Ты слишком лояльна, — убежденно говорила за чаем моя подруга-социалистка Соня, когда я рассказывала ей, как ходила в гости к дворянам. — А вот мне знаком круг профессоров. Они пишут с «ятями» в интернете, а по сути — советские люди. Стоят за православие-самодержавие-народность. Репрессивную реальность выдают за идеал!
У Сони довольно много прогрессивных взглядов. Я, как человек беспринципный, нахожусь под ее прогрессивным влиянием. Я рассказываю Соне, как ходила на дворянское собрание в Дом русского зарубежья. Публика туда сползалась особая, отмеченная печатью благородства. Моя провожатая, дама из Дома ученых, представляла меня даме в бирюзе:
— Девочка стеснительная, но очень умная.
Я села в самую гущу дворян. Рядом обмахивалась веером дама с костяным гребешком в волосах. Она распространяла вокруг себя запах можжевелового масла. Через десять минут у меня в глазах стояли слезы, которые можно было списать на сочувствие трагической судьбе дворянства в России.
Председатель дворянского собрания сказал:
— Наши встречи посвящены теме «Прощай, Россия! Здравствуй, Россия!» — и зачем-то добавил: — И «Привет, Россия!».
После него молодой человек на сцене поставил ребром проблему утраченного имения своей семьи.
— Мало того что его отобрали большевики, — сказал он и нехорошо засмеялся, — теперь оно принадлежит иностранному государству, Украине. А земля-то наша!
Наследники дворянских гнезд заерзали.
Когда я все это рассказала, Соня, жуя курагу, остро заметила:
— Конечно, все хотят оказаться до революции и быть дворянами, привилегированным классом. Никто не хочет быть крестьянами или разночинцами. Всем западло быть битым Салтычихой!
Я ничего не ответила.
Потом меня позвали в другие гости — к династии художников. Их мастерская была старорежимная, на этой оттоманке вполне могла сидеть Ахматова. На стене висели разного калибра пруды, женщина с младенцем, портрет мужчины в очках с тревожной осенью за спиной. Наследница династии с шалью на плечах поставила чайник на коммунальной кухне. У нее было лицо аристократки, чудом уцелевшей во время сталинских чисток.
Пока закипал чайник, мы ждали внука представителя династии. Внуку было 70 лет. Наследница подала к чаю «печеньки».
В коридоре послышался шум — пришел внук.
— С ним нужно обойтись коррэктно, — говорил супруг наследницы династии, тоже художник. — Он все-таки мэтр, может обидеться на какой-то словесный оборот.
Я заверила, что на обороты не сорвусь. За полтора часа в консервативной среде из меня вообще выветрились все обороты. Я теперь изъясняюсь гладко, как Игорь Северянин.
Вошел внук с окладистой белой бородой и в свитере с лошадкой. Он известный художник-монументалист. Его жена тоже художник-монументалист, в голубом платке. Жена сказала:
— К нам еще игумен Пафнутий едет, сын наш.
Стали ждать еще и игумена. Внук рассказал, что игумен Пафнутий живет в скиту, они сами там что-то выращивают и этим питаются. Пасека у них.
Вошел сын — игумен Пафнутий. Молодой человек, кроткого вида, черный как смоль. С приходом игумена обстановка воцарилась еще более торжественная.
— Вот эти — постные, — волновалась наследница династии художников возле «печенек».
Игумен Пафнутий перекрестил стол.
— А это моя мастерская! — показала наследница.
Игумен перекрестил мастерскую.
Священник в компании — это что-то среднее между инвалидом и богом: боишься его спугнуть или обидеть мирским. Раздались звуки консервативной среды: звякали ложками, трясли буфет со столовыми приборами. Игумену показывали фото династии.
Игумен сидел и смотрел на блюдце перед собой. Он вообще не рассматривал людей, а глядел, как и положено духовному лицу, расфокусированно.
— Кому чаю? Черный, зеленый, синий, всякий есть! — от смущения заливисто смеялась наследница.
Налили чаю. Художник-монументалист рассказывал о семье и о работе. Как расписывал храмы. Шутил.
И тут сын-игумен улыбнулся, как-то по-детски. И после долгого молчания спросил:
— Пап, а какая твоя первая работа была?
— Ресторан «Удача», — сказал художник-монументалист.
И до меня дошло: как хорошо, наверное, приехать к родителям и вот так сидеть их слушать. И выпить чаю с печеньем. Даже если это консервативная среда.
Фото: Митя Гурин; иллюстрация: Варвара Аляй
