Поводом для написания статьи послужил коллоквиум, который состоялся в Новосибирске в апреле этого года, посвященный стратегическому развитию южносибирского макрорегиона (он проводился под эгидой Общественной Палаты РФ с участием известного эксперта Вячеслава Глазычева), а также круглые столы и совещания разного уровня на эту же тему.

Пафос статьи сводится к одному: в Сибири нет субъектов, готовых к выстраиванию стратегического развития региона. И нет организованного экспертного сообщества, которое бы выступало силой, влияющей на принятие решений и инициирующей стратегирование и организацию площадок, на которых развитие региона могло бы обсуждаться. Ни губернаторы, ни муниципалитеты крупных городов, ни федеральная власть, ни крупные финансово-промышленные группы (ФПГ) не заинтересованы в том, чтобы сибирские регионы, особенно юг Западной Сибири, становились субъектами экономического, социального и культурного роста.

Потому статья носит проектный и, если хотите, провокационный характер, призыв к самоопределению экспертов, бизнеса, управленцев и политиков, которые разделяют точку зрения: если мы не будем выстраивать южносибирский экономический кластер развития, то потеряем не только Сибирь, но и Россию.

Ситуация

Казалось бы, о том, что Сибирь — сырьевой регион, исписаны тонны бумаги. О том, что все планы развития Сибири на самом деле являются проектами истощения земли и исчерпания ресурсов, в том числе и человеческих, также написано немало. Но о том, что на востоке страны образовалась антропопустыня, всерьез задумываются единицы. Территория представляет собой нанизанные как на шампур города и поселки вдоль транспортных трасс-коридоров.

Растратный принцип расселения в соответствии с оборонной и имперской политикой не преодолен. Факт остается фактом: мы переживаем опустынивание и западный дрейф миграции. По прогнозам, к 2050 году в России будут жить примерно 100 млн человек, а в Китае — 1,5 млрд, и в Индии столько же, а в США — 350 млн. Наше население сравняется с населением Вьетнама.

Но проблема даже не в этом. А в том, что на фоне этой депопуляции ученые продолжают предлагать старые сырьевые проекты развития, достают из комодов ветхие пронафталиненные тряпки и трясут ими перед лицом федерального начальства. А начальство в лице Президента РФ могучей рукой отодвигает от Байкала трубопровод, и все аплодируют. «Зеленые» довольны, ученые тоже. Бизнес кряхтит, но в общем-то не проигрывает, просто денег побольше получит из федерального бюджета. Но при этом сам президент говорит, что программа «Сибирь» показала свою явную неэффективность и тупиковость.

Наша ситуация заключается не в объективных показателях вымирания, а в субъективных показателях бездействия и скудоумия разных начальников. Нам, оказывается, предложить нечего, господа! Где прорывные стратегические проектные идеи, где предложения, которые могли бы вытащить огромные пустыни, а за ними и всю страну?

Привычные схемы управления

Вышесказанное объясняется просто. В сознании управленцев всех уровней остаются старые схемы управления Сибирью, согласно которым все ее регионы управляются из Москвы. Тем более если речь идет о сырьевых, трубопроводных проектах, о нефтеперерабатывающей промышленности. Либо мы думаем, что сибирские регионы управляются субъектами РФ, губернаторами? Либо мы считаем, что сибирские регионы управляются российскими ФПГ? Понятно, доля правды присутствует во всех перечисленных случаях.

Это означает, что при всех схемах управления Сибирь остается сырьевой территорией, а не субъектом развития, но при этом никто ничем не управляет. Это все лихорадочные и иногда до смешного амбициозные действия политиков, действующих как пожарные команды. Это управление по ситуации. Но стратегированием и проектированием здесь и не пахнет. Не пахнет здесь и прогнозом, и программой развития. Программа и прогноз сводятся разве что к подсчетам остатков нефти, газа и угля, сколько еще можно откачать и сколько будет жить народу на этих землях. И это мы называем управлением?

Привычные темы разговоров

А мы продолжаем толковать, как мы богаты, как много еще не освоенных (читай: не выкачанных) богатств осталось. При этом строим иллюзии и изъявляем готовность быть самостоятельными, о чем неоднократно говорят главы областей и краев.

Каждый глава региона при этом выступает с претензией на лидерство. Губернатор Красноярского края Александр Хлопонин вообще сожалеет, что административный центр СФО находится в Новосибирске, называет это решение ошибкой. И считает, что его мегапроект освоения Нижнего Приангарья поднимет всю страну.

