Моя приятельница как-то рассказывала, что возле парижского бутика две китаянки предлагали ей сто евро, если она зайдет и купит для них две сумки с инициалами LV, — им не продавали. Приятельница отказалась.

Позже представители компании объяснили, что действительно могут отказать покупателю в продаже сразу нескольких сумок, если за них предлагают наличные: есть риск, что покупатель — спекулянт, который позже перепродаст сумки дороже на «сером» рынке в том же Китае, где из-за высокого курса внутренней валюты официально ввезенные импортные товары стоят существенно дороже, чем в Европе. Заводов в Китае у компании нет, большая часть мастерских расположена во Франции, две в Испании и одна в Калифорнии. 

Отчасти ограничения на продажу объясняются объемом производства — больше компания физически не может делать: если наращивать мощность, потеряется качество, а это одна из главных составляющих марки. И потом, может возникнуть эффект перенасыщения.

Искусственное сдерживание спроса объясняют еще и тем, что количество квалифицированных мастеров ограниченно и нельзя в один миг получить сотню-другую новых специалистов, так как все они проходят обучение и практику в Доме моды Louis Vuitton.

И да, они никогда не устраивают распродаж.

Хитрый Луи

Сам Луи Вюиттон был выдающимся маркетологом, если такое определение применимо к человеку XIX века. Его марку стали подделывать, как только он основал свою компанию и стал выпускать чемоданы собственного дизайна.

В двадцати минутах езды от Парижа расположен небольшой городок Аньер. Узкие улочки, маленькие лавки, вытянутые аккуратные дома. Здесь в 1860 году Луи Вюиттон основал свое первое небольшое ателье: два этажа мастерских. Место было выбрано с учетом близости реки, по которой доставляли сырье, в основном дерево, и Парижа. На тот момент дела у чемоданных дел мастера шли очень хорошо: в 1854 году Вюиттон открыл свой первый магазин на улице Нев де Капюсин, 4. Вывеска гласила: «Надежно пакуем самые хрупкие предметы. Специализация — упаковка модных вещей».

Тогда Луи Вюиттон совершил настоящую революцию в чемоданном деле. Он первый создал модель чемодана с плоской крышкой и отделениями для хранения разных предметов гардероба. Первым понял, что надо делать специальные чемоданы для дам, — до него никто не специализировался на этом, предлагая лишь стандартные сундуки.

Еще одна важная деталь: до Луи чемоданы делали из разных пород дерева, порой очень тяжелых, и обивали свиной кожей щетиной наружу. Если они намокали, такая обивка издавала крайне неприятный запах, который пропитывал одежду, смешивался с терпким запахом одеколона, и получался аромат в лучших традициях «Парфюмера» Зюскинда.

Луи Вюиттон придумал технологию, которая позволяла избежать посторонних запахов: вместо кожи с помощью мучного клея приклеивалась светло-серая ткань — «серый трианон». Для деревянного каркаса чемодана и внутренних отделений использовался легкий и прочный тополь. В результате получался эргономичный и удобный чемодан: плоская крышка позволяла легко укладывать такие чемоданы один на другой, а благодаря индивидуальным заказам гардеробы и чемоданы получались именно такими, какие были нужны клиентам.

На сундучника-новатора обратила внимание императрица Евгения, жена Наполеона III. Венценосное покровительство обеспечило ему состоятельную клиентуру. В то время именно Евгению считали эталоном стиля и законодательницей европейской моды, и к личному сундучнику императрицы выстраивались в очередь.

Позже благодаря императрице он стал поставщиком хедива Египта Исмаила-паши, который прибыл в Париж  перед открытием Суэцкого канала. Он заказал у Вюиттона специальные чемоданы с решетчатыми отделениями внутри для перевозки свежих фруктов. После этого перед Вюиттоном открылись двери индийских и японских аристократических домов.

Начало расцвета Дома LV пришлось на эпоху больших  путешествий — строительство железных дорог, мода на Египет, Индию, Америку. Путешествия стали непременным атрибутом жизни каждого богемного человека. Именно образ человека, отправляющегося в экзотические страны, но не меняющего домашних привычек даже в египетских пустынях, стал главным лейтмотивом всех кампаний Дома LV.

В этом контексте очень символично выглядит история о том, как знаменитый путешественник Пьер Саворньян де Бразза, именем которого была названа столица Конго — Браззавиль, получил специальный чемодан от Вюиттона. Бразза заказал его перед своей первой экспедицией в 1875 году. Луи выполнил заказ, а помимо этого создал для путешественника специальную модель — чемодан со встроенной  раскладной кроватью.

