— Когда мы увидели, что там творится, некоторых членов нашей команды стошнило. Части… фрагменты тел были разбросаны по земле, висели на деревьях. Я не могу вам передать того, что я чувствовал в тот момент… — Эко Сулистье не выдерживает и плачет.
Эко был в числе тех, кто в пятницу 11 мая первыми спустились к месту крушения российского самолета. О том, что SSJ-100 пропал с радаров, он узнал из новостей и тут же решил присоединиться к поисковой операции. Ему 39 лет, 22 из них он занимается альпинизмом и часто тренировался в районе Чидаху, где случилась трагедия. Эко по собственной инициативе собрал отряд добровольцев из числа инструкторов, которые часто сопровождают иностранцев-альпинистов при подъеме на Салак, и утром 10 мая они вместе с военными и спасателями выдвинулись на поиски.
Первые следы трагедии Эко увидел, когда спустя сутки группа поднялась на пик Салак-2 на высоте 1900 метров.
— Оттуда лучше просматривался отвесный склон горы, и уже можно было разглядеть сломанные деревья, спасательные жилеты и хвостовую часть фюзеляжа, — рассказывает он.
Самолет разбился у самого высокого пика горы — Салак-1 высотой 2200 метров. К моменту прихода спасателей на пике уже находились индонезийские морские пехотинцы. Но спуститься вниз (а останки самолета лежали в ущелье на 450 метров ниже) они не могли.
— У пехотинцев была только пятидесятиметровая веревка, не было никакого альпинистского снаряжения: ни касок, ни обвязок. Поэтому мы собрали свои веревки, связали их и начали спускаться. Сразу почувствовали запах гари и топлива — это потому что с момента катастрофы не было дождя. Самолет развалился на части. Вокруг провода, спасжилеты, обломки, разные вещи… Мы были рады, что добрались до места крушения, но в то же время чувствовали себя ужасно от увиденного. Первым делом собрали и упаковали все найденные фрагменты тел. Мы, конечно, не были готовы к такому. У нас не было даже перчаток, останки пришлось собирать голыми руками. Ближе к четырем часам дня на пик были подняты около пяти контейнеров с останками жертв катастрофы.
— С нами в горы пошел муж стюардессы Ангги, у которого осталась двухлетняя дочь, — продолжает Эко. — Он думал, что найдет жену в этих горах. Я даже не могу себе представить, что он чувствовал. Он держался близко ко мне, но я практически с ним не разговаривал. Просто не хотел огорчать его еще больше.
Первые пару дней на месте трагедии работали именно такие добровольные спасательные отряды и индонезийские военные. Потом к ним присоединились российские спасатели. Условия работы хуже не придумаешь: непривычно душный воздух, отвесные скалы, мешавшие разбить на месте спасательной операции нормальный лагерь.
— Там вертолету негде было сесть: деревья мешали, поэтому поначалу контейнеры с телами приходилось поднимать на борт тросами, — говорит индонезийский пилот Мурдоко. Его громоздкий тяжелый французский транспортник SA 330 «Пума» едва ли не единственный вертолет, который может без страха летать к горе в жутких погодных условиях: шквальный ветер, в любой момент может начаться тропический ливень. — У меня по три-четыре рейса в день было, а один раз пять.
Потом индонезийским военным удалось вырубить на склоне горы площадку, на которую могли садиться вертолеты, и операция пошла быстрее.
С Мурдоко мы говорили на вертолетной площадке близ Пасирпогора — это ближайший к месту трагедии лагерь спасателей, если не считать тот, что у самого места катастрофы. Отсюда можно увидеть Салак, в склон которого врезался российский лайнер, сюда же привозят все, что удается собрать на месте катастрофы: и тела для опознания, и обломки самолета. Неудивительно, что на площадке полно зевак. В четверг 17 мая в Индонезии выходной, и любопытных становится до неприличия много. Но это объяснимо: «Сухой Сератус» (сератус — «сто» в переводе с местного языка) и попытки понять, что с ним случилось, — самая горячая тема в Индонезии.
14-летний парень Диджан в Пасирпогоре вообще с того дня, как SSJ-100 пропал с радаров. Каждое утро часов в семь он приезжает сюда на мототакси с пластмассовой розовой корзинкой и синим термосом. Из корзинки лентами свисают пакетики с кофе. Диджан отрывает один из них, высыпает содержимое в пластиковый стаканчик, заливает кипятком, размешивает.
С виду это обычный крестьянин. На нем коричневые штаны, темно-синяя тряпичная ветровка и шлепанцы. Кожа смуглая, черные волосы зализаны в гребешок. Да он и есть крестьянин, который решил подзаработать на неожиданном ажиотаже. Парень подает мне обжигающий руки стаканчик и рассказывает версии, которые обсуждают все местные. Понятное дело, они полностью отличаются от тех, что рассматривает официальное следствие.
