Начало
«Трансляций из Сан-Ремо я ждал с замиранием сердца, это была единственная возможность увидеть музыкальную палитру мира, — вспоминает лидер “Мегаполиса” Олег Нестеров. — Я помню, что все население квартиры вместе с гостями-соседями кучно усаживалось перед телевизором и в урочный час смотрело на этот средиземноморский праздник жизни. Там, конечно, было много шняги, как и в той жизни вообще… Но мы в качестве противодействия научились включать всяческие фильтры. В начале 1980-х в мире царствовали итальянцы. И я не гнушался их слушать, часто включал их хиты в свой диджейский сет — в баре “Двушник”, что в Печатниках. Там был светящийся пол, и, несмотря на сухой закон, посетителям предлагалось несколько видов алкогольных коктейлей. Под итальянские шлягеры молодежь словно попадала во вторую реальность, почти что в настоящую Европу».
С конца 1970-х Италия ассоциировалась у нас с беззаботностью и плейбойским образом жизни. Эксцентричные герои фильмов типа «Невероятные приключения итальянцев в России» не могли не вызывать симпатию — как, впрочем, и Адриано Челентано в «Блефе» и «Укрощении строптивого». Остроумный циничный бабник, он разительно отличался от советских кино-героев и поп-идолов 70–80-х.
Тогда телевизор в поисках развлечений включать было страшно — впрочем, как и сейчас. София Ротару что-то пела про горную лаванду, Пугачева — про айсберг в океане, а Леонтьев — вообще нечто запредельное, кажется, про танец протуберанцев. Дружный дуэт Лещенко — Кобзон пропагандировал эликсир вечной молодости: «Главное, ребята, сердцем не стареть!» Смотреть это было решительно невозможно.
И вот в самом начале 1980-х, аккурат после московской Олимпиады, все ненадолго изменилось. В телепередаче «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» зрителям чуть ли впервые показали несколько номеров из Сан-Ремо. В частности, «Феличиту» супругов Аль Бано и Ромины Пауэр, «Повседневные истории» Рикардо Фольи, песни Пупо и Друпи. Передача шла поздно вечером, и насладиться этим праздником жизни могли далеко не все. Тем не менее это показалось тогда чуть ли не идеологической диверсией. «Правда» тут же огрызнулась разгромной статьей о «дешевых легковесных песенках, заполонивших голубые экраны».Эстрадная оргия
20 июля 1984 года Центральное телевидение решилось показать фестиваль не фрагментарно, а почти целиком — в течение часа. Тогда миллионы телезрителей увидели Тото Кутуньо, Пупо, Рикардо дель Турко, Аль Бано и Ромину Пауэр, Клаудио Виллу, Флавию Фортунато, Бобби Соло и Рэнди Кроуфорд. Виды Сан-Ремо, неагрессивная музыка, прилизанная картинка, гламур. Театр «Аристон» — многоуровневая сцена, белые ступени винтовых лестниц, по которым, словно с небес, к зрителям вальяжно спускались красавцы-артисты. Яркие костюмы, глубокий звук, продуманный свет, десяток телекамер и крупные голливудские планы поющих звезд с килограммами наивного грима. Теперь фрагменты этой имперской роскоши на YouTube невозможно смотреть без слез умиления.
Неподготовленной советской публике огрызки Сан- Ремо казались чуть ли не восьмым чудом света, и даже те, кто вырос на роке и протесте, прилипали к телевизорам — чтобы поругаться всласть. Стране катастрофически не хватало праздников. Пресловутого
«Евровидения» для СССР тогда как бы не существовало. Продвинутые меломаны знали, что шведский квартет ABBA выиграл какой-то фестиваль с песней «Ватерлоо»… Но что за фестиваль, никто толком не понимал.
Сан-Ремо ни шел ни в какое сравнение ни с польским Сопотом, ни с болгарским «Золотым Орфеем», ни с гэдээровским «Пестрым котлом», где несвободные люди пели несвободные песни о свободе и любви. Бисер Киров, Карел Готт и Мюзик-холл немецкого телевидения на роль суперзвезд и героев-любовников явно не годились.
Поэтому Сан-Ремо в СССР ждали чуть ли не как Олимпиаду. Он был мегасобытием, символом другого мира, где по ночам играют в казино и развлекаются с красивыми мужчинами или женщинами, в зависимости от ориентации.
