Какой еще Дакар?

Игорь Найденов
7 июня 2012, 00:00

Подобно любому крупному спортивному мероприятию, ралли-рейд «Шелковый путь» нуждается в тщательной подготовке. Однако ее детали, как правило, остаются за кадром. Корреспондент «РР» отправился на маршрут второй по значению автогонки планеты, чтобы увидеть, как выбирается трасса, и в результате испытал катарсис

Фото: Пресс-служба ралли «Шелковый путь»

— Сейчас вон там, впереди, толчковый трамплин будет — острый, нехороший. Чуть неправильно зашел — морда перевесит, и ты носом вниз. Был бы пологий — тогда нормально: летишь параллельно земле, — Сергей Таланцев правой ладонью показывает, как автомобиль должен преодолевать этот отрезок трассы. Такой жест более подходит пилоту истребителя, повторяющему схему боя на земле по памяти, а не замдиректора по безопасности маршрута.

Впрочем, Таланцев и есть пилот, только раллийный. Но сегодня он не пилотирует, а в составе группы организаторов ралли-рейда «Шелковый путь» завершает прокладку его маршрута. Мероприятие это для человека далекого от автоспорта называется сложновато — не то что-то из истории партии, не то из истории искусств: генеральный реконесанс. Можно проще: разведка.

***

К въезду на скоростной участок подруливают машины гаишников, газовиков, местной администрации — словом, всех тех, кого так или иначе затронет ралли. Энергичнее других ведет себя дама — глава территории: что-то все время записывает в тетрадку и раздает указания. По большей части самой себе. Она впервые сталкивается с автомобильными гонками такого уровня. В ее глазах ужас легко можно прочесть, что «они проедут и разрушат все наши дороги, передавят скот и грибников, а мне за это придется отвечать». А также другие страхи размером поменьше, вроде того, что «не испачкать бы туфли на этом их грязном спецучастке».

— Как вы улаживаете противоречия с руководителями территорий, где проходит маршрут ралли?

Похоже, это один из любимых вопросов Сергея Гири, исполнительного директора «Шелкового пути».

— Когда мы приезжаем туда, где гонка еще не проводилась, то да — встречаем испуганные глаза, бывает. Иногда упираемся в повышенную тональность со стороны чиновников. Но парадокс вот в чем: ралли прошло, начинается новый цикл подготовки, и тут нам начинают звонить и предлагать — давайте вы снова через нас проедете. Астрахань — та вообще обиделась, что в этом году у них нашего бивуака не будет. Или звонит мне гендиректор аэропорта в Липецкой области: «Сергей, как же так?! Мы же друзья. А вы — мимо нас».

***

Тронулись в путь. Это, сообщают, ведомственная дорога «Газпрома», идет на Джубгу. А мне что Джубга, что Лапландия — все одно. Кругом глушь непролазная. Даже не предполагал, что на Кубани такая водится. Вдруг заложило уши. Начинается горный этап. Туман летит пухом и пером. Дорога то проявляется, словно на дагеротипе, то, смазываясь, теряется из виду. Невдалеке горы слоятся изумрудно-антрацитовым пирогом. Приходится щуриться, чтобы разглядеть окрестности.

— Надевай ботинки: глаза слезятся, — шипит веселая рация: кто-то из группы в соседней машине подбадривает товарищей окопным юморком. По-видимому, это сейчас кстати. Все хочешь не хочешь улыбаются, хотя и устали: это заметно по глазам, по поджарым животам, будто соревнующимся в том, какой сильнее прилип к позвоночнику, — реконесанс длится уже вторую неделю. Позади почти четыре тысячи километров по маршруту Москва — Геленджик, ночевки в палатках, переправы через реки, пески и дожди.

В нашей группе шесть автомобилей. Но впереди движется пара легендарных французских гонщиков: четырехкратный победитель ралли «Париж — Дакар» пилот Пьер Лартиг и штурман Стефан Лебай, один из самых известных в мире автоспорта. В их задачу входит отмечать все сколь-нибудь серьезные препятствия на маршруте (резкие повороты, трамплины, рытвины) и фиксировать эти «знаки препинания» и признаки бездорожья по спутнику с помощью специальных электронных устройств, чтобы затем внести их координаты в так называемую дорожную книгу (на английский манер — роудбук).

