CАркадием и Ириной Вятчаниными мы встречаемся рано утром в бассейне «Дельфин». В раздевалке мальчишки гоняются друг за другом, девочки сушат волосы феном, а вахтерша пытается призвать всю эту ораву к порядку. Спрашиваю ее, как найти Ирину Вятчанину. Женщина зорко оглядывает детей и цепляет пацана лет десяти: «Кирилл, бабушка уже приехала?» Внук солидно отвечает, что еще нет. Зато в раздевалке появляется одна из звезд современного плавания, чемпионка мира Юлия Ефимова, которая последние годы тренируется в Таганроге. Вскоре приходят и Аркадий с мамой. Мы разговариваем у открытого 50-метрового бассейна, где проходит тренировка. Прямо перед нами по пятой дорожке плывет Аркадий, рядом — Ефимова, подальше — ребята, еще только мечтающие о медалях и пьедесталах.

Ирина Вятчанина: «Тренер всегда стоит  с протянутой рукой»

Вам не кажется, что в России роль тренера недооценивают?

Меня очень насторожила позиция Дмитрия Медведева после Олимпиады в Ванкувере. Ну, устроить разнос чиновникам — это правильно, я считаю, это уже назрело. Так и хотелось сказать: когда же вы увидите, что делается, что гибнет спорт, что воруют немерено, что не видят спортсменов, не видят тренеров? Но мне не понравилось, когда он отделил атлетов от их наставников. Нельзя так делать, одних без других нет: спортсмена находит и воспитывает тренер. Но в Кремль приглашают и поздравляют только спортсменов, а тренеры — трудяги, которые на копейки живут и зачастую эти же копейки еще и спортсменам отдают, — остаются сидеть дома. — Вятчанина на минуту отвлекается, сверяется с толстой тетрадью, заполненной планами тренировок, и делает кому-то замечание. — Тренер и так все время стоит с протянутой рукой — перед начальниками, чиновниками, перед спорт­сменом, который получает призовые. Я все понимаю, спортсмены — это герои. Но этими героями-то они стали благодаря кому-то. Когда сборная России по синхронному плаванию, непобедимая столько лет подряд, завоевывает очередные медали, нужно помнить, что за ними стоит тренер и вдохновительница команды Татьяна Покровская. Даже дилетанту видно, какой это колоссальный труд, к этому уровню весь мир стремится — а машины после Олимпиады дарят только спортсменам. Но ведь это же психологический и моральный статус: вы же сразу спортсмена ставите на один уровень, а тренера на другой.

Ну, Олимпиада все-таки бывает раз в четыре года, а в повседневной жизни на спортсменов деньги вряд ли льются рекой.

Наши спортсмены показывают результаты не благодаря, а вопреки. Мы же на сборах встречаемся с иностранцами и видим, как готовятся они. С одним спортсменом ездят тренер, врач, массажист, психолог — четыре человека готовят его к Олимпиаде. Приехала бригада немцев — пловцы, а с ними биохимик и научная бригада, не говоря о других специалистах. А у нас до сей поры нет нужного количества пульсометров и лактометров. Я могу предположить, почему у нас возникают проблемы с допингом: все разрешенные препараты нам просто недоступны. И поэтому, чтобы бороться на равных, многие врачи и тренеры рискуют, понимая, что это единственная возможность получить какие-то деньги за столь долгий и тяжкий труд. Рискуют, делают то, что запрещено. А происходит это из-за неправильной организации спорта.

Кто же все-таки должен отвечать за спорт?

(Вятчанина пожимает плечами.) После Ванкувера все кивали друг на друга — министерство, Олимпийский комитет, федерации: «Не мы отвечаем, мы не знаем, кто должен отвечать». Получается, опять должен отвечать один тренер, у которого ничего нет, которого никуда не допускают и ничего не дают. Такое ощущение, что наши победы никому не нужны: рекорды мира Аркадия на короткой воде для нашего министерства прошли вообще незамеченными. Юля поставила рекорд мира, совершила спортивный подвиг и до сих пор не получила призовых.

