Евросоюз выбрал себе президента и главу внешнеполитического ведомства по канону голливудской кинематографии: неважно, кто главные герои, важно, чтобы каждый европеец хоть отчасти узнал в них себя. Ван Ромпей — правый политик, католик, мужчина, франкофон с говорящим именем Герман из маленькой страны, стоявшей у самых истоков ЕС. Эштон — лейбористка из большой протестантской страны вечных
евроскептиков, женщина. Она — баронесса в противовес Ромпею, который родился, конечно, не в крестьянской семье, но известен на родине пристрастием к путешествиям в отпуске на машине с домом-прицепом. Для полного торжества консенсуса и политкорректности не хватает только баланса по линии «“старая” — “новая” Европа». Но и это упущение — осмысленный ход. После тех проблем, что устроили Лиссабонскому договору Польша с Чехией, назначить на один из главных постов единой Европы восточного европейца было бы политически неграмотно. Гораздо дальновиднее отдать его Великобритании: мол, мы евроскептиков и атлантистов не боимся и прощаем, но больше ценим тех из них, у кого есть чувство меры.
Сам первый президент ЕС — живое воплощение компромисса. Ему удалось успокоить страну, стоявшую на грани дезинтеграции, примирив фламандских националистов и франкоговорящих бельгийцев. Французская газета Le monde характеризует его так: «Носитель политической мудрости и высокой компетенции, сочетающий интеллектуальную тонкость со знанием финансов, скромностью и едким юмором».
Тем не менее в Европе считают, что Ромпей и Эштон — политики серые и провинциальные, малоизвестные не только в мире, но и в Европе. А потому, убеждены многие политические комментаторы, голос единой Европы будет тонуть в нестройном хоре мировой политики. Яркие и имеющие солидный международный вес кандидаты вроде британского экс-премьера Тони Блэра или экс-главы МИДа Италии Массимо Д’Алема были отбракованы истеблишментом ЕС. А нынешний глава МИДа Великобритании Дэвид Миллибэнд взял самоотвод: национальная карьера для многих перспективных политиков остается более важной и интересной. Один из главных идеологов евроинтеграции — экс-президент Франции Валери Жискар д’Эстен выразил преобладающее настроение, съязвив: «Европа выбрала не Джорджа Вашингтона».
Однако, чтобы европейский геополитический эксперимент удался, у его истоков вовсе не обязательно должен стоять человек масштабов Вашингтона. Россия 400 лет назад родилась из пепла Смуты, выбрав царем Михаила Романова, примечательного только тем, что у него по малолетству не было врагов среди влиятельных бояр. А Япония 150 лет назад начала свой беспрецедентный модернизационный рывок, номинально возглавляемая несамостоятельным императором Мэйдзи, знаменитым, как и новоизбранный первый президент ЕС, тем, что на досуге он писал японские трехстишия хокку.
Проект единой Европы осуществлялся медленно и постепенно, его творцы всегда имели в виду дальнюю перспективу. Главное в создаваемой конструкции — системное равновесие: между правым и левым, мужчинами и женщинами, востоком и западом, малыми странами и большими. Только что вышедшей на очередной уровень интеграции Европе надо еще найти точку равновесия на новой высоте. Для этого ван Ромпей, сторонящийся телекамер фламандский мастер компромиссов с тихим голосом и монашеской улыбкой, подходит куда лучше, чем харизматик и демагог Тони Блэр. Возможно, очень скоро серый провинциал преобразится и станет авторитетным политическим тяжеловесом.
Россия же с избранием ван Ромпея и Эштон получает в отношениях с Европой стандартный набор проблем и преимуществ. Играть на разногласиях европейских столиц Москве теперь будет сложнее. Но и некоторым восточноевропейским странам теперь будет труднее провоцировать противоречия между Москвой и Брюсселем: права вето во взаимоотношениях двух гигантов они лишились.