Это обычная практика любого ралли. Накануне старта роудбук будет роздан всем участникам «Шелкового пути».

***

— В этом году мы «Ниву» здесь таскали на веревку, — говорит Таланцев. Словно про славную рыбалку: мол, таскали-то на веревку, а могли бы и на мотыля попробовать. Он знает эту трассу до сантиметра, потому что раза три-четыре в год выступает здесь как гонщик на этапах Кубка России по классическому ралли.

Сразу же почти после этих слов вылетает встречная «Нива». Как рояль из кустов. Ей, похоже, тоже глубоко наплевать на спецучасток.

— Получается, что наши автомобили не так плохи, как о них говорят?

— Понятно, что выиграть ралли на наших автомобилях нереально. Но побороться можно. Вот Женя Павлов, например, в прошлом году на «УАЗе-Патриоте» смог добраться до финиша «Шелкового пути». Даже занял первое место среди российских участников. Но это потому, что остальные, кто ехал на супермашинах и претендовал на 4–5-е места в абсолютном зачете, начудили на последних этапах. Один в речке «утонул» в последний день, другой просто сошел с дистанции. А Женя ехал ровно, спокойно. И доехал.

Вдогонку этой истории мне рассказывают почти притчу. Про себя я назвал ее так: притча про стальные яйца. Итак, живет в Питере увлеченный автоспортом человек. Первый раз он участвовал в гонке «Париж — Дакар» и не добрался до финиша. Второй раз участвовал — и тоже не смог. И в третий — не финишировал. А в четвертый раз пробился в топовую команду BMW и приехал на финиш пятнадцатым. Рассказывает, что почувствовал себя мужиком со стальными яйцами. В переводе на бесполый язык: поднял самооценку, перешагнул барьер. Грубо? Грубо. Зато верно. И материал, из которого сработаны яйца гонщика, в этом деле имеет значение едва ли не главное. Особенно, говорят, когда преодолеваешь на трассе «Шелкового пути» препятствие под названием «Большой брат» — огромную песчаную дюну, резко, чуть ли не отвесно обрывающуюся сразу за гребнем.

Ралли — занятие сугубо мужское, чтобы там ни говорили замечательные гонщицы Изабель Патисье и две Лены из того же Питера: Правдина и Голубкина. Если кто-то аметил в этих словах яд сексизма, то пусть скажет, почему для женщин в этом году «Шелковый путь» отменил заявочные взносы.

«Доехать» — ключевое слово теперь уже не только «Дакара», но и «Шелкового пути». Организаторы российского ралли считают это своим достижением.

***

Есть такие универсальные вопросы-провокации — задаешь, а потом сидишь и часами слушаешь ответ, исчерпывающий всю тему сразу, только корректируй направление междометиями и волнистыми движениями бровей. Главное — сформулировать его так, чтобы не было обидно собеседнику.

— Существует такой стереотип: те, кто участвует в ралли-рейдах, просто с жиру бесятся, в игрушки играют. Мажоры в возрасте. Но это ведь не так? Простите меня, Сергей Анатольевич.

— А зачем альпинист лезет на Эверест? Рискует жизнью. Там что — рай?! — Таланцев кипятится, но сдерживаясь. Похоже на контролируемый занос. — Или охота. Ружье за тридцать тысяч евро купил, обмундирование, на круг — состояние получается. Приходит в лес, убивает зайца, который в магазине стоит копейку. Я всю жизнь занимался только автоспортом. Пришел из армии, устроился в Тольятти на автозавод, шестнадцать лет работал в заводской команде — целая жизнь. Добровольно из автоспорта редко уходят: или здоровье не позволяет продолжать, или финансы.

— Обобщенный портрет участника можете нарисовать?

— Сложившийся обеспеченный человек, которому не хватает адреналина, отдушины какой-то. Они покупают дорогую технику. Многие подходят вдумчиво — не просто купил, сел, прокатился; они учатся, за границей в том числе. Доходит до того, что берут частные уроки. Пытаются участвовать в классических ралли, чтобы получить навыки скоростной пилотажной подготовки. Но тех, кто занимался бы только ралли-рейдами как профессионал, я не припомню. У всех есть основное занятие.

— То есть на маршрут могут выйти участники, уровни подготовки которых отличаются как божий дар от яичницы? Последние, наверное, кровь вам портят?