Новосибирский, томский и кемеровский губернаторы также не демонстрируют особой дружбы друг к другу, считая, что каждый их них — самостоятелен и претендует на лидерство. Налицо и явная, и скрытая конкуренция между регионами за ресурсы и право быть первым. Первым перед Москвой. Но кто им станет, решается все равно наверху.

А судьба программы «Сибирь» по-прежнему плачевна — под сукном. Но здесь-то президент прав, когда говорит: «Она не привела к серьезному подъему региона, на что мы рассчитывали». Она неэффективна и мало перспективна. Все эти показатели физических объемов производства безнадежно устарели. И регионы, где добываются все эти миллионы тонн и кубов, вовсе не могут быть лидерами страны, моторами развития.

Сколько можно рассматривать нашу землю как истрачиваемый ресурс, как сырье? Сколько можно рассматривать людей, на ней живущих, как дрова, которые сжигаются в печке? Или как ресурсы, которые туда-сюда перетаскиваются и переманиваются?

Увеличение добычи углеводородов или укрупнение административным путем субъектов РФ не повышают капитализации территории. В первом случае добытые сырьевые ресурсы становятся капиталом за пределом мест добычи или вообще за границей. Во втором ресурсы укрупненного региона сосредотачиваются в руках административных структур, перераспределяются и в лучшем случае размазываются по огромному региону, хоть как-то помогая решать (хотя едва ли) социальные проблемы. Это укрупнение увеличивает не капитализацию, а объем социальных обязательств, причем эти обязательства все равно оформляются через федеральный центр.

Когда мы начнем заниматься реальной капитализацией своего пространства, то есть увеличением стоимости активов, сосредоточенных на территории сибирского региона? Последнее возможно через выстраивание институциональных проектов, в которых наращивается человеческий капитал, в них главным является не сырье, а человеческие компетенции, проектный и стратегический ресурс.

Сколько мы стоим?

А как определить капитализацию того или иного региона? Ведь это проблема серьезная. Сколько, например, стоит Новосибирская область? Кто это оценивал и как? Сколько стоят заводы в Новосибирске, лежащие на боку? И где делаются настоящие деньги, идущие мимо городского и областного бюджета? Новосибирск давно стал крупным торговым, сервисным, финансовым центром в регионе. И огромные деньги делаются на его рынках, вещевых, продовольственных, автомобильных. На них крутятся миллиарды долларов, по объемам в несколько раз превышающие областной бюджет. И налоги с них не платятся.

К примеру, по данным спецслужб, на вещевых рынках Новосибирска из всех китайских товаров 80% являются контрабандой. Суммарный теневой оборот этих рынков составляет 400 млрд рублей. Это 20 годовых бюджетов области. Только за один год по налогу на добавленную стоимость с нелегальных товаров, ввозимых в область, бюджетами всех уровней недополучено более 20 млрд рублей. А у власти все денег не хватает — на дороги, на инфраструктуру, на поддержку инновационной и образовательной политики.

А сколько стоит недвижимость в городе? Сколько стоит земля? Кстати, пока эти ресурсы в крупных городах Сибири используются слабо и не становятся главным капиталом. А ведь это основной капитал — земля, недвижимость, дороги. За счет грамотной политики городские и областные власти могли бы капитализировать территорию.

Другой опыт

Что же такое действительная работа по стратегическому развитию? Явно, что это не мечты о миллиардах кубометров газа и миллионах тонн нефти. Это не прикидки про то, сколько мы построим к такому-то году километров дорог и квадратных метров жилья.

Стратегия начинается с практики партнерства между ключевыми игроками по поводу того (здесь — самое важное!), какие институции и инфраструктуры необходимо создавать, чтобы территория имела долгосрочный механизм развития. Согласитесь, тогда речь идет не о трубопроводах, а о весьма ином субстрате — об институциональном развитии.

А все потому, что объектом развития является не территория. Карты — не территория, это известно любому. Но территорию можно представить только через карты. Но какие? Не схемы трубопроводов, а планы построения урбанизированных кластеров, карты институционального стратегического развития. Карты капитализации территории.

Объект управления не дан управленцу. Он строится, лепится, оформляется. Он — мерцающий мираж. Сегодня он есть, завтра его нет. Что касается территории, то на ней вырезается объект управления теми субъектами, которые осуществляют управленческие проектные действия. Рамка стратегического управления предполагает дальнюю перспективу, долгосрочный интерес, а потому нуждается в институциях аналитики, проектирования, программирования.

Назовите, какой институт, кто и где занимается стратегическим управлением и управлением пространственного развития у нас в стране и в Сибири? Ну нет действительности управления ни в программе «Сибирь», ни в «Стратегическом плане устойчивого развития Новосибирска», ни в концепции