И с фразой известного французского социолога Фернана Броделя «Сколько городов, столько и социальных формул» я согласился не сразу. Наполнить ее личными переживаниями и образами позволило знакомство с двумя городами. Первый был мертвый — раскопки греческой колонии Танаиса где-то между Ростовом и Таганрогом. Несмотря на степные просторы, окружавшие древний полис, городские постройки будто насильно были упакованы в пределы крепостных стен. Но дома располагались также и снаружи. Правда, внутри города жилища были выстроены в соответствии с некоторым планом: улицы вели на рыночную площадь, где находились публичные заведения вроде бани и храма. А с внешней стороны крепостной стены, как полипы, совершенно хаотично к городу прилепилось множество небольших каменных строений. По словам археологов, в них обитали представители туземных степных племен, которых как магнитом притягивала жизнь античного города.
Второй город был живой, но тоже древний — десятитысячный Марсейан на юге Франции. С древнеримских времен в этих местах жили крестьяне и рыбаки. С тех пор и примерно до XVIII века город пересекала стена вроде «берлинской», по обеим сторонам которой жили две враждебно настроенные общины: виноделы и рыбаки. Виноделы считали рыбаков нищим и агрессивным сбродом. А те смотрели на крестьян как на скупердяев и ханжей. Стена же во все времена — от эпохи римлян до республики — гасила враждебность и позволяла общинам реже пересекаться. Однако самое удивительное в том, что, хотя стену уже давно снесли, ее присутствие ощущается до сих пор. Рыбаки одеваются в темную одежду — крестьяне любят разнообразие цветовой гаммы и светлые тона; первые отдыхают в ресторанах и предпочитают вино, вторые — в барах попивают пастис (аналог анисовой водки). Есть и немаловажные имущественные отличия: виноделы богаче рыбаков.
В социальной биографии любого города, в том числе и российского, можно найти похожие стены. Самые распространенные — между коренными горожанами и приезжими («лимитой»), бедными и богатыми.
Но город — это не только система отличий, но и особый навык совместной жизни. В конце концов, по одним и тем же улицам ездит общественный и частный транспорт, весь город дышит одним воздухом, имеет общую канализацию и водопровод. Но не все имеют равный доступ к удобствам городской жизни.
Урбанизация — общемировой тренд, но в одних городах она рождает сегрегацию, маргиналов и трущобы, а в других — демократическую культуру общежития. Исторически вместе с городом возникли и первые представления об универсальном гражданстве и демократии. Многое, конечно, зависит от городского начальства, но оно бессильно, если изнутри город разделен стенами, если в нем нет свободных и самодеятельных граждан. В России сегодня помимо Москвы появились и другие быстро растущие города. Со временем они могут стать столь же привлекательными, как и столица. Но о социальной формуле русского города мы еще только-только начинаем задумываться.
