Недавно вы отправили в отставку все правительство Ингушетии. И в республике сразу заговорили, что главной целью при этом было смещение премьер-министра Рашида Гайсанова. Потому что, по слухам, пока вы лечились, он обхаживал больших людей в Москве с тем, чтобы его оставили во главе республики.
Я, конечно, не скажу, что председатель правительства — непорядочный человек: я же его сам назначил на эту должность. Он очень грамотный и толковый парень. Но то, что у него было много советчиков, когда я лежал в реанимации, и они вбивали ему в голову, что завтра он будет президентом и давай, мол, теперь проводить такую и такую политику, — такие факты есть. И не исключено, что он пошел на поводу у этих людей. Я когда вернулся, ему прямо сказал: мне не нравится, что в мое отсутствие ты больше занимался политикой — надо было заниматься республикой, экономикой, своими непосредственными обязанностями. Я понял, что руководство республики и команда, которую оно создало, недобросовестно выполняют свои обязанности.
Вы напрямую сказали и о коррупции в правительстве. Вы связываете Рашида Гайсанова с этими фактами?
Не пойман — не вор. Да и фактов у меня пока таких не было, чтобы сказать, что Гайсанов коррупционер. Я в собственной администрации ряд фигур уволил за попытки вовлечь меня в коррупцию — у него таких советчиков тоже было достаточно. Но только из-за них связывать имя человека с коррупцией неправильно. С другой стороны, в деятельности правительства есть ряд моментов уголовно наказуемых. И те, кто заслуживает уголовного наказания, свое получат.
Многие члены правительства работали еще при Зязикове. Где взять новых, честных чиновников столь высокого ранга?
Многие руководители федеральных министерств говорят мне так: желательно обеспечить преемственность, то есть, меняя верхушку, сохранять нижнее звено. Я пытаюсь объяснить им, что сам по себе руководитель ничего не значит: в большинстве случаев он может и не знать всего, что происходит в его ведомстве. Ворует, грабит именно нижнее звено — те, кто остался во власти с прежних времен. Система такова, что денежные потоки проходят именно через них. А они в свою очередь всегда прикрываются чьим-то именем: «Руководитель сказал».
У вас есть своя команда? Хватит ли у вас кадрового резерва, чтобы проводить серьезные замены и назначения?
Нельзя сказать, что команды сегодня совсем нет. Она есть. Хотя внутри нее надо проводить чистку. И продолжаться она будет еще, думаю, год. Или два. Но проводить ее надо. Проблема с коррупцией еще и в том, что мы не довели до логического завершения старые дела, — я это признаю. Я написал в Верховный суд, обратился к генпрокурору и главе администрации президента с предложением все коррупционные дела и дела, связанные с терроризмом, выводить за пределы республики и рассматривать в судах других регионов.
Вы настолько не доверяете судам в Ингушетии?
Посмотрите, что происходит: до моего ранения мы передали в суды уголовные дела по крупным хищениям. Сейчас возвращаюсь, смотрю: одних вообще отпустили, другим назначили штрафы — пятьдесят тысяч, триста тысяч рублей… А украдено в каждом случае свыше ста миллионов! Конечно, люди смеются. Даже для тех, кого взяли с поличным — с оружием, боеприпасами, — и для них придумали какие-то отговорки, чтобы выпустить на свободу. Такие решения принимает суд. Вот и ответ на вопрос, почему чиновники продолжают нарушать законы: они уверены, что наказания не будет. А мы хотим эту уверенность из них выбить.
Не секрет, что основная масса хищений — в строительной отрасли. Пресса сообщала, что разворовывается чуть ли не 80–90% всех направляемых на строительство федеральных средств. А что в итоге?
Действительно, мы обнаружили очень неприглядные вещи.
Хищения даже не на десятки — на сотни миллионов рублей. В Москву шли доклады о том, что построены такие-то объекты, запущено производство, а на самом деле ничего этого не было. Все, кто участвовал в этих схемах, хорошо известны. Я им сразу сказал: или возвращайте деньги, или, если не можете вернуть, достраивайте на свои собственные.
Неужели кто-то вернул?
На сегодня лишь один человек возвратил деньги. Пятнадцать миллионов рублей. Бывшая глава ЖКХ станицы Орджоникидзевской. Некоторые подались в бега, некоторые действительно стали достраивать свои объекты.
После покушения 22 июня многие говорили, что заказчиками могли быть коррупционеры, а исполнителями — боевики.
Нет, не думаю. Духу бы у них не хватило. Уверен, что это была акция бандитов. Но что у некоторых чиновников была связь с этими людьми — тоже факт.
А это правда, что при Мурате Зязикове многие чиновники платили боевикам большие деньги за то, чтобы те не трогали их самих и их семьи.
Да, правда. Более того, отдельные такие случаи выявляем и сегодня. И я хочу официально заявить: любой чиновник, пойманный на финансировании бандитского подполья путем откупа, будет немедленно отдан под суд. Никакого заигрывания с боевиками я не потерплю.
Вас не тревожит то, что практически ни одно дело о терроризме не доводится до суда? Убивают на месте, не разбираясь, боевик это или нет.
Да, действительно, такая проблема есть: или убивают на месте, или уводят с собой — и с концами. Как правило, люди в масках. Но кто это, силовики или сами боевики, работающие под милиционеров, никто ведь не знает. На встречах с представителями силовых структур мы говорим им об этом. Разумеется, боевика лучше взять живым, ведь это источник информации. Он может рассказать, как действует подполье, как снабжается оружием, кто это делает, как. Когда те же силовики блокируют квартал и сутки ведут бой с двумя террористами, это, конечно, не говорит о каком-то особом профессионализме. Я сторонник того, чтобы действовать точечно, прозрачно и доводить дела до суда.
А в целом вы доверяете спецслужбам? Ведь похищений и внесудебных казней в этом году, по статистике, было больше, чем даже при Мурате Зязикове.
Доверяю. Вот мы с вами говорим о незаконных арестах, но я знаю всего два факта, когда спецслужбы взяли действительно невинных людей. Хотя, конечно, в каждом таком случае мы будем разбираться отдельно. И тем не менее хочу сказать: без причины спецслужбы не приходят и не забирают. Значит, что-то такое было. Оперативные данные. Ведь не все боевики в лесах, нет — он может днем работать в магазине, а вечером брать оружие и охотиться на милиционеров.
А как же случаи, когда родители заявляют о похищении своих сыновей? Когда есть свидетели, что их забрали неизвестные военные, а потом их находят в лесах убитыми якобы в бою, но со следами пыток?
Вы знаете, нам ведь разные случаи известны. Иногда родственники обращаются в правоохранительные органы за розыском своих сыновей, чтобы таким образом их легализовать. В то время как на самом деле эти сыновья уходят в лес. А их выдают за похищенных невинных жертв. Что же касается применения пыток — мы держим на контроле каждый такой случай, потому что прекрасно понимаем, что таким образом плодим себе врагов и создаем поддержку тому же бандподполью. Зачем нам это нужно? Зачем давать врагу лишние козыри, чтобы они призывали под свои знамена всех обиженных — властью или правоохранительными органами? Наши главные задачи — вернуть доверие к государству, не допускать, чтобы мужчины уходили в леса, и дать людям веру в справедливость не только с оружием в руках, но и по закону.