А вы знаете, с кого за это спросить?

Нет, никто ни за что не отвечает, но когда у нас будут очередные успехи, сразу найдутся те, кто захочет, чтобы им пожали руки.

Все плывут по-разному

В какой момент становится ясно, получится из ребенка чемпион или нет?

Наверное, самое главное — это соревновательный кураж. Если не хватает состязательного духа, стерженечка этого — на соревнованиях доказать самому себе и другим, что ты лучше, что ты можешь, — то это уже очень сложно воспитать. Мне попадались очень талантливые ребята, но многие так и не смогли показать высокие результаты.

То есть к вам приходит ребенок, вы начинаете с ним работать…

И уже в процессе становится понятно, может ли из него получиться спортсмен и какого уровня. То ли это хороший пловец уровня мастера спорта, тарификационный, как я называю, зарплатный, или это для себя человек старается: он занят делом, которое ему интересно, он оторван от улицы, он развивается как личность, но никогда не будет спорт­сменом мирового уровня. Ну и есть люди, которые способны устанавливать мировые рекорды и подниматься на олимпийский пьедестал (обводит глазами бассейн, словно пытаясь найти кого-то, кто бы соответствовал этому определению).

А можно как-то уловить момент, когда ученик становится мастером?

Ну, у всех по-разному. Ведь в этом и заключается интрига: кто-то плавает-плавает и никак не станет спортсменом с большой буквы, а кто-то выстреливает, как Юля. Важны не только индивидуальные данные, которые даны природой, главное — желание тренироваться, умение терпеть и еще умение и желание соревноваться, то есть воплотить свою работу в результат и не бояться борьбы. Ведь есть такие спортсмены, которые на тренировках показывают очень высокие скорости, а, вставая на старт, реализовать эту работу не могут.

Если спортсмен талантлив, в чем заключается главная задача тренера?

Тренерская работа сводится к тому, что ты корректируешь, помогаешь решать какие-то сложные моменты, но не приказным порядком. Важно, чтобы было взаимопонимание. У нас не далее как вчера с Максимом Данихиным разбирались: не плывет и не плывет. Я смотрю серию — результаты очень слабые. А дело оказалось в том, что он мне просто не сказал, что плохо себя чувствует, не то что-то со здоровьем. Про­анализировали: переел в субботу, потом слишком сильно тренировался, недовос­становился. О таких вещах надо говорить, спортсмен и тренер должны общаться. А в остальном — вопрос самосознания. На взрослых не надо кричать, убеждать. Здесь все строится на понимании, зачем ты все это делаешь и что тебе нужно.

У вас в школе тренируются много детей — они все из Таганрога?

Все приезжие. Таганрог давно уже привлекает к себе внимание нашей базой, возможностью тренироваться. Вот видите, сейчас к нам с Камчатки приехали, и это еще только начало сезона. Все лето у нас здесь очень много ребят из разных городов страны.

Где же они живут? Есть какое-то общежитие?

Нет ничего, никакого общежития. Они снимают квартиры. Зимой живут в одной, а на лето ее надо освобождать и искать другую. Но это еще не самое страшное. Можно очень долго перечислять, со сколькими проблемами мы здесь столкнулись. Когда приехали в Таганрог и увидели, где нам предстоит тренироваться, были просто в шоке. Это был не бассейн, а просто корыто. Мы перебрались из Воркуты, бассейн там был маленький — 25 метров, четыре дорожечки, — но это была лялечка. Там все было сделано для того, чтобы можно было заниматься спортом: залы оснащены, на бортике бассейна и тренажеры стояли, и секундомеры. А здесь вообще ничего не было: просто веревки натянуты и изредка поплавочки какие-то плавали.

Руки не опустились?

