Я был очень тронут, читая проникновенную и одновременно меланхоличную статью Ольги Шадриной. На примере Немецкого национального района Гальбштадт она интенсивно занималась этой частью совместной германской и российской истории. Многие информации, содержащиеся в статье, я могу подтвердить после моего посещения Гальбштадта в ноябре 2004 года. Но Гальбштадт - это только пример, а не сущность вопроса о российских немцах, как он встал, с германской точки зрения, после объединения Германии 3 октября 1990 года.

Тогда господствовало чувство, что с падением железного занавеса пришло время заняться различными вопросами, рассмотрение которых было отложено из-за начала холодной войны после победы союзников во Второй мировой войне. Моральное содержание этого вопроса, как и ответственность власть имущих, было совершенно разным. В этой связи я хотел бы назвать фонд "Память, ответственность, будущее", который прежде всего посвятил свою деятельность лицам, насильственно угнанным в Германию и пережившим преследования по расистским или религиозным причинам. Из-за нападения Германии на Россию на российских немцев смотрели, как на группу населения, репрессии по отношению к которой нельзя было рассматривать изолированно от событий войны, даже если другие народности России пережили то же самое. Моральное требование, которое исходило из этого, состояло, с германской точки зрения, в свободе выбора, в свободном решении за или против эмиграции. И российские правительства, начиная с времен перестройки, поддерживали эту точку зрения, они относились с уважением к принципу свободы выбора и сотрудничали с Германией в создании предпосылок для быстрого улучшения условий жизни, которые, возможно, могли бы уменьшить стремление к эмиграции.

Уже исходя из цифр, названных в статье, становится понятно, что пример Гальбштадта, как и Азово, может быть лишь знаком, символом. В Сибири 300 тыс. российских немцев, из них только 10 тыс. проживают в Гальбштадте. Было бы необходимо создать 30 немецких районов для того, чтобы всех российских немцев интегрировать подобным образом. При этом отнюдь не все российские немцы согласились бы переселиться в такие районы. Многие из них, надеясь на самих себя, сделали карьеру в российской экономике, в правительстве, администрациях и культуре. И как они заверили меня лично, их признают, уважают и ценят. Сегодня нет фактической дискриминации, даже если некоторые наблюдатели время от времени обозначают последствия репрессий как структурные недостатки.

Из принципа свободы выбора следует, что германские программы по поддержке российских немцев не могут проводиться бесконечно. Время колебаний и неопределенности подходит, как все мы надеемся, к своему концу. В будущем речь будет идти о том, чтобы утвердиться на выбранном месте, независимо от того, где оно находится: в Германии или России.

Прозрачные границы и растущее благосостояние облегчают это. Позитивные черты характера, которые россияне всегда признавали в российских немцах, должны развиваться для общего блага, культурное наследие должно обогащать культурное многообразие на радость всем.

Еще только одно замечание по поводу негативных газетных заголовков, которые иногда распространяются из Германии: почти все российские немцы нашли в Германии средства к жизни и необходимое признание, и как раз в развитии двусторонних отношений они играют позитивную роль. И как меня заверили на прошлой неделе в Азово: для 90% желающих выехать из России в Германию на постоянное место жительства единственным мотивом является воссоединение семей, а не отказ от России или местные условия жизни. Тот факт, что уже есть много эмигрантов - российских немцев, которые считают само собой разумеющимся проводить лето у своих друзей в Сибири, а совсем не очень приятную немецкую зиму - в Гамбурге, Ганновере или Франкфурте, - является хорошим знаком для совместного будущего, в котором личные способности и потребности будут решающим фактором для организации собственной жизни, а не обстоятельства, навязанные извне, как границы или материальные условия.