Хотя в деревне Будущее жители сильно тоскуют по советскому прошлому, они не стали голосовать за коммунистов. Кому они отдали свои голоса и почему?

Злые языки вполне могли бы назвать Анастасию Андроньевну Митрушевскую «диктатором» или чуть мягче — «авторитарным руководителем». Как-никак она находилась у власти 43 года. Нет, у нее не было ни ядерного чемоданчика, ни «охранки». Она была просто депутатом поселкового совета. «Это у вас в Мос­кве власть каждые два года меняется, — говорит она нам. — А меня каждый раз просили: “Настя, останься, останься”. Я и оставалась». Последний раз она участвовала в выборах в 2005 году, когда ей было уже 80 лет. Не выиграла только потому, что решила: с властью пора расставаться. И хотя кандидатуру свою не сняла, но агитировала против себя — за молодого «преемника». И сейчас с интересом следила за президентскими выборами и как могла агитировала односельчан: «Многие говорили, мол, нам на выборах делать нечего. А я им: “Как же так, наш голос тоже что-то значит”». Из 60 жителей Будущего в выборах приняли участие 29.

Вообще-то жители Бологовского района Тверской области до сих пор путаются с названием этого села. Когда-то оно называлось Святое. Но потом его пере­именовали. Когда — точно вспомнить не могут. Одни говорят в 60-х, другие — в 70-х. С тех пор Будущее обветшало. Раньше здесь жили 500 человек, был спиртзавод, работавший в две смены, и три фермы. Теперь нет ничего. Спиртзавод закрыли еще при советской власти как нерентабельный. От него остались только светлые воспоминания да одна стена, которую не сумели разобрать на кирпичи (уж очень крепкая — дореволюционная — кладка). Последняя ферма прекратила работу полгода назад.

На всю деревню пятеро детей. Трое — школьники — живут в интернате при школе за пару десятков километров отсюда, приезжают к родителям только на выходные. Недавно в селе родились два ребенка. «Без мужей девчонки родили, — сокрушается Анастасия Митрушевская. — Оно и понятно. Какие у нас сейчас мужики? Уехали все. Вот когда спиртзавод работал, там в каждой смене только химиков семь парней работало. Все молодые, красивые. А еще технологи, рабочие…»

Единственный магазин в Будущем тоже закрыли: продавщица уехала в Бологое, а работать больше некому. Один-два раза в неделю приезжает автолавка со скудным набором продуктов. А иногда и не приезжает. Кто его знает, что с ней случается: то ли бензина нет, то ли кардан полетел. В таких случаях выручает дядя Витя. Так его зовут в деревне, хотя он, конечно, никакой уже не дядя. Виктору Матвееву 68 лет, и у него есть лошадь (одна из двух на всю деревню). Примерно раз в неделю он запрягает свою кобылу Сойку и едет в ближайший магазин за продуктами: «Без свежего хлеба плохо. Когда автолавка приезжает, купишь, конечно, но не рассчитаешь: дашь кусок лошади, кроликам — хлеб и закончился. Вот и приходится ехать». Перед выездом односельчане приносят дяде Вите записки: что кому купить. Будь он коммерсантом, давно заработал бы свой миллион. А он вместо этого сидит и рассуждает с нами о выборах: «Лишку они говорят по телевизору, лишку. Вот Жириновский кричит: “Я выпущу людей из тюрьмы”. А как же их выпускать, если они порченые уже?» Медведев, по его словам, «лишку» не обещает. Может, по­этому на следующий день, когда мы приезжаем к нему с членами избирательной комиссии и переносной урной, он прямо при нас голосует за фаворита президентской гонки. Аргумент приводит один: пенсии при Путине стали платить вовремя. Пенсия у дяди Вити чуть больше 4 тыс. Из них 350 рублей — надбавка за 45-лет­ний непрерывный стаж.

Предвыборной агитации на селе почти не было. Даже местные чиновники, по-своему озабоченные итогами выборов и явкой на них, в Будущее не приезжали — только передавали через почтальона агитационные материалы. А один раз почтальонша и в поддержку Жириновского газеты разносила. Но в целом — скучно. С думскими выборами не сравнить, не говоря уже о 1996 годе, когда до самого конца не было понятно, кто же в итоге победит — Ельцин или Зюганов.