— Местные люди верят, что самолет разбился по сверхъестественным причинам, — рассказывает Диджан. — На горе есть священная могила, захоронение. Салак окружен мистической аурой. Люди считают, что самолет не должен был вторгаться сюда без «разрешения». Это было неправильно.
Еще Диджан не забывает упомянуть солдат, которые в ходе поисково-спасательной операции слышали в лесу голоса, но, оборачиваясь, никого не видели. Мистицизму подвержены даже взрослые люди, которым верить в духов вроде не с руки и не по статусу.
— Знаешь, у нас на Яве есть те, кто умеет менять погоду. Мы называем их паванг худжан, — рассказывает Раджа из частного поисково-спасательного отряда Gadamusa, который работает вместе с Telkomsel, крупнейшим провайдером мобильной связи в Индонезии. Команда Раджи устанавливает вышки, чтобы обеспечить спасателям бесперебойную связь.
— Когда началась операция, одного из паванг худжан попросили отменить дождь на Салаке. И ты видишь — в первые дни операции дождя не было, хотя обычно они на Салаке каждый день. Но теперь операция заканчивается, и, значит, все вернется на свои места. Дожди и грозы будут каждый день. Я понимаю, что русские, скорее всего, в это не поверят, но мы, индонезийцы, верим.
Верь не верь, но дожди действительно начались. Вода уже подтапливает лагерь нашего отряда «Лидер». Не желая с этим мириться, некоторые эмчеэсовцы предпочитают перебраться в здание школы, где их, правда, ждут огненные муравьи. Но тем, кому сегодня приходится ночевать на горе, вообще не позавидуешь.
У МЧС в Пасирпогоре два лагеря. Первый принадлежит отряду «Центроспас» и стоит впритык к вертолетной площадке. Второй был разбит возле школы на баскетбольном поле отрядом «Лидер». В нем, как и положено, есть столовая, перед которой блестит на солнце рукомойник, душ и даже комната отдыха с телевизором. Вывеска «Чистота — залог здоровья» на зеленом шатре выглядит как-то нелепо в стране, где мусор на улицах никого не смущает.
Оба отряда живут как в реалити-шоу. Пока в лагере кипит жизнь, местные жители собираются кучками на расстоянии и наблюдают за всем, что там происходит. Но стоит кому-нибудь из МЧС «выйти в люди», как местная молодежь и даже мамаши с маленькими детьми не упускают шанса сфотографироваться на мобильный телефон вместе с «оранг русиа». Хитом сезона стали снимки на фоне нашего ГАЗа. По соседству с грузовиком — обделенный вниманием Land Rover Defender. Британский внедорожник не пользуется спросом, ведь он здесь не в диковинку.
— Мы скорее не работаем вместе, а находимся под их присмотром, — делится с корреспондентом «РР» досадой один из спасателей. — То они дают разрешение вертолету лететь, то через 15 минут его отменяют.
По официальной версии, все, конечно, не так. Представитель МЧС Ирина Маслова говорит, что наши спасатели с индонезийскими коллегами сработались:
— Обмениваемся информацией, они устраивают дружеские визиты в наш лагерь, мы им закидываем снабжение вертолетом.
Но некоторое недопонимание все-таки есть. Это становится очевидно в четверг 17 мая. Весь день только и разговоров о прекращении операции по поиску тел — индонезийские спасатели считают, что подняли с горы все что можно. Но командир отряда МЧС Михаил Чупаленков уверяет: «Поисковая операция будет закончена тогда, когда будут найдены все тела». «Улетим, как и прилетели, — по щелчку», — говорят другие эмчеэсовцы.
В итоге «щелчок» прозвучал лишь через четыре дня, в понедельник 21 мая, когда пришла новость, что опознаны тела всех погибших: 14 женщин и 31 мужчины. Людей опознавали по отпечаткам пальцев, анализу слепков зубов и ДНК. К этому же моменту был найден один из двух «черных ящиков» — тот, что фиксирует разговоры экипажа. Он в хорошем состоянии.
Второй самописец — с параметрами полета — все еще лежит где-то в ущелье. И скорее всего, его так и не найдут. По крайней мере в понедельник информагентства распространили сообщения, что МЧС отказывается от дальнейших поисков. «Поиски параметрического самописца прекращены по решению российской стороны. Работавшие с утра на месте катастрофы десять специалистов МЧС доставлены вертолетом обратно в базовый лагерь. Все, что можно было сделать в точке катастрофы, сделано», — заявил представитель ведомства.
Судя по всему, погода «победила» спасателей. Она дала им поблажку в первые дни операции, но потом поиски самописца на почти отвесной скале под проливным дождем стали не только малоперспективными, но и опасными. Без него, конечно, будет труднее понять причины катастрофы. Но, возможно, в этом помогут 120 фрагментов самолета — это все, что удалось поднять из пропасти. И утверждать, что в результате расследования будет дан однозначный ответ о причинах катастрофы, эксперты пока не берутся.
Индонезия
