Жестокий теракт в Волгограде в этот понедельник в очередной раз напомнил нам, что мы на войне. Что зло, насилие и зверства рядом. Что мы живем в истории, причем в истории драматичной. Что тех самых пары десятков спокойных лет, которых нам всегда не хватало, нам не хватает и сейчас.
Произошедшая трагедия заставляет иначе взглянуть на этот номер «РР». Он специальный, посвященный Северной Европе. Там реализована социальная и во многом социалистическая утопия, которая так притягивала нас в перестройку и которую мы не глядя разменяли на самый шоковый вариант неолиберализма. А тогда это казалось средним путем, той самой конвергенцией систем, о которой мечтал академик Сахаров.
Любители исторических спекуляций легко вспомнят, что северная утопия смогла родиться только в результате отказа от истории, имперской роли и вообще в результате нежелания играть в геополитические игры. Часто вспоминают, что поражение в Северной войне сделало Швецию «нормальной», то есть благополучной страной на тихой окраине континента, а России «вручила» постоянную вселенскую миссию со всеми вытекающими жертвами и жертвенностью. Мол, и нам надо бы отказаться от «имперского чувства» и тоже стать «нормальными». Но так не бывает.
Во-первых, от роли в истории никто сам по своей воле не отказывался — имперская Швеция Карла XII все-таки проиграла войну. Позже в истории все стало еще жестче: Япония стала тратить больше на мирное развитие, чем на армию, не из-за пацифизма, а после Хиросимы. Во-вторых, если уж вы оказались на обочине истории, то ваш нейтралитет полностью зависит от воюющих сторон, а не от вас. Может и не повезти — и вы будете все равно втянуты в историю, но уже в качестве пешки. В-третьих, полностью от истории все равно не убежать. И она уже здесь: это и безумный террорист Андерс Брейвик, и мигрантские погромы в шведском Хусби, и постепенный демонтаж социализма, к которому вынуждает вся логика истории после крушения СССР.
Уроки из скандинавской утопии извлечь стоит, но другие. Мы видим, например, что социализм — живая вещь, многое в европейской цивилизации сделано благодаря и советскому радикализму, и умеренному воплощению этих идей в «третьем», скандинавском, варианте. И это работает во вполне свободной экономике без диктатуры командного государства. Например, финские школы — одни из лучших в мире, но там не играют в квазирыночные неолиберальные модели. Там большой конкурс на место учителя, а потом — свобода внимательно заниматься с учениками, а не заполнять отчеты и не конкурировать за результаты тестов.
Другое великое достижение, которое можно копировать, — это радикальное уменьшение преступности и количества заключенных. Социальная политика оказалась эффективнее государственного насилия. Доказано, что человеческое отношение к человеку работает лучше, чем самое неотвратимое наказание. В это трудно поверить, когда так часто взрывают и убивают, как у нас. Насилие порождает насилие. Но не нужно отказываться от истории, чтобы отказаться от глупости и зла.
Мы будем проигрывать войну с террором и вечно воевать сами с собой, если не поймем, что надо избавляться от насилия. Прежде всего от пыток и зачисток для галочки, от алчности и от злобы. Несправедливое насилие не пугает террористов — их уже ничто не пугает. Это насилие им, напротив, выгодно, потому что зло и неправдивость — это их почва.
Мы не можем уменьшить зло у врага. Мы можем уменьшить зло в себе.