Долгое время Вюиттон использовал в отделке только «серый трианон». Но этот дизайн практически сразу стали копировать, поэтому сундучнику вскоре пришлось изменить благородному серому, и в 1872 году появились полосатые чемоданы — с вертикальными красными полосками на бежевом фоне. Через четыре года полоски стали бежевыми и коричневыми — цвета Дома LV. Любопытно, что вплоть до эпохи Возрождения полосатая ткань воспринималась как символ нечистой силы и не использовалась ни в интерьерах, ни в одежде. А позже  вертикальные полосы стали символом аристократизма, утонченного вкуса, в то время как горизонтальные до XX века считались уделом плебеев.

Через десять лет к фирменным полоскам добавилась ткань в мелкую клетку «дамье» (1888 год), которая и сейчас используется в коллекциях. В компании ее особо ценят еще и потому, что это было последнее новшество, которое ввел лично Луи Вюиттон, перед тем как отдать управление Домом своему сыну Жоржу.

Жорж Луи Вюиттон тоже столкнулся с проблемой подражателей и подделок. Пришлось искать выход — так появилась на свет ткань «монограмма», которую в то время (1896 год) подделать было практически невозможно. Именно инициалы LV, чередующиеся в строгой геометрической последовательности с четырехлистниками, стали главным символом марки.

Сегодня в компании признают, что подделки сумок с «монограммой» — цена, которую приходится платить за успех бренда.

Ручной труд

Мастерская в Аньере до сих пор стоит на том самом месте, где ее когда-то построил Вюиттон. К небольшому ателье примыкает дом в стиле ар-нуво, в котором жили несколько поколений его семьи.

В уютной гостиной горит камин и пахнет деревом. Меня усаживают в мягкое кресло, подают кофе и свежие круассаны.  На тумбах стоят фотографии потомков Луи. Хозяйка фамильного дома (есть в компании такая должность) показывает на витражи, в них встречаются кусочки простого стекла. Эти окна выходят на фабрику. Луи Вюиттон специально заказал такой витраж, чтобы незаметно следить за рабочими. Те об этом не знали. 

К нам присоединяются сотрудники парижского офиса марки. Идем смотреть, как делают чемоданы по индивидуальным заказам и сумки лимитированных коллекций.

На первом этаже мастерские сундучников: они обрабатывают дерево и делают корпусы будущих чемоданов. Причем для самого корпуса используют все тот же тополь, а из древесины окуме и бука делают крепежные планки.

Чтобы сделать один такой чемодан, требуется от шести до восьми месяцев. Сначала компания долго обсуждает с клиентом, что именно он хочет, эскизы рисует лично Патрик Луи Вюиттон. Он руководит мастерскими в Аньере и имеет полное право отказать заказчику, если ему покажется, что то, что он хочет, противоречит философии и имиджу Дома.

Очень часто, рассказывают в компании, просят сделать гроб на заказ — мое воображение моментально рисует покойного фаната марки, который лежит в гробу, обитом знаменитой тканью «монограмма», — причем не только для людей, но и для домашних питомцев. Но в офисе объясняют, что создают упаковку для вещей, а не для людей. LV — это путешествия. Клиенты спорят: мол, это самое главное путешествие в жизни.

Поднимаемся по лестнице на второй этаж, где занимаются внутренней отделкой, кожей и фурнитурой. В глаза бросается огромная фотография Хельмута Ньютона, на которой аллигатор проглатывает балерину Пину Бауш.

В мастерских Аньера работают двести с лишним человек, каждый год они создают около двухсот уникальных чемоданов и сумок.

Почти все работают в мастерской по 15–20 лет, некоторые — целыми поколениями.

Идем дальше и попадаем в мастерскую, где отшивают сумки лимитированных коллекций и знаменитые модели марки. На длинных широких столах лежат «расчлененные» дорогие сумки. Здесь работают в основном женщины. Они молчат. Надо быть сосредоточенными: кожа очень дорогая, одно неровное движение, и сумка превращается в брак, обреченный на уничтожение. У меня в голове не укладывается: как сотрудники ателье могут собственноручно уничтожить четыре тысячи долларов? Зачем? Но в Louis Vuitton считают, что каждый, кто видит на улице их сумку, видит совершенство — это важно.