Вы знаете, приехать в другой город, другой коллектив и чтобы тебя встретили лояльно — это дорогого стоит (Вятчанина, извинившись, отходит к краю бассейна, что-то объясняет работающему там тренеру). Нас приняли здесь очень хорошо. Благодаря нашим результатам и помощи Сергея Гундарева, директора нашей спортивной школы, мы освоились, нашли общий язык. И начались перемены: мы смогли пробить вот этот бассейн, реконструировать его. Сейчас в стадию реализации перешел проект реконструкции 25-метрового закрытого бассейна. Важно, чтобы нам выделили вовремя деньги и мы к 2011 году успели что-то сделать. Потому что осенне-зимний пе­риод — это соревнования на короткой воде. К тому же зимой холодно в открытом бассейне плавать, качество тренировочного процесса падает: над водой сплошной туман, сложно заниматься.

Деньги должен выделить региональный бюджет?

Да, но Министерство спорта Ростовской области, к сожалению, вот уже несколько лет практически отсутствует в нашей жизни. Очень сложно с финансированием. Деньги на этот год нам начали выделять только в апреле, а к тому моменту прошли чемпионат России в Санкт-Петербурге, два зональных первенства, на которые мы съездили за свои.

Ну а Аркадия хотя бы поддерживают?

Нет. Еще в 2003 году, когда он на чемпионате мира в Барселоне завоевал серебряную медаль, было принято решение дать ему однокомнатную квартиру. Ее выделили в Ростове, а потом забрали обратно — отдали тренеру по пятиборью (грустно улыбается). Пообещали, что дадут другую, но дело так и заглохло. Олимпийские медали тоже прошли незамеченными.

Аркадий Вятчанин: «Все хорошо в меру»

После тренировки мы с Аркадием устраи­ваемся в том самом вестибюле, где ждали его утром. Проходящие мимо дети разглядывают нас: Аркадий для них человек легендарный. В России он практически единственный пловец, который может составить конкуренцию зарубежным соперникам. По словам тренера сборной России Андрея Воронцова, Вятчанин — наша главная надежда в плавании на спине.

Каково это — тренироваться у родителей?

Местами бывает тяжело, но в итоге, мне кажется, гораздо легче, чем с посторонним тренером. Хотя иногда и хочется, чтобы человек, с которым работаешь, не имел отношения к семье.

Не дают расслабиться?

Приходится жестко режим соблюдать. Если я собираюсь оставаться ночевать у девушки, то мама следит, во сколько я выхожу из дома. «Или, — говорит, — сейчас здесь тебя спать уложу, или давай езжай». Режим есть режим, я не обижаюсь, это все довольно весело.

Сейчас вы работаете с мамой, а раньше вас тренировал отец…

Очень долго: с 1999 или 2000 года по 2008-й. Но меня вообще все тренировали. Приходил в бассейн — кто на бортике стоял, тот и тренировал. Пару лет со мной работала родная тетя, даже сестра помогала иногда, давала задания. То есть тренировался буквально у всех.

Удивительно, что при такой разной тренерской подготовке вы достигли успеха, ведь каждый, наверное, тянул в свою сторону, каждый учил по-своему.

В принципе да. Но это же давно было. Лет в три­надцать-четырнадцать я вообще не думал, что когда-то буду показывать высокие результаты. Я только потом осознал, что до шестнадцати лет просто ходил, мягко говоря, дерьмо пинал в бассейне. Если бы мне объяснили, если бы наставили на путь истинный, сказали, что я смогу в будущем даже не зарабатывать этим деньги, но сделать себе какое-то имя, я бы относился к тренировкам серьезнее. А мне никто ничего такого не объяснял, меня просто тренировали.

Вы родителей не спрашивали, почему они не объяснили вам все эти нюансы?

Спрашивал. Вразумительного ответа я не припомню (улыбается). Видимо, они считали, что это само собой разумеется. Если бы я это раньше понял, то, учитывая мои данные, я бы сейчас, наверное, уже пару раз олимпийским чемпионом был.

Как Майкл Фелпс?

