по его словам, немного — всего процентов десять от общего числа учащихся.
— Ребята поступают сюда за знаниями, а не за дипломом, — утверждает он. — Я работаю со студенческим коллективом. Я знаю, чем живут студенты. Да, у юридического факультета стоят дорогие машины, но это не значит, что тут все богатые. Я разобью сложившееся у вас мнение.
— Но, прежде чем вы его разобьете, не могли бы вы объяснить мне лексическое значение слова «толкать»? — спрашиваю я. Алгури мнется.
— Может быть… на студенческом сленге оно означает… решить проблему с экзаменом при помощи финансовых средств… У нас ведется борьба с этим.
Комитет «осуществляет сложную деятельность по многим направлениям»: организовывает встречи молодежи с сотрудниками службы наркоконтроля и с представителями духовенства. По словам Алгури, в университете нет ни наркоманов, ни радикальных исламистов, а встречи — это всего лишь профилактика. «Особенно она необходима первокурсникам, — говорит он. — Они — свежий податливый материал. Ваххабиты ведь на что ссылаются? На священную книгу. А наше духовенство объясняет студентам, к чему приводит экстремизм. Наша задача — сделать студентов устойчивыми перед такой пропагандой. Недавно мы провели семинар, посвященный пищевому маку… Честное слово, я даже не знал, что с помощью ацетона из него можно получить наркотик!»
Дагестанские студенты так расставляют приоритеты: на первом месте религия, на втором — спорт, на третьем — учеба
1
Еще одно направление работы комитета — помощь местному детдому и погранотряду. К пограничникам студенты ездят с концертными программами, а еще с ручками, конвертами и бумагой. «Им ведь хочется письмо домой написать, — объясняет Алгури. — А нам хочется, чтобы о службе в Дагестане у них остались приятные впечатления». В концертных программах участвуют члены клуба художественной самодеятельности ДГУ. Из этого клуба вышли многие звезды местной эстрады и знаменитые чемпионы высшей лиги КВН-1996 «Махачкалинские бродяги». Руководитель клуба — преподаватель финансово-экономического факультета Магомед Матагиров. «Еще десять лет назад такого интереса к самодеятельности не было, — рассказывает он. — Это и понятно: сначала перестройка, потом события в Чечне. А сейчас дай ребятам возможность каждый день танцевать, они бы с удовольствием танцевали». И правда, репетиция еще не началась, а подопечные Магомеда уже танцуют этажом ниже.
В вопросе о цели поступления в университет Магомед солидарен с Алгури.
— Ситуация меняется, — говорит он. — 90% студентов поступают в наш университет, чтобы получить знания. Руководители частных компаний заинтересованы в своем процветании и глупому родственнику предпочтут хорошего специалиста.
— Как экономист, как преподаватель финансово-экономического факультета объясните мне, зачем республике столько экономистов и юристов?
— В какой-то момент на эти специальности был спрос, и учиться на этих факультетах стало престижно. Богатые родители определяли на них своих детей, чтобы просто иметь возможность сказать: «Мой сын учится на юридическом».
— Это какой-то иррациональный престиж.
— Это все же наши традиции. Дагестанцы — гордый народ, в нас это исторически заложено, и никуда от этого не денешься. Приходится подстраиваться под то общество, в котором живешь. Но не думайте, что влияние нашей истории отрицательное.
А я и не думаю. Понты в местных условиях — это не комплексы и не амбиции, а национальный колорит.
Вместе с Алгури и активистом комитета, студентом четвертого курса Арсеном мы отправляемся на экскурсию по финансово-экономическому факультету. Доходим до корпуса. Входим в ворота. Из здания навстречу вырывается толпа студентов, человек семьдесят или восемьдесят. Сначала вся ватага схлынула вбок, в небольшой сквер у корпуса («Сейчас будет драка», — прокомментировал Арсен), потом ее замотало по его периметру («Ищут подходящее место»), затем она растеклась на части («Разбиваются на несколько фронтов») и наконец прибилась к боковому фасаду корпуса (комментатор убежал). Появился местный старейшина — почтенных лет преподаватель, но, для того чтобы разнять дерущихся, его авторитета оказалось недостаточно. Тогда он попытался впихнуть в толпу одного из окруживших ее милиционеров, но тот оказал сопротивление.
