Почему вы решили устроить выставку?
Это не моя идея. У нас в Ярославле есть художественный музей, и мне предложили сделать там выставку. Я ответил, что вся моя художественная жизнь — в фильмах и кроме них мне нечего показать. Есть эскизы, этюды, наброски, сцены, которые сняты, но остались просто на память, — другого изобразительного материала нет. Организаторы сказали, что это интересно: показать работу над фильмом зрителю, который, кроме самого фильма, ничего не знает, и как это делается, не ведает. Показать кухню художника и режиссера, работающего над анимационным кино.
Не боитесь раскрывать свои секреты?
Я уже много лет провожу мастер-классы — и в России, и за ее пределами. Показываю людям, как происходит сам процесс, и объясняю, что нужно делать, чтобы так получилось. И что-то я не заметил пока большого наплыва конкурентов.
Что дает вам анимация? Не хотите быть просто художником?
Все-таки в первую очередь я думаю о себе как о художнике. Я занимался и живописью, и графикой, но так случилось, что в мою жизнь вошло кино, и я не имею сейчас возможности бросить это дело. Кино, которое делается художником, — это компромисс между моими мечтаниями о станковой живописи и любовью к анимации.
На каждый фильм у вас уходит несколько лет. Существует ли рынок для такого штучного производства?
Это начинает выходить в прокат. Правда, это довольно редкое событие для режиссеров анимационного кино — чтобы картина могла идти в кинотеатрах. Тем более в наших, откуда анимация практически исчезла, если не говорить про американские или японские мультфильмы. Картины, которые делаются сейчас российскими художниками-аниматорами, практически недоступны зрителю. Большая удача, что мои главные фильмы выходят на киноэкраны — не только в Москве, но и в провинции. Для меня это уникальная ситуация. Или, например, студия «Пилот» — у них тоже бывает возможность показать фильмы в кинотеатрах и встретиться потом со зрителями. Так что мы теперь «разведчики» — будем надеяться, что, бросив несколько пробных шаров, мы узнаем, нужно ли публике анимационное русское кино, или ей подавай только японское либо американское.
Откуда у вас такая любовь к экранизациям?
Я не называю это экранизацией, хотя, наверное, другого слова-то и нет. Не знаю, почему сложилось так, что все мои фильмы, кроме «Русалки», созданы по какому-то написанному произведению. Наверное, я больше доверяю идее, уже воплощенной в литературную форму. Просто сценарий, голая идея — моя или чужая — меня не вполне устраивает.
Говорят, вы работаете с натурщиками?
Прототипами главных героев в моих фильмах, как правило, становятся знакомые мне люди. Те, кого я хорошо знаю, кто близок и понятен мне.
Ваши друзья?
И друзья, и родные. Часто прототипом становился мой сын, когда еще был ребенком. Что же касается последнего фильма («Моя любовь». — «РР»), там уже — жена сына. Она художник, познакомились мы тоже как художники, и вот я пригласил ее сделать несколько этюдов на тему шмелевского персонажа — Паши. А гимназиста Антона у нас сыграл Гриша Захаров — он сейчас уже вырос, наверное, и совсем не похож на того мальчика: ему было 15 лет, когда мы его рисовали. Были и другие люди — мы приглашали и художников, и тех, кто вообще не понимал, что такое анимация. Я не начинаю съемку, пока не найду героя, с которого можно не то чтобы срисовать персонаж… Просто появление такого героя помогает мне поверить в самого себя, в то, что образ, который я создаю, будет убедительным, живым, а главное — понятным мне.
