Обухарский халат! — завистливо тянут мои гости. Неяркое, не очень аккуратно скроенное и сшитое изделие бухарских ремесленников привлекает внимание людей, которые могут себе позволить качественный заводской текстиль, но предпочитают из каждой поездки привозить для дома «что-нибудь настоящее». Таков мировой тренд.

Желательно, чтобы это «настоящее» было ручной работы или сделано по старинным образцам. На худой конец — чтобы имело яркий национальный колорит. Из Франции привозят лиможские ткани, из Швеции — стекло ручной работы, из Финляндии — валяную обувь, а с Сардинии — напольные коврики, сшитые из лоскутков местными старушками (сардинские бабушки уже сколотили себе состояния на любителях «экологического дизайна» и дешевле 300 евро свои коврики не продают). Вся эта экзотика вполне гармонично соседствует и с ультрасовременной дизайнерской мебелью, и с антиквариатом.

Вот только источников «настоящих» традиционных вещей с каждым годом становится все меньше, а сами вещи — все дороже. Вязаные носки из Дании или шелковое платье из Пакистана по цене скоро смогут соперничать с коллекциями ведущих мировых дизайнеров. Потому что аутентичная вещь — это уже давно предмет роскоши.

Одна из торговок — лет двадцати с небольшим — тщательно меня ощупывает и осматривает. «Я скоро тоже в Европу поеду. Мне учиться надо по-вашему одеваться»

Но европейский рынок уже наелся индийскими тканями, африканскими статуэтками, китайским фарфором и перуанской шерстью. Все это без разбору называется стилем этно, который прочно ассоциируется с ограниченным количеством стран — поставщиков узоров и расцветок. Поэтому западные дизайнеры продолжают поиски «настоящего» в тех краях, где глобализация еще не унич­тожила традицию.

Как найти настоящую вещь

Целая кладовая дизайнерских идей — Узбекистан. Традиционные местные изделия очень привлекательны: знаменитые халаты, тюбетейки, покрывала с национальной вышивкой сузане. Самое главное — узбекский национальный дизайн еще не освоился на мировом рынке, а потому сохраняет высокое качество: навыки мастеров по-прежнему передаются «из рук в руки». Благодаря обычаю эти технологии, собственно, и живы.

Дизайнерам, которые возрождают национальные традиции на волне интереса к аутентичности, не надо ездить по отдаленным деревням и селам, чтобы узнать секреты той же тамбурной вышивки. Мастерицы есть в каждом подъезде

Вообще-то сами узбеки предпочитают европейскую одежду и утварь, а традиционные вещи обычно дарят на свадьбу или рождение детей. Зато узбекские пальто, сапоги и платья с тамбурной вышивкой экспортируются в Москву и пользуются такой популярностью, что недавно в Столешниковом переулке открылся целый специализированный магазин. Правда, он продает не аутентичные тюбетейки и скромные полосатые халаты, а стилизованную одежду с национальным узором — расписные батники, вышитые сапоги с загнутыми носами и бусы из разноцветных войлочных шариков.

В Ташкенте абсолютно все торговцы национальным колоритом утверждают, что только их вышитые покрывала по-настоящему старые — только что из бабушкиных сундуков — и именно поэтому стоят 200 долларов. Впрочем, злые языки утверждают, что все эти «сундуки» находятся здесь же, в махале (Старом городе), и себестоимость этих покрывал не выше 10 долларов. Но московские декораторы все равно за ними охотятся. Не для того чтобы стелить на диван или кровать — их вешают на стену, как картины. В качестве бонуса к покупке вам непременно расскажут, что сузане были обязательной составляющей приличного приданого и что в аутентичном ковре один узор должен быть незавершен. Эта незавершенность символизирует связь поколений: то, что не доделала мать, обязательно должна продолжить дочь.

Большинство коллекций приспосабливают традиционный силуэт к современным тенденциям: халат укорачивается до батника, шаровары сближаются с лосинами

Может, узбекские торговцы еще и не так хорошо освоились в международных тенденциях, как сардинские старушки — все-таки туристический поток в Узбекистане пожиже — но цены и легенды у них вполне интернациональные. Традиционные атласы и адрасы (хлопковая ткань) с узором икат непременно выдаются за ручную работу. Распознать настоящий хенд-мейд можно по ширине полотна: вручную его ткут на очень узком станке. Машинное — шире. Ну а фабричный продукт отличает фабричная же ширина, приближающаяся к метру, и частый обрыв нити, которая волосом тянется за материалом. Местные жители ткани ручной работы берут редко, только для исключительных случаев: очень дорого, от 4 до 6 тысяч сум за метр (1 доллар равен 12 сумам). Им по карману лишь местная фабричная синтетика с яркой цветочной набивкой по темному фону, изобилием блестящих нитей и кружевной отделкой.

Торговки тканью, видя мою искреннюю заинтересованность в полосатых адрасах, побросали свои лотки и окружили меня плотной стеной, наперебой уговаривая купить отрез целиком: «Отличный костюм выйдет». Под костюмом подразумевались широкие брюки и «пиджак» длиной до середины икры, именно в таких костюмах ходят местные модницы. По мусульманским обычаям — верх щегольства. В Москве мусульманки укорачивают свои «пиджаки» до бедер, оставляя из обязательных атрибутов «приличного костюма» только белую косынку. В странах же, исповедующих ислам, поверх такого костюма обязательно будет модный плащ европейского покроя. Одна из торговок — лет двадцати с небольшим — тщательно меня ощупывает и осматривает. «Я скоро тоже в Европу поеду. Мне учиться надо по-вашему одеваться», — объясняет она.