Все заканчивается довольно быстро: из эпицентра событий вырывается до крови избитый молодой человек, садится с товарищами в BMW и уезжает. Затем оттуда же показываются Арсен, Алгури и фотокорреспондент «РР». Пока последний описывает преимущества сложившейся фотокомпозиции («Там сзади дерущихся была такая красивая стена, деревья…»), Алгури и Арсен счищают грязь с брюк и обуви.
Ссоры рождаются из ничего — косо посмотрел, «неаккуратное слово» сказал, «салам кинул» не двумя руками, а одной. Ребята объясняют, что оружие нужно на случай «непоняток»
Картина вторая. На сцене появляются женщины, прибежавшие с соседнего рынка. Первым делом они набрасываются на милиционеров: «Вы куда смотрите?!», «Почему допустили?!», «Когда надо, вы бездействуете!». Милиция молча разворачивается и уходит, всем своим видом давая понять, что спорить с женщинами — ниже ее достоинства. Тогда женщины обращаются к студентам: «А вам не стыдно?! Убьют вас к чертовой матери, посмотрим, что будет!»
Наконец женщины уходят и на сцену выступаю я: «В чем причина конфликта?» В ответ галдеж: «Да вы же не с нашего города, все равно не поймете!», «У нас так принято — один на один, а остальные смотрят!».
— Но там было не один на один…
— А вы хотели, чтобы мы их разнимали? — усмехается высокий студент. — Вы же слышали, они стреляли. Даже менты и охранники побоялись лезть.
— Почему побоялись?
В ответ хор голосов: «Да потому что дрались дети непростых родителей. Менты их отцов боятся!», «Из-за девушки дрались, один на нее не так посмотрел, а она родственника позвала!», «Они сейчас продолжат, снова толпу в пединституте соберут!», «Нехороший конец будет!», «А что, в Москве не убивают?!», «Что, наших там не бьют?!», «Ваши скинхеды тысячей на одного нападают!», «И вы еще в тяжелых ботинках приехали!».
Отвлекаю внимание от своих ботинок: «У вас сейчас сессия. Вы экзамены сами сдаете?»
— Какой — сами? Смеетесь, что ли?!
— За бабки, за бабки сдаем!
— У нас, на физмате, от пятнадцати до двадцати тысяч сессия стоит.
— Преподы нас валят! Вот у Ширапутдина, нашего авторитета с физкультурного факультета, спросите. Они не любят тех, кто учится!
— А вы не с экономического? — спрашиваю я.
— Да вы что?! Откуда у наших родителей такие деньги! Мы с физмата. Вы зайдите в наш корпус, не увидите таких вульгарно одетых девушек, как тут и на юрфаке. Университет — это же явное расслоение общества.
— Ну, хорошо! Тогда зачем вы сюда поступаете, если все равно не учитесь?
— А куда нам деваться?! Мы, в отличие от юристов и экономистов, не на авторитет работаем. Мы от армии косим!
— Тогда почему вы не пожалуетесь на взяточников?
— Здесь ловят только тех, кто с вышестоящими не поделился…
2
Ситуация с ректором ДГУ тоже непростая. Бывший ректор Омар Омаров сложил полномочия еще год назад, и в течение года исполняющие обязанности не могли поделить его кресло. Наконец новый ректор — можно сказать, совершенно посторонний человек — был выписан президентом республики Муху Алиевым из МГУ. К слову сказать, преподаватели тут же устроили митинг протеста против его назначения без выборов. И все же Муртузали Хулатаевич Рабаданов занял кресло ректора. Он встретил меня в своем кабинете.
— Я не мог вам отказать, — предупреждает он. — Только диктофон выключите. Поймите меня правильно, сегодня я первый день в этом кабинете.
— Ваши преподаватели утверждают, что действительно учатся 90% студентов, а студенты говорят, что всего 10%.
— Студенты вам правду сказали, — тихо отвечает ректор.