Видимо, подсознательно Сан-Ремо воспринимался как сериал — с перерывами на 12 месяцев между сериями. Эдакий предвестник «Санта-Барбары». Это было такое постыдное удовольствие: все его смотрели, но признаться друзьям, воспитанным на прогрессивном роке, что тебе нравится сладкоголосая итальянская эстрада, было неловко. Это была модная музыка для девочек, которая звучала практически везде. Из киосков звукозаписи, на южных дискотеках под открытым небом и, конечно же, в кабаках — на плохом итальянском языке. Под сан-ремовские хиты ресторанные лабухи «ловили карася» — от трех до пяти рублей за песню: «Феличита», «Лашате ми кантаре», «Чи сара» и «Мама-Мария».
Разгар праздника
После эстрадной оргии в Сан-Ремо, показанной летом 1984 года, на музыкальную редакцию Центрального телевидения обрушился поток «писем-откликов» и «писем-предложений». Мешки конвертов из почтового отделения на улице Королева привозили грузовиками — редактора не успевали их читать. Не страшно. Смысл писем был один — просили повторить показ. Хотя бы разок. И поздним вечером 30 сентября 1984 года это историческое во всех смыслах событие произошло.
Любопытно, что ни в один вариант ТВ-показа не вошел победитель в номинации «Новые голоса» — Эрос Рамазотти. А все потому, что вышел на сцену в потертых голубых джинсах и кожаных браслетах. Пробиться сквозь советскую цензуру не удалось и совершенно невинному Марио Кастельнуово — с песней о девушке Нине, которая ждала с войны своего парня. Похоже, цензоры из Останкино рассуждали так: Италия во Второй мировой воевала против СССР, значит, девушка дожидалась с фронта нашего врага. Ни больше, ни меньше. Правда, как выяснилось позже, итальянская цензура в то время не уступала советской: после полуфинального прослушивания жюри заставило одного из участников перепеть куплет, выбросив из него строку «Я хочу кокаин, чтобы жить хорошо».
После повторной демонстрации «Сан-Ремо 84» на советском телевидении началось что-то невероятное. В новогоднюю ночь 1985 года фестивальный номер Тото Кутуньо был показан в третий раз за полгода. Несколько раз в неделю на ТВ и радио пели участники Сан-Ремо — и это притом, что в те годы в СССР было всего несколько музыкальных программ. Итальянские песни ставили «на десерт» последним номером в «Утреннюю почту» с Игорем Николаевым, в ночные «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», а по радио — в воскресную «С добрым утром!», в «Музыкальный глобус» и «Поющие меридианы». Причем звучали в основном не студийные записи, а просто фрагменты фестиваля.
В каноническом варианте итальянские хиты появились у нас в эфире лишь после того, как в магазинах стала продаваться лицензионная болгарская пластинка «Сан-Ремо 84». Вскоре она стала таким же дефицитом, как икра, книги из серии «ЖЗЛ», румынские кухни, польская косметика и югославские сапоги.
Попса и рок-протест
Нельзя сказать, что Сан-Ремо в СССР пришелся по вкусу абсолютно всем. Любители рок-музыки и люди с утонченным музыкальном вкусом не воспринимали «итальянское нашествие». «Фестиваль в Сан-Ремо был одним из немногих музыкальных шоу из-за бугра, — вспоминает лидер “Чайфа” Владимир Шахрин. — И это была абсолютно чуждая мне музыка. Поскольку я тогда был непримиримым апологетом рока, то фестиваль смотрел, но ругал. Это было довольно мазохистское занятие: смотрел, чтобы обсудить с друзьями, какое же это говно».
«Киркорова тогда не было, а была отвратительная итальянская эстрада, которая сейчас стала классикой, — считает гитарист “Чайфа” Владимир Бегунов. — А мы слушали хорошую музыку. Это была эпоха Led Zeppelin. А кому не хотелось ее искать, смотрели Сан-Ремо».
«После периода всеобщего разброда, слабоумия и слюнтяйства ныне всему на смену пришло бюргерство, — писал в середине 1980-х самиздатовский “Московский журнал”. — Равнодушное и самодовольное, аморфное и всеобщее. Бюргеры, молодые и молодящиеся, слушают итальянцев и делают деньги. Над новой провинцией Рима реет: “Феличита!” Год назад какой-то безвестный гений придумал к этой омерзительной песне новые слова: “Феличита! Надо машину, цветной телевизор! Феличита!” Точнее не скажешь. И никому не нужен теперь звериный крик нового Джонни Роттена». Как говорится, конец цитаты.