— Кто только тогда не приезжал, — вспоминает Анастасия Митрушевская. — Из горкома даже заезжали, все за Зюганова агитировали.

— И за кого вы проголосовали?

— За Ельцина почему-то…

О политике сельчане говорят много и охотно. Но что удивительно, даже критикуя власть — и местную, и московскую, — все равно в большинстве голосуют за нее. Анатолий Евдокимов, «преемник» Анастасии Митрушевской на посту местного депутата, просит нас: «Не пишите, что у нас все плохо. Далеко не все». И тут же рассказывает: Кафтинское сельское поселение (это новая административная единица, недавно появившаяся благодаря 131-му закону о местном самоуправлении) объединяет 22 деревни. В том числе и Будущее. Налогов администрация поселения собирает 140 тыс. в год (с полуразвалившегося сов­хоза и пары магазинов). Плюс дотации из области да минус расходы на саму администрацию — остаются те же 140 тыс. в год на все деревни.

— Вы будете смеяться, но я хотел в деревне одну лампочку повесить, чтобы вечером светло было. Не мог: денег не было. Только недавно купили, — рассказывает Анатолий Евдокимов. — Клубы содержать — денег нет. Дороги от снега чистить — денег нет. А 1-е июля я жду как Судного дня.

— Почему?

— На наш бюджет баню местную «повесят». У нее долгов 300 тысяч рублей. А закрыть ее нельзя: людям помыться негде будет.

— И что делать?

— Да все просто. Наш, местный человек на машине ездит по нашим дорогам, а дорожный налог уходит в Москву. Подоходный налог во всем мире люди платят по месту жительства, а не по месту работы. Сделайте то же самое в России — и мы с протянутой рукой ходить по чиновникам не будем. Только чиновникам это разве выгодно?

С Анатолием мы разговариваем уже на пороге его дома, когда он проголосовал, а члены избирательной комиссии пошли к соседям. Он не скрывает, рядом с какой фамилией поставил галочку, и единственное этому объяснение — он еще верит в способность новой московской власти исправить хоть что-то.

Надо сказать, что когда депутатом была Анастасия Митрушевская, проблемы у нее были несколько иные. Она занималась своими «нацпроектами»:

— Когда талонная система была, я со всей деревни талоны собирала и ехала в райцентр отоваривать.

— Неужели, — удивляемся мы, — это было вашей обязанностью?

— Да нет, конечно. Но представьте: женщина дояркой работает, а у нее еще детей двое-трое — когда она поедет? Или перепись скота организуют — кто этим занимается? Я. В медпункте не было ни газа, ни холодильника — я все это «пробила».

Теперь и талонов нет, и скота по дворам почти не осталось, да и доярок тоже. Три женщины, которые работали на закрытой недавно ферме, сидят по домам: в деревне кроме как почтальоном работать негде, а в ближайшее село за семь километров каждый день не находишься. Наталья, одна из бывших доярок, живет на пособие на младшего сына (115 рублей в месяц) и помощь старших детей, которые уехали в райцентр. В выборах не участвовала.

— Почему ферму закрыли? — спрашиваем мы у нее.

— Работать некому было.

— Сколько же доярок нужно на ферму?

— Три.

— А было?

— Три.

— Так почему закрыли?

— Ну, когда доили, когда не доили…

Дядя Витя, он же Виктор Матвеев, долго не отпускал нас после голосования. После того как два года назад у него умерла жена, ему стало совсем одиноко, и он рад любым гостям. «Хорошие уезжают, а шваль всякая остается, — жалуется он, и мы в который раз слышим ностальгические нотки в голосе человека из Будущего. — Даже когда спиртзавод в деревне был, столько не пили. У нас в те времена даже самогон не гнали — потребности такой не было: спирт в каждом доме стоял. Пили только по большим праздникам.

Хорошо раньше жили, хоть и не ели колбасу, как сейчас».

Вот только почему-то при всей ностальгии по прошлому большинство жителей Будущего так и не проголосовали за коммунистов. На избирательном участке № 117, к которому относится

Будущее, в выборах приняли участие 280 человек: 210 отдали голоса за Медведева, 40 — за Зюганова, 27 — за Жириновского и один — за Богданова.