— И вы в курсе, что ваши преподаватели «толкаются»?
— Да, есть такое дело. Даже президент Муху Алиев недавно затронул вопрос коррупции в университете.
— А вы знаете, что на финансово-экономическом факультете только что произошла массовая драка?
— А вы и там были?.. Да, мне сообщили. Мы будем разбираться. У нас на днях один студент юридического факультета во время лекции выстрелил в потолок холостыми патронами. Он уже исключен. Приезжайте к нам через два года, меня для того и вызвали из Москвы, чтобы переломить ситуацию. Только не пишите о наших ребятах плохо. У нас хорошие ребята. Спортсмены. Борцы. Правда, в футбол играют так же плохо, как и русские.
Чемпионов Европы и мира по борьбе в республике не счесть. И именно на них равняются 99% ребят. Студенты так расставляют приоритеты: на первом месте религия, на втором — спорт, на третьем — учеба. Из-за занятий в вузах, а потом в спортзале многие из них не успевают днем совершать намаз, но вечером обязательно отдают двадцать минут возмещающей молитве.
Тамерлан и Саид — студенты. Один занимается спортом, чтобы суметь за себя постоять, ведь в Дагестане что ни день, то драки. А другой хочет стать чемпионом мира. Через спорт, объясняет Саид, легче проложить дорогу в политику.
— Знаешь такого спортсмена — Карелина? Сейчас он депутат Госдумы. Ему все оказывают уважение, он сделал себе имя благодаря спорту.
— Ближайший к Дагестану пример — братья Хачилаевы, старший из которых тоже стал известным благодаря спорту, — напоминаю я. — Всех троих убили…
— Я с ними рядом жил. Старшего на моих глазах убили, — говорит Саид. — Но у каждого своя судьба.
Про себя я сочувствую Саиду, а в его лице всем дагестанским ребятам из малообеспеченных семей. Окончив университет, они столкнутся с безработицей, а в спорте слишком высока конкуренция: спортсменов в Дагестане, пожалуй, еще больше, чем юристов и экономистов.
— Экзамены сдал?
— Только одна преподавательница осмелилась не поставить мне зачет, — отвечает Саид.
— Осмелилась? Тебя боятся, потому что ты борец? — спрашиваю я.
— Не, потому что он племянник президента Муху Алиева, — объясняет Тамерлан.
— Зачем ты? — удивляется Саид. — Я ничем от других не отличаюсь. Я еще никем в этой жизни не стал.
Студентки юридического факультета Аида, Мадина и Джамиля тоже в этой жизни пока никем не стали, но станут: их будущее уже определено состоятельными родителями. Аида будет работать в фирме отца, Джамиля после учебы откроет юридическую контору где-нибудь в Москве, а Мадина уже учится в столице и работать будет там же, у родственников. А пока они коротают пары в элитном студенческом кафе «Капучино».
— Мы сидим в кафе и знаем, что нашим родителям придется за это платить, — говорит Джамиля, имея в виду свои прогулы.
— Реально легче отдать такую сумму, чем несколько дней сидеть и зубрить, — дополняет Аида.
— А почему вы взятками интересуетесь? — вдруг спохватывается Джамиля. — Мы свой университет подставлять не будем.
— Не будете подставлять людей, которые вымогают у вас взятки? — удивляюсь я.
— При чем тут преподаватели? Студенты их сами разбаловали.
— То есть вы их оправдываете?
— Да. Потому что нам сами родители много чего обещают, вот мы и не учимся, заранее зная, что рабочее место уже готово. Да и в чем смысл такого образования? Я поступила с помощью отца, но первые три года действительно сама училась, переживала из-за каждой четверки, а потом поняла, что прогульщики, которые вообще к экзаменам не готовятся, в отличие от меня идут на пятерки.
— Преподы валят, потому что знают: ты можешь их «толкнуть», а иначе бы на юридическом не учился, — дополняет Мадина. — Они видят, во что одеты наши девочки и на чем ездят наши мальчики.
— Или вы думаете, они нам нормальные знания дают? Мы все на практике сами наверстаем.