Мне показывают огромную коричневую сумку, знаменитую steamer bag (сумку для парохода), — в Аньере до сих пор их делают.  Впервые они появились в 1901 году — первые мягкие сумки марки, которые брали в трансатлантические путешествия: они помещались внутри переносного гардероба и использовались для грязного белья. Позже steamer превратились в дорогие женские сумки. Их по-прежнему делают вручную. 

Мы подходим к даме в белом халате и белых перчатках. Она, не обращая на нас внимания, молча проделывает шилом дырочки в ручке сумки, затем берет льняную нить, пропитанную пчелиным воском, и продевает ее в отверстия. Получается ровный гладкий прямой шов, очень прочный. Перчатки нужны ей, потому что она работает с кожей VVN (vache, vegetal, natural) — натуральной выделанной кожей без покраски. Без перчаток на ней останутся ненужные следы. У кожи VVN есть еще одно свойство: как и кожа человека, она подвержена влиянию солнечного света и со временем «загорает», меняя молочно-бежевый цвет на коньячный.

Представители компании ведут меня дальше, к чемоданщикам. В этом цехе стоит громкий гул. Мы подходим к пожилому мужчине с седыми кудрями, как у Пьера Ришара, и зажатыми во рту маленькими гвоздиками. Он наносит равномерные точные удары молотком по корпусу чемодана и не обращает внимания на происходящее вокруг. Расстояние между гвоздями, которые он забивает, — ровно один сантиметр.

Процесс производства чемоданов не претерпел особых изменений. Как и сто пятьдесят лет назад, почти все делается вручную. Особенно внутренняя отделка. К примеру, хлопчатобумажные шарниры — на каждый шов наносится марка чемоданщика и контрольная подпись, которая затем покрывается тканью или кожей обивки. Все внутренности чемодана, все выдвижные ящики проклеиваются бежевым защитным покрытием вручную.

Зачем? Можно ведь полностью механизировать производство и выпускать не двести чемоданов, а два миллиона в год. Но у представителей компании есть контраргумент.

Меня подводят к женщине, в руках у которой готовый футляр для украшений, обтянутый фирменной тканью «монограмма».

— Посмотрите сюда, — говорит сотрудник компании и показывает на рисунок четырехлистного цветка в круге на крышке футляра. В центре цветка капля краски.

Такого, объясняют мне, быть не должно. Но если это будет серийное производство, физически невозможно будет отследить такую погрешность. В результате человек, который, допустим, заплатил за чемодан десять тысяч евро, получит вещь с изъяном. Так, спрашивается, за что он платил такие деньги?

У каждого готового чемодана LV есть свой индивидуальный номер и ключ. Открыть без ключа его невозможно, и если заказчик его теряет, компания делает по заказу новый. В основном такие чемоданы заказывают клиенты из Америки, Китая, с Ближнего Востока, есть и из России. 

В мастерской, где стоят уже  готовые чемоданы, мне показывают, что значит «индивидуальный заказ».

— Вот этот мы делали по заказу художника Дэмиена Херста — чемодан с выдвижными секциями, в каждой лежат хирургические инструменты, — говорит представитель марки.

Он выдвигает один ящик — в нем стальные скальпели, другой — там набор для трепанации черепа. Первый такой чемодан был сделан для благотворительного аукциона Красного Креста, но художник заказал еще один, для себя лично.

Тут же вспомнили другого клиента, который попросил сделать футляр для резинового утенка — желтого, с какими дети в ванной купаются. Заказчик, мужчина лет сорока, приезжал сюда с этим утенком, чтобы сотрудники сделали все необходимые замеры.

Футляр изготовили, отправили, а спустя какое-то время в офисе раздался звонок: «Утенку в футляре некомфортно, тесно». Пришлось переделывать все заново.

Здесь же, в Аньере, делали чемоданы для героев фильма Уэса Андерсона «Поезд на Дарджилинг». В отличие от классического варианта обивки, для фильма разработали специальный дизайн: пальмы и экзотические животные на светло-коричневом фоне.

Пока мы гуляли по мастерским, я думала: в такой дотошности, в скрупулезном следовании традициям есть что-то притягательное. Удивительно, компания Louis Vuitton давно не частная, она входит в большой холдинг LVMH, а потомкам Луи Вюиттона все-таки удается сохранять индивидуальное производство, внимательно подходить к выбору клиентов и по-прежнему тратить на один чемодан по шесть месяцев, хотя давно уже можно было делать все это где-нибудь в Китае, а покупателям рассказывать про уникальную историю марки, которая стоит дорого.