Воля того или иного народа отнюдь не впервые встает на пути чинов-ников Евросоюза (ЕС). В 2005 году на суд европейцев уже был вынесен проект общеевропейской конституции. Но он с треском провалился, забаллотированный французами и голландцами (изменения требуют единогласного одобрения всех 27 членов ЕС — таков принцип Брюсселя).
Принципам Брюссель изменять не захотел: внес сокращения в текст проекта конституции, назвал получившийся документ «Лиссабонское соглашение» и, учитывая ошибки прошлого, отдал решение о ратификации этого соглашения на откуп национальным парламентам. Полагаться на мнение элит куда надежнее, чем рассчитывать на благосклонность масс, рассудили политики. И только Ирландия была вынуждена прибегнуть к плебисциту — там этого требует законодательство.
Лиссабонское соглашение уже ратифицировали парламенты 18 стран. Нет сомнения, что и в Ирландии все прошло бы гладко — там в поддержку этого документа неоднократно высказывалось подавляющее большинство депутатов. Но народ решил иначе, заставив брюссельских чиновников скрипеть зубами от досады: ведь произошло именно то, чего они опасались, — повторение событий трехлетней давности.
Как и тогда, часть вины за неудачу лежит на самих составителях документа. В этом смысле весьма показательно высказывание еврокомиссара по внутреннему рынку Чарли Мак-Криви, который на днях признался, что не только не смог прочитать полный текст соглашения, но и убежден, что на это не способен ни один вменяемый человек. Нелепо созывать всенародный референдум, предлагая простым людям оценить текст, который не могут понять даже чиновники.
«Непрозрачность» текста Лиссабонского соглашения привела к тому, что исход голосования практически решало соревнование агитационных кампаний сторонников и противников документа. Аргументы последних оказались ярче и убедительнее: сторонники ратификации пользовались маловразумительными слоганами вроде «повышения эффективности и функциональности ЕС», тогда как их оппоненты оперировали гораздо более очевидным тезисом: «Соглашение противоречит интересам Ирландии».
Действительно, предусмотренная соглашением новая система голосования уменьшает «вес» евродепутатов от небольших государств, усиливая позиции крупных игроков — Германии, Франции, Великобритании и пр. Кроме того, «инновационная» система ротации чиновников Еврокомиссии привела бы к тому, что страна подолгу бы не имела своего представителя в этом органе. Были у скептиков претензии и к «недемократическому» механизму избрания президента ЕС (согласно Лиссабонскому соглашению, такая должность должна была появиться в 2009 году). «Предложенная Брюсселем схема превращает Европу в настоящее государство, у которого есть столица и провинции. Ратификация Лиссабонского соглашения приведет к тому, что из самостоятельного государства Ирландия превратится в европейскую глухомань», — втолковывал согражданам лидер «антилиссабонского» движения Энтони Кахлан.
Кахлана послушали. Пока в Европе не будет ни президента, ни сильного министра иностранных дел, ни дальнейшего расширения ЕС. Впрочем, главы многих европейских государств призвали не останавливать процесс ратификации в других странах, рассчитывая, по-видимому, оставить Ирландию в неловком одиночестве. В этом случае появится повод попросить «саботажников» проголосовать еще разок — для верности (в 2001-м этот трюк позволил Брюсселю со второго раза добиться согласия ирландцев на ратификацию предыдущей реформы). У евробюрократов есть и другая возможность — реализовать Лиссабонское соглашение в остальных 26 странах ЕС, подписав с Ирландией отдельный договор со специфическими условиями ее членства.
Но какой бы вариант ни избрали политики, очевидно, что судьба Европы — объединение. Брюссельская бюрократия умеет отступать, но не умеет проигрывать. В конце концов, в режиме stop-and-go Европа развивается с начала 50-х годов прошлого века. И сегодняшнее замедление центростремительного процесса — нормальная реакция европейцев на бурную интеграцию последних лет. Пройдет время, и государства Старого Света продолжат путь к неизбежному слиянию.