Мы сидим, мирно пьем кофе, курим кальян. Нарушаю спокойствие: «А представьте, сейчас сюда зайдет ваш папа?»
— О! Только не это!
— Мой меня убьет!
— А мой в такие места не ходит.
Девушки объясняют, что «убьет» не за кафе и не за кофе, а за кальян и пропуск занятий. Считается, что нормальные девушки по «таким местам» не ходят.
— Только нам все равно, мы и одеваемся как хотим, — Аида указывает на свою короткую юбку. — Родители мне разрешают, так почему я должна думать об окружающих дебилах?
— У нас «спина», — коротко бросает Джамиля.
«Спина» — это родственники, которые могут за тебя постоять. Если «спины» нет, приходится быть скромнее. В случае непристойного взгляда, слова или жеста со стороны постороннего мужчины девушки «со спиной» просто молча достают трубки и звонят братьям. Те и сами просят: чуть что, ты сразу звони.
— Они же отморозки, — говорит Мадина. — 99% ребят борьбой занимаются, поэтому очень тупые.
Девушки хохочут.
— Самый крутой тот, кто больше всех в городе побил, — рассказывает Джамиля. — Мы вообще внешность ребят не рассматриваем. Главное — чтобы будущий муж был защитником.
— А вообще у нас ребята хорошие, — решают девушки реабилитировать дагестанских мужчин. — Все молятся.
— А вы молитесь?
— Конечно! Но в основном совершаем только возмещающую молитву вечером, потому что нужно переодеться, снять макияж, стереть лак с ногтей…
— На дискотеках бываете?
— Можно пойти, только днем и с женихом или с родителями, — отвечает Аида. — А ночью туда нормальные люди не ходят. Лучше знаешь что скажи, я недавно была в Москве, хотела в киоске купить журнал Cosmopolitan, а меня продавщица черножопой обозвала. За что?
— А ты думаешь, в Москве взяток не берут? — неожиданно меняет тему Мадина.
Я так не думаю. Взятки берут почти во всех российских вузах. Но не в таких невероятных масштабах, как на Кавказе. Однажды я тоже давала взятку преподавательнице по философии. Правда, сначала выучила весь пройденный за семестр материал. Зачет я не получила, потому что преподавательница привыкла брать взятки. Зашла к ней на пересдачу с деньгами, но не представляла, как смогу их ей протянуть. «Положите в зачетку», — посоветовала она. Я протянула ей зачетку с деньгами, она смахнула их в ящик стола, а потом прочла мне небольшую лекцию на тему «Сами не учитесь, а преподавателей заставляете о ваши деньги пачкаться».
3
Десять часов вечера. Я на кухне мужского общежития Дагестанского госуниверситета. На столе картофельные очистки, на полу дерутся кошки. Обстановка бедная и неуютная. У входа сгрудились ребята. Все они — приезжие из районов. Студентов юридического и экономического факультетов среди них нет. Они горячо уверяют меня, что живут здесь не потому, что денег на аренду квартиры не хватает, просто им здесь весело. «А если бы еще девочек сюда поселить, здесь вообще бы до конца жизни можно было бы жить», — смеются ребята. Однокомнатную квартиру в Махачкале можно снять за две тысячи рублей в месяц.
— Не верьте им, — говорит проживающий в общежитии юрист ДГУ Гаджимурад Гаджимурадов. — Они все, как и я, из бедных семей. Но из-за кавказской гордости никогда в этом не признаются.
— Как и вы не признаетесь в том, что в вашем университете процветает взяточничество, — замечаю я.
— Нету у нас такого, — отвечает Гаджимурадов, а потом добавляет: — А в Москве что, не берут?
— А вам легче оттого, что в Москве берут?
Гаджимурадов уходит.
Гамзат и Саид — исключение. Они учатся на экономическом факультете, но на платной основе. Для того чтобы заработать на учебу и сессию, во второй половине дня ребята подрабатывают охранниками на бензозаправке, а Гамзат еще и трубками торгует, скупая их во время сессий у тех же студентов, которым не хватает денег «на экзамены».
Мы идем в комнату Саида. В ней умещаются две кровати, облупленная тумбочка и школьная парта вместо стола. На стенах плакаты религиозного содержания и фотографии спортсменов.