— Но мы же не можем отказаться от яичницы, а допускать только божий дар. Эдак у нас на старте окажутся только два-три десятка экипажей. Тем более если человек участвует в первый раз, то едет он тише, аккуратнее. Опасность исходит не от них, а от тех как раз, кто чему-то научился, но еще не всему. А показать себя хочется сейчас и здесь. Ну и показывают: кто в кювете, кто в обнимку с деревом…

***

Мы продолжаем исполнять движения, смахивающие на пасодобль: полкилометра корриды вперед — остановка, сто метров направо — поворот.

В рации то и дело раздается французская речь. Переговариваются Пьер Лартиг, Стефан Лебай, их переводчик Артем и некоторые из участников реконесанса, в разной степени владеющие языком Ришара и клошара.

— Рапид, рапид… навигасьён… силь ву пле, ансамбле…

Прононсы, прононсы, пароле, пароле — не очень-то французский, этот мягкий-язык-любви-без костей, подходит для такого мускульного дела, как реконесанс.

Выезжаем на гудрон, а там уже и гранд-дорога.

— Катарсис! — выдает вдруг рация.

Ого, как это по-философски. Аварии вроде нет. Начинаю выяснять, что означает этот термин в автоспорте. Меня в ответ спрашивают: а в философии?

Ну, как бы это объяснить, говорю, вот попали вы в передрягу, но она вас не сломила — наоборот, вы духовно очистились и продолжили путь уже в новом качестве, это такая точка обновления. Мои спутники услышали знакомое слово «точка», и все у них встало на свои места. Да, говорят, точно — точка, а затем новый участок трассы. Впоследствии у переводчика Артема я выяснил: в переводе с французского «катр» и «сис» — это «четыре» и «шесть». Ох, как неловко. Правильно говорила мне мама: учи, бестолочь, языки, а то попадешь в передрягу.

***

Всем скопом подъезжаем к финишу спецучастка. Упираемся точно в помойку, куда дачники и поселковые выкидывают мусор.

— Ой, — спохватывается дама, глава администрации, — придется убрать, стыдно.

А говорили: где прикладное значение ралли, где? Вот оно.

Организаторы вручают местным ленту, которой следует огородить трассу. Надо бдеть со стороны дач, говорят местные. Нужно предусмотреть площадку для посадки вертолета, говорят пришлые.

Неожиданно возникает проблема: три четверти здешнего населения — это молдаване, потомки высланных Сталиным из Бессарабии. Не все хорошо знают русский, нужно написать объявления-предупреждения о проведении ралли на молдавском.

— Скотину в этот день лучше не выгонять, — просительно советует мастер общения Сергей Гиря. — Но если что, выплатим компенсацию.

— Нам ваше «если что» не надо. Нам надо, чтобы было красиво и весело, — бодро парирует глава администрации. Она уже полистала фотоальбом прошлых ралли и вроде перестала бояться. По крайней мере за свои туфли.

***

Подъезжаем к Геленджику. Краснодарские гаишники в белых рубашках без рукавов выглядят беспечно.

Пьер Лартиг бросает орехом в машину коллег. Смеется. Эта сценка-десерт для тех, кто понимает. Лартиг для ралли-рейда то же самое, что Шумахер для «Формулы-1».

— Прямо ехать? — спрашивает он по рации. — Друа?

Снова всем весело: кроме «друа» ехать здесь некуда — только в обрывуа или в ле кювет.

По виду буржуа из предместья: очки, манеры. Встретишь на пляс Пигаль — никогда не скажешь, что феноменальный гонщик. Но глаза жесткие, как африканский песок. Угадал я с глазами. Спрашиваю:

— Вы как к Марин Ле Пен относитесь?

Он мне руку жмет — уже за то, что знаю, кто она такая.

— Значит, вы Францию просрали? — говорю я чемпиону по ралли. Он печально кивает головой.

С Россией его связывает молодость. Он начинал карьеру гонщика как частный пилот на «Ладе-Ниве», на ней дважды финишировал на «Дакаре» без технической поддержки. Потом был приглашен в профессиональную команду. В 1998 году вместе с Сергеем Гирей принимал участие в гонке «Париж — Москва — Пекин» на КамАЗе. Легенда, словом.

И, кстати, в Ницце, где он живет, в гараже у него стоит своя «Нива».

— Пьер, у нас говорят, что две главные проблемы России — это дураки и дороги. Вы согласны?