Ну, не как Фелпс, конечно, — у него в жизни слишком много положительных факторов сложились воедино.

Что за факторы?

Физические данные, финансовое обеспечение, условия жизни. На словах кажется, что разница невелика, но на самом деле Россия и Америка — это как каменный век и, не знаю, какие-то сверхразвитые марсиане.

Если оценивать по десятибалльной шкале, сколько вы поставите организации плавания в России и США?

По всей России? Пятерочку максимум. А Америке — 9,5. У нас банально не хватает бассейнов, в которых можно достойно тренироваться: имеется в виду бассейн с залом, в котором стоит несколько специальных тренажеров для пловцов, а не просто лежит штанга и гриф с блинами.

Тем не менее вы работаете в России, даже не в Москве, а в Таганроге. У вас не было предложений уехать?

Были варианты: приглашали в Америку еще давно, в 2003 году, в университет. Но речь не шла о смене гражданства. Я бы все равно выступал за Россию — просто учился бы там, выступал за университет и пользовался бы их базой.

Почему же вы отказались?

Как-то страшно стало. Из-за неизвестности, да и спросить было некого. Тогда еще никто из пловцов не уезжал в Америку. Я и уехал бы, возможно, но что-то меня удержало: побоялся остаться один, без отца, без мамы, без тренера.

Родители бы с вами не поехали?

Нет конечно! У них тут собственные группы были, да и потом их бы туда никто не взял.

А сейчас жалеете об этом?

Ну, не то чтобы жалею, а иногда закрадывается мысль, что там бы я быстрее достиг высокого уровня и, может быть, меньшими усилиями. В первую очередь психологически было бы легче. В России тяжело пришлось именно в этом плане. Не было у меня понимания, что я делаю нужную для себя работу…

Спортсмену нужен психолог?

Конечно. Каждому. Недавно у нас в сборной появилась женщина-психолог. Мне-то уже помогать не нужно. Я считаю себя достаточно взрослым, состоявшимся человеком, при подготовке к стартам мне ее помощь не нужна. А если во время тренировки возникают какие-то негативные моменты, я могу сам поговорить с ребятами или тренером. Психолог нужен тем, кто впервые попадает в основной состав сборной, выезжает на крупные соревнования и не знает, как правильно себя вести, как правильно подготовиться.

Что вы чувствовали, когда стояли на олимпийском пьедестале?

Я тогда подумал: «Это меньшее, что я мог сделать». Стоя на пьедестале, я понял, что психологически немножко не так подготовился к старту. Возможно, что мне именно тогда очень пригодился бы психолог, но на тот момент его с нами не было.

Как именно спортсмен себя настраивает перед стартом?

Я должен быть более уверенным, вот и все. Как вы лодку назовете, так она и поплывет.

Вы сейчас готовитесь к Олимпиаде в Лондоне?

Конечно. Сейчас все силы направлены на нее.

Какой у вас режим подготовки?

Встаю около шести утра, утренняя тренировка в восемь начинается. Тренируюсь до 11–12 часов, потом еду домой, отдыхаю, стараюсь днем поспать. С 15.30 до 18.30 вторая тренировка. А спать ложусь в 10–11 вечера. В промежутках еще тренировки в зале.

В 2012-м вам будет 28. Для пловца это еще не пенсионный возраст?

В современном плавании возрастная планка отодвигается все дальше. В 30 лет можно спокойно тренироваться. Например, Александр Попов закончил карьеру в 33 года.

Но вы пока что не задумываетесь о жизни после спорта?

Не заморачиваюсь по этому поводу. Уверен, что найду что-нибудь интересное.

Вам нравятся проекты вроде «Звезд на льду»?

Да нет, вряд ли я смог бы в них участвовать: танцевать вообще не умею. У меня на суше плохая координация из-за большого роста.

А вы пробовали танцевать?

Да, на дискотеке после соревнований вместе со всеми. Там некоторые так отрываются!