— В середине на фото — я, — указывает на стену Гамзат.
Он не уважает преподавателей, берущих взятки, но все равно их дает. А Саид уважает, потому что, если преподаватель видит, что со студента взять нечего, он не будет ему жизнь губить, поставит тройку, даже если тот не готов.
— Преподаватели, особенно пожилые, любят, чтобы их при встрече в коридоре или на улице спрашивали, как у них дела, как здоровье, — говорит Саид.
— Нет! — перебивает его Гамзат. — Ты мне скажи, за что его уважать?
— А ты не давай, и он не возьмет! — вмешивается третий парень, Арслан.
— Тогда пусть занимается со мной, как положено! — не унимается Гамзат. — Я выучу и сдам любой предмет.
Будущее Гамзата тоже определено: окончив университет, он пойдет в армию.
— А что, есть варианты? Или 60 тысяч рублей на покупку военного билета? Если надо, то и в военной зоне буду служить. Я даже хочу, чтобы там была дедовщина, буду ее искоренять. Дагестанцы — такой народ, мало чего боятся.
Гамзат демонстрирует мне пистолет Макарова. Арслан тоже. И тут я понимаю смысл объявления у входа в одно из местных кафе: «Просьба в спортивной форме и с оружием не входить».
— Мой отец мне сказал: раньше наши предки с кинжалами ходили, но времена меняются, сейчас кинжал нужно заменить пистолетом, — говорит Гамзат.
— Но ваши предки жили в других условиях, — замечаю я.
— Да вы не думайте, мы редко стреляем, и то в воздух, — говорит Арслан. — Мы не за идею деремся, а за свои мужские принципы. В Махачкале никогда не столкнутся фанаты «Динамо» и «Анжи». Мы будем вместе сидеть, молча смотреть матч и ужинать. А если моя команда проиграет, я поздравлю друга, который болел за другую команду, и мы вместе пойдем обмывать победу.
Ребята объясняют, что оружие необходимо на случай «непоняток», которые в городе происходят все чаще, потому что «с гор спускаются быки», то бишь первокурсники на учебу из сел приезжают. Ссоры рождаются из ничего — косо посмотрел, «неаккуратное слово» сказал, «салам кинул» не двумя руками, а одной. Гамзат с Саидом тоже при знакомстве подрались, но Арслан совершил масляхат (примирение), и они стали лучшими друзьями. Арслан — опытный масляхатчик. Его постоянно вызывают на драки, чтобы убедить враждующие стороны разрешить конфликт мирным путем.
— Потому что он хитрый лакец, — комментирует Гамзат. Сам он аварец. Но национального расслоения в республике практически не чувствуется, хотя в ней живут тридцать с лишним национальностей.
Ребята говорят, что и подравшиеся на экономическом факультете завтра будут драться друг за друга, если одного из них обидит кто-то посторонний. Вот и Саид теперь никогда не бросит Гамзата в беде. Даже если тот будет неправ.
— Если Гамзат подерется с моим братом — даргинцем, — растолковывает мне Саид особенности национального менталитета, — я буду стоять не с братом, а с другом, даже если тот неправ. Я объясню ему, почему он неправ, но я его в беде не брошу.
Время намаза. В общежитии его совершают почти все студенты. Когда-то здесь была специальная молитвенная комната, но руководство решило переделать ее в кухню, упирая на то, что ДГУ — светское заведение. Ребята устроили мини-бунт, и администрация ограничилась тем, что занесла в комнату кухонные плиты, но к газу их так и не подключила.
— А я тогда назло в ваххабиты пойду! — снова горячится Гамзат. — А что в намазе плохого? Почему ислам — это сразу экстремизм? У нас не курят, не пьют и матом, как в Москве, не ругаются. А можно вам вопрос задать? Почему в Москве к нам так плохо относятся?
— А вы были в Москве?