— О, вы разочаровываете сами себя: есть страны, где гораздо больше дураков и плохих дорог. А знаете, какое мое самое большое разочарование? То, что я не могу принять участие в вашем ралли. Я же чемпион, но мне уже за шестьдесят. А я хотел бы еще на КамАЗе покататься…

Может, в самом деле мужчины не взрослеют, а становятся старше? Впрочем, это утверждают женщины.

— Почему Лартиг и Лебай прокладывают нашу трассу? Потому что имена? — спрашиваю я Сергея Гирю.

— Чтобы не было даже мысли, что мы прописали трассу под себя, подозрений в предвзятости, — для Сергея что ни вопрос, то счастье: вы задавайте — главное, чтобы про автоспорт. — Не мы назначали Пьера Лартига, а Международная автомобильная федерация. Мы от этого дела сознательно дистанцировались.

Плюс, конечно, имя. Ведь Лартиг все «Дакары» ездит открывающим экипажем. Дней за восемь до боевых машин стартует. Смотрит, что изменилось на маршруте со времени последнего реконесанса. Что-то ведь обязательно сроют, перекопают, дождь прошел — овраг появился, оползень. Они едут по дорожной книге — вставляют туда свои заметки. Иногда на «Дакаре» до пяти страниц новых появляется. Это очень ответственная работа.

***

Считается, что «Шелковый путь» прочно занял второе место после «Дакара» среди мировых ралли-рейдов. В этот раз ралли пройдет 7–14 июля.

— Есть задача стать конкурентом «Дакара»?

На этот вопрос все отвечают по-разному. Диапазон ответов столь широк, что появляется подозрение: путают дилетантов, боятся сглазить.

— Я не удивлюсь, — говорит Сергей Гиря с куражом в голосе, — если через пять лет «Дакар» переместится на бескрайние просторы России.

— Зачем конкурировать? — рассуждает Алексей Якубов, он отвечает за всю логистику ралли. — У них своя гонка, у нас своя. Некоторые гонщики уже приезжают потому, что им здесь интереснее, чем на «Дакаре». К тому же это менее затратно. Одно дело ехать из Европы в Аргентину, другое — к нам. Сама гонка короче по времени вдвое. Там заявочный взнос порядка 12 тысяч евро, у нас полторы тысячи. Две большие разницы, как говорится. «Шелковый путь» — бюджетная возможность для российских спортсменов посоревноваться с иностранцами-профессионалами.

Действительно, все, что есть на «Дакаре», есть и на «Шелковом пути», только в концентрированном виде. Поэтому и называют российское ралли «маленьким Дакаром».

И если уж на то пошло, тот же Лартиг утверждает, что некоторые наши этапы сложнее по всем параметрам: по навигации, рулежке, выносливости, а Стефан Лебай на одном из участков длиной в 400 километров сделал аж 560 отметок. С ума, сказал, сойти, а не маршрут.

Организаторы уверены, что у «Шелкового пути» есть свои преимущества перед «Дакаром».

— Да, у нас нет африканских песков. Но у нас есть такие участки, такие тягуны, где заслуженные гонщики буксовали в полный рост и по несколько раз. Волгоградская, Астраханская области. Калмыкия — та чуть более плоская. Постоянно меняется ландшафт, покрытие. За день — два-три раза. Там рулежные скоростные дорожки, здесь барханы, которые надо буквально перелезать. Переехал брод — тут же попадаешь в песок. И все это на одном участке. Это наша изюминка. На «Дакаре» ты едешь — песок и песок. Одно и то же. А сюда ты приехал на одну гонку, а прошел несколько. У каждого пилота на разных участках получается по-разному. Проиграл на песке, выиграл на гравии, уступил на горном участке, подтянулся на плато, на скоростном участке. Это как десятиборье, только для автомобилей.

***

Рация на последнем вздохе:

— Поворот сейчас будет, там чего у нас?

— Очень оживленная курортная улица. Узкая. Народ постоянно тусуется.

— Все. Принял.

В этих переговорах мне почему-то не хватает позывных и выражений типа «линия огня» и «простреливается».

И вот финиш реконесанса. Сергей Таланцев ставит машину на ручник и с веселой грустью заключает:

— Враг умер — жизнь потеряла смысл.

Все-таки это были боевые действия…