Итальянцы в России
1985-й стал годом триумфа квартета «Рикки и Повери», которые получили в Сан-Ремо первое место. Распределение наград в Италии чем-то напоминало советские фестивали в Юрмале и Сочи: их давали всем по очереди, и никому не было обидно.
В 1986 году «Рикки и Повери» были приглашены в СССР и дали 44 аншлаговых концерта в Ленинграде и Москве. На их выступлениях побывало более 780 тыс. человек, а билеты продавались по двойной-тройной цене. Ровно через год мы выслали в Сан-Ремо собственный десант во главе с Пугачевой и Кузьминым с боевиком «Надо же» («Так неужели, милый мальчик, это был ты?»).
А потом, на волне перестройки, толпы итальянских артистов ринулись с концертами в СССР. Как правило, их акции проходили на крупнейших концертных площадках и назывались «Концерты лауреатов ежегодного музыкального фестиваля в Сан-Ремо». Там выступали Джанни Моранди, группа Matia Bazar, дочь Адриано Челентано Розалинда и многие другие. Организаторы этих гастролей ничем не рисковали: залы при любой погоде забивали тысячи поклонников. По такому же беспроигрышному принципу сейчас проводятся акции типа «Дискотека 80-х» или «Шлягеры “Ретро FM”».
Один из последних всплесков интереса к итальянскому фестивалю был связан с появлением полнометражного художественного фильма «Наш человек в Сан-Ремо», снятого в конце 1980-х по сценарию Сергея Бодрова-старшего. Это была типичная перестроечная сказка про Золушку — с участием группы «Мираж», диджея Минаева, Сергея Лисовского и Олега Нестерова. Условная девушка Маша незатейливо пела в провинциальном ресторане, а потом вдруг попала на фестиваль в Сан-Ремо. На пути к триумфу ей пришлось пройти немало испытаний — в частности, выиграть локальный конкурс в Советском Союзе. И пока Маша пела, ее друзья-афганцы вовсю мочили за кулисами крышующих мероприятие бандюков. Как и анонсировалось в афишах, конкурс прошел в честной борьбе. Пытаясь воссоздать атмосферу выступления в Сан-Ремо, наши киношники выезжали в Болгарию — снять море, песок, солнце и нерусские ландшафты. На поездку в Италию денег съемочной группе, естественно, не хватило.
Закат и бронзовые бюсты
В 1990-х и 2000-х годах о Сан-Ремо практически забыли. Мощным конкурентом итальянцам стало «Евровидение», в котором принимали участие российские артисты разной степени успешности. За них и стали болеть наиболее патриотично настроенные граждане.
А Сан-Ремо переживал далеко не лучшие времена. Падали рейтинги, которые не могло спасти даже приглашение звезд — Дэвида Бекхэма, Майка Тайсона, Кайли Миноуг, Пенелопы Круз, Бритни Спирс и Арнольда Шварценеггера. Вместо культовых итальянских артистов стали выступать их родственники — настолько неубедительно, что левая пресса назвала фестиваль «коррупционным отстойником для детей знаменитостей». Обвинение не выглядело голословным: по сообщению информагентства UNCA, размер взятки за право участвовать в конкурсе достиг к 2003 году 50 тыс. евро. Несмотря на то что фестиваль по-прежнему транслировался по первому государственному каналу RAI UNO, ощущался глубокий кризис всей околофестивальной системы.
«Некоторое время в конкурсе на равных участвовали звезды из-за рубежа и итальянские артисты, — говорит ветеран Сан-Ремо Адриано Челентано. — В свое время даже был любопытный эксперимент, когда несколько артистов пели одну и ту же песню. Это было сложно, но зато настоящие артистические качества проявлялись куда ярче. А потом пришли критики и сказали, что артисты такие оригиналы, что не могут исполнять одни и те же песни… Сегодня многое изменилось. Традиции Сан-Ремо остались в прошлом. То, что мы видим, — это всего лишь роскошная кавер-версия. Чудесная мумия, созданная за огромные деньги».
Фото: Grazia Neri/Photas; Rda/Vostock Photo; Риа Новости; Grazia Neri/Photas