С тканями соседствуют обувные ряды. Здесь работает сапожник, который за пятьсот-тысячу сум зашивает китайские кроссовки и чинит туфли из черного кожзаменителя. Разговорчивые и приставучие старушки вяло торгуют ичигами — мягкими сапогами из тонкой кожи с мехом внутри. Есть ичиги и без меха. Это домашняя обувь без жесткой подошвы. Носят их с калошами, которые на центральном ташкентском рынке «Чорсу» продаются буквально повсюду. Узбекские калоши отличаются от русских формой и скромным цветом подкладки. Длинные, узконосые, похожие на лодочки, блестящие лаковой резиной, они выглядят очень нарядно. Продаются они недорого, можно сторговаться за три тысячи сум, а носятся, наверное, вечно. Вообще-то калоши считаются обувью старшего поколения, которое носит их, скорее, по привычке, вместе с ичигами. Но на рынке их почему-то раз в десять больше, чем обычной обуви.

На улицах традиционная одежда сочетается с пальто европейского кроя, сумками яркой расцветки и детскими колясками Cicco. В мебельных рядах продают национальные колыбельки бешик с круглой дыркой в днище, предназначенной, как объясняют продавцы, для стока. Бешик обязательно дарят молодоженам. Узбекская свадьба, даже в современном варианте, это не менее двух тысяч гостей. А большинство молодоженов вообще предпочитают устраивать двухсерийное торжество. Сначала традиционное, для родителей, тетушки Умиды, бабушки Дильдоры, дедушки Джамала и еще пары сотен родственников: со свадебным пловом, свадебной паранджой и подарками вроде бешика. А потом современное — для себя и своих друзей, с белым декольтированным платьем, фотографиями на фоне городских достопримечательностей и символическим выпусканием голубей. Плов, правда, скорее всего, будет и здесь: без него, как в России без салата оливье, — ни Новый год встретить, ни свадьбу сыграть.

Ташкент заполонен автомобилями «деу» местного производства. В потоке крошечных «матизов» и стандартных «нексий» иногда мелькает старенькая «шес­терка» или относительно новая «девятка» — признак невиданной крутости по местным меркам: растаможка в Узбекистане стопроцентная. И вдруг в третьем ряду почти со скоростью потока — ишак с тележкой, а в ней жестяная труба. Молодые парни кричат ему вслед: «Эй, такси!», дети восторженно тычут пальцами. «Видите, для нас это тоже экзотика, — застенчиво говорит наш гид. — Не думайте, мы — современная страна».

Как делается мода на традиции

Осенью в Ташкенте проходила вторая национальная Неделя моды, по уровню работ более сильная, чем московская, которой уже 6 лет.

Англичанка Дженни Пекхэм предложила вечернее платье из узбекского атласа, а американец Оскар де ла Рента — маленькую сумочку-клатч, обтянутую тем же материалом. Узбекские дизайнеры, многим из которых не больше 30 лет, показали удивительно зрелые работы. Большинство коллекций гармонично приспосабливают традиционный силуэт к современным тенденциям: халат укорачивается до батника, шаровары сближаются с лосинами, а национальную тамбурную вышивку и узоры сузане вообще как будто специально приду­мали как будущий главный тренд сезона. Причем если платья с узором икат на улицах не встречаются, то за пальто, украшенными тамбурной вышивкой, ташкентские модницы занимают очередь к дизайнеру Дильдоре Авезовой.

Узбекские ткани — от популярных атласов яркой расцветки, растиражированной в качестве национальной символики, до менее известных за пределами страны смесовых адрасов — отлично подходят для современной одежды, особенно вечерней.

Дизайнерам, которые возрождают национальные традиции на волне интереса к аутентичности, не надо ездить по отдаленным деревням и селам, чтобы узнать секреты той же тамбурной вышивки. Мастерицы есть в каждом подъезде, а специальные машинки для вышивки — это те же модернизированные Singer с ножным приводом, которые строчат и в московских квартирах. В Ташкенте есть программа обучения тамбурной вышивке на дому. Понятно, что не все будут расшивать пальто и пиджаки на продажу, кто-то ограничится собственным гардеробом. Зато налицо непрерывность передачи знаний «из рук в руки», от поколения к поколению.

В Бухаре, в здании XVI века, взятом под охрану ЮНЕСКО, открыта школа ковроткачества, где в комнатках, больше похожих на кельи, сидят девушки и создают шелковые ковры по старинным бухарским образцам. В день они ткут по одному сантиметру, на одно небольшое изделие уходит пять-шесть месяцев, хотя плотность его не так уж и велика — всего 10 узлов на квадратный сантиметр. На ковер нужно до 15 килограммов шелка. Выглядят они немного неаккуратно, что, видимо, призвано акцентировать внимание покупателя на рукотворности изделия. Ковры продают тут же за полторы тысячи долларов или отправляют за границу.

Мода в Узбекистане — дело государственное: ему покровительствует дочь президента. Трудно сказать, насколько далеко глядят правители, пестуя национальную традицию, и смогут ли они преодолеть соблазн стать «Западом». Но если, до того как узбеки окончательно переоденутся во все европейское, местный колорит оценит еще и бизнес, то тамбурную вышивку будут носить во всем мире.

Фото:  Сергей Каптилкин для «РР»