Мы направились в «зеленый коридор» и поставили наши вещи на ленту транспортера. На вопрос таможенника, везем ли мы валюту, мы спокойно ответили: «Да». Я предъявила свои деньги. Джиллиан тоже. И тут нам сообщили, что мы допустили нарушение, — так, по словам экс-главы фонда «Образованные медиа» Мананы Асламазян, началась история, развязка которой наступила на прошлой неделе в Конституционном суде и дала новую пищу для размышлений тем, кто интересуется серьезностью намерений Дмитрия Медведева бороться с неэффективностью российской судебной системы.
Манану Асламазян задержали на таможне вместе с ее британской коллегой за попытку провоза 9950 евро без декларации. Российское законодательство разрешает не декларировать суммы менее $10 тыс., а 9950 евро — это уже больше. На этот счет есть статья 16.4 Кодекса об административных правонарушениях: «Недекларирование либо недостоверное декларирование физическими лицами иностранной валюты… влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от 1000 до 2500 рублей». Вроде все ясно.
Но не тут-то было. До первого питерского заседания Конституционного суда то же самое деяние по российским законам можно было трактовать и совершенно иначе — по статье 188.1 Уголовного кодекса «Контрабанда». Наказание — до пяти лет лишения свободы.
Асламазян обвинили в нарушении УК, а не КоАП, и ее попытки выяснить почему, занявшие почти полтора года, закончились решением суда лишить силы нормативное положение части статьи 188.1 УК. Оно не подлежит обжалованию и вступает в силу немедленно.
Юридические тонкости, составляющие суть этого дела, могут показаться нудными и слишком запутанными. Но только не тому, кого собирались посадить в тюрьму на пять лет. А до самого последнего времени это могло приключиться с кем угодно. И, по словам адвоката Асламазян Виктора Паршуткина, действительно случилось с тысячами людей. Суд постановил, что во избежание двусмысленности и произвола формулировка положения УК должна исключать из ввозимой суммы ту ее часть, которую можно ввозить без декларации. Теперь контрабанда — это четверть миллиона незадекларированных рублей сверх разрешенных к ввозу, а не один рубль, как раньше.
Конституционный суд устранил двусмысленность законодательства, которая позволяла коррумпированным таможенникам наживаться на гражданах. Одно и то же нарушение можно было толковать двояко: как уголовное и как административное. Решение суда было принято сразу после обещания президента навести порядок в судебной системе. Его инициативы еще только предстоит реально воплощать в жизнь, но даже выраженные в форме намерения, они уже кое на что способны. Прецеденты обнадеживают: сначала решение коллегии судей об отстранении председателя Федерального арбитражного суда Московского округа, получившей квартиру за вынесение предвзятых решений; потом отзыв иска сотрудника президентской администрации Валерия Боева к журналисту Владимиру Соловьеву после показаний судьи, заявившей, что Боев оказывал на нее давление; теперь — удовлетворение иска Асламазян.
Конечно, сама по себе эта атмосфера, складывающаяся из отдельных прецедентов, положения не спасет. Необходимы целенаправленные усилия по изменению системы. Но для успеха реформы нужны и программные заявления власти, и системные преобразования, и прецеденты. И чем плотнее будет их поток, тем больше надежды на необратимость перемен.
Манана Асламазян, известная и уважаемая журналистка, возглавляла неправительственный фонд «Образованные медиа», активно сотрудничавший с международными организациями. После заведения на нее уголовного дела у фонда начались проблемы с налоговой, и его пришлось закрыть. Это моментально придало делу Асламазян политический оттенок. Избавляясь от законодательных брешей наподобие той, что по иску журналистки залатал Конституционный суд, власть не только борется с коррупцией в отдельных ведомствах, но и очищает себя от подозрений в политической предвзятости.