А как же спортивный режим?

О нем забывают. На один день. Тогда и напиваются, и отдыхают, как все люди. Все так весело и легко происходит, ребята очень дружелюбные. А на следующий день все возвращается на круги своя. Думаю, большого урона здоровью такие вечеринки не наносят. Всем нужно отдыхать. Как говорит мой друг, «хорошо отдохнешь — хорошо поработаешь».

Этот год в плавании станет по-своему революционным: отменили плавательные костюмы. Это повлияет на расстановку лидеров?

В ближайшее время пойдут разные отборочные соревнования на чемпионат Европы — вот там и посмотрим, кто на что горазд без костюмов. Я бы сказал, что сейчас мы возвращаемся к традиционному плаванию. Теперь результаты будут показывать люди, а не шкафы два на два, которые надели костюм и все: он их держит на воде, а они только за счет своей силы гребут.

Это костюмы ставили в неравные условия?

Даже не так: из-за костюмов в плавании появились люди, которым там нечего делать. Сейчас они скорее всего исчезнут. Пример: есть один бразилец, который до появления этих костюмов был, как говорится, никто. Плавал свой «полтинник» брассом, в 30 секунд еле-еле укладывался, а потом — раз, костюм надел и стал показывать 26 секунд — это огромная разница. Интересно посмотреть, как он сейчас поплывет. Человек вообще не заморачивается по поводу техники, не знает, что в воде должна быть какая-то обтекаемость: когда поворот делает, то всю воду на себя ловит. Действует абсолютно против правил гидродинамики. Ну, и таких людей было достаточно в последнее время. Из-за этого, конечно, зрелищность увеличилась. На Олимпиаде в Пекине было интересно смотреть даже предварительные заплывы. Мне тоже было интересно: встанешь перед телевизором и смотришь, кто же очередной рекорд какой-нибудь страны покажет? 

А вы пробовали плавать в таком костюме?

Пробовал пару раз Speedo, Arena — именно те, что создают четкий эффект приподнимания в воде. В костюме, естественно, чувствуется скольжение под водой. Такое ощущение, что колени сами разгибаются: материал пружинит ногу наверх, соответственно, ты тратишь меньше сил. Опять же в костюме больше обтекаемость в воде, гидродинамика лучше. Если в сухих цифрах, то на 15 метрах это давало мне до полсекунды выигрыша.

А в чем секрет успеха без костюма?

Прокачка. Только то, что нужно для плавания. Ни грамма жира, ни лишнего волоска. Нужно всеми способами улучшать обтекаемость.

Ноги бреете?

Вообще все туловище бреется. Секрет в том, чтобы прокачать каждую мышцу туловища, но не закачивать ее. Всякие культуристы против гидродинамики. Хотя я уверен: чтобы даже приблизиться к результатам, которые были показаны в костюмах, тем же людям придется горы свернуть.

Мы выходим на улицу, у подъезда Аркадия ждет его машина.

Это та самая BMW, которую вам подарили после Олимпиады в Пекине?

Другая. Ту я продал: Х5 слишком большая, в гараж влезала тютелька в тютельку. Чтобы въехать, полчаса примеряться нужно было. И кроме того, лошадиных сил много — налог большой. Если бы у нас была система, как в Америке, когда транспортный налог включен в стоимость топлива, было бы намного удобнее. А то уехал на сборы — машина стоит. Возвращаюсь летом — приходит счет на 35 тысяч. А почему я должен платить налог за то время, что не пользуюсь машиной? Был бы налог включен в топливо — никто бы не смог уклониться от уплаты:
заправляться всем надо.

Справедливо. Может, после завершения карьеры пойдете в депутаты?

Да кто меня слушать станет? Если я буду депутатом со своими принципами, меня пристрелят на второй неделе.

А что это за принципы?

Принцип восприятия жизненных реалий: все хорошо в меру. А у нас в стране этого не любят.

Фотографии: Арсений Несходимов для «РР»