Режиссерская воля — ключ к нынешней «Золотой маске». Много было в фестивальных спектаклях внешних эффектов, зрелищных декораций, на которые зритель «западал», казалось, забывая о текстах и смыслах. Но, предлагая залу яркий образ, режиссер тем временем рассказывал историю.
Судя по набору приемов и метафор, можно сказать, что российский театр сегодня полон поэзии. В «Грозе» Магнитогорского драматического театра на сцене, отраженная в огромном зеркале, плескалась Волга — в ней и купались, и топились. А в «Женитьбе», привезенной Александринкой, виртуозно катались на настоящем катке. В «Последних» нижегородского ТЮЗа над актерами, отражая душевные движения героев, загоралась и гасла замысловатая гирлянда лампочек. У Льва Додина в гроссмановской «Жизни и судьбе» была натянута волейбольная сетка, она же колючая проволока. У Карбаускиса в платоновском «Рассказе о счастливой Москве» вообще вся сцена — гардероб, где выдают номерки.
Российский театр, как ни крути, театр образный. А в образности соревноваться сложно: поэтому между столичными и провинциальными театрами в этом году была, скорее, поэтическая перекличка, диалог. Зритель это понял и одинаково ломился и на столичные статусные театры, и на небольшие, региональные. Зритель волновался и дул на свечу: декорации были для него не просто картонным задником — они будили переживания.
Золотые медали, конечно, потом раздали. И для театров это важно. Но в выигрыше все равно остался зритель. Ему досталось то, что важнее всех регалий — чувство опасности и радости, которые, оказывается, еще может подарить театр.