— Не был. В январе еду. Там у вас скинхеды режут наших. Мы ведь похуже вещи можем делать, но не делаем же. Вот у меня тут в общаге друг русский… Сейчас, кстати, тоже сессию «толкает»…
— А я в Москве был, — говорит Саид. — Уступил в метро место пожилой женщине, хотя русские ребята сидели. А она мне знаете что сказала? «Понаехали тут, чурки!» До сих пор обидно! Почему?
— А вы у нее сами не спросили почему?
— А я когда был в Геленджике, объявили конкурс лезгинки, — перебивает Арслан. — Только зазвучала музыка, как из бильярдной выбежали русские старики и закричали: «Выключите эту хренотень!»
— Я бы с ними… поругался, — замечает Гамзат. — Какой привет, такой ответ.
— Я же говорю, старики были. Старших надо уважать. Просто русским в психологию забили, что мы опасные, невоспитанные, а мы просто живем у себя по своим понятиям.
Под конец я все-таки нахожу студентов, которые учатся. Точнее, студенток. Они живут в женском общежитии. У них нет двух тысяч рублей на аренду квартиры и уж тем более десятков тысяч на сдачу экзаменов. Преподаватели, надо отдать им должное, этих девушек не заваливают, понимая, что все равно с них взять нечего. В общежитии царят строгие порядки. Комендант Айшат не выпускает девушек на улицу после девяти вечера. «Могут украсть», — объясняет она. Ее рабочий инструмент — педаль, вделанная в пол. Одним нажатием Айшат запирает вращающуюся дверь входа в общежитие, другим — отпирает. Уговоры мальчиков впустить их на нее не действуют, Айшат неумолима.
С трудом вытягиваю из студенток информацию — они стесняются.
— В кафе ходите?
— На факультетах есть столовые…В кафе — только всей группой по праздникам… Там каждый день только крутые бывают.
— А на дискотеки?
— О-о-о! Нет!
— А среди вас есть члены молодежных партий?
— Я бы в ЛДПР вступила, — говорит одна из студенток. — Жириновский все правильно говорит. Особенно мне понравилось, когда он газ Украине отключил.
— Да нацист он, этот ваш Жириновский, — спорят другие. — Он дагестанцев ненавидит!
— Зато этого не скрывает. А то другие нас любят! — вступается за лидера ЛДПР его поклонница. — Он честный. Такой же, как Сталин.
— При Сталине люди гибли.
— Зато СССР был великой державой. Цель оправдывает средства.
Последний пункт назначения — кафе City. Плюнув на национальный менталитет, мы сопротивляемся попыткам охранников нас обыскать.
— Все из карманов выложи. Сумку покажи.
— А вы не можете сказать «пожалуйста»? — спрашивает фотокорреспондент.
— Вас че теперь, умолять? — изумляются охранники. — Вы знаете, чье это место? Сына бывшего президента. Вчера такая же девушка приходила, с такой же сумкой. В ней она пронесла пистолет своего парня, а он устроил тут пальбу. Мы же для вашей безопасности стараемся.
— Он кому-то хотел отомстить? — интересуюсь я.
— Не, просто стрелял.
Фотокорреспондент требует жалобную книгу. Пока он вписывает в нее длинную жалобу, я размышляю о том, что Махачкала — опасное для жизни место, ведь дагестанцы до сих пор живут по горским законам, кое-как подогнанным под современность. Кинжалы они заменили пистолетами, горячих лошадей — «мерседесами», но правила дорожного движения так и не научились соблюдать. Они по-прежнему уважают старших, невероятно гостеприимны, готовы сделать широкий жест на последние 50 рублей и подраться из-за пустяка. Они и к Москве готовы хорошо относиться, просто ждут, пока сама Москва проявит к ним уважение. А без этого никак — на Кавказе все построено на уважении.
Перед отъездом в аэропорт мы в последний раз заходим на юридический факультет. В корпусе отключили свет. На стенах темных коридоров пляшут тени студентов, превращая университет в театр гротеска. Я выслушиваю еще одну историю очередного студента юрфака. Он не учится, потому что еще два года назад родители подготовили ему место в правительстве. «А пока, давая взятки, вы учитесь брать их в будущем?» «С этого все и начинается», — отвечает он без тени улыбки.
Фото: Михаил Галустов для «РР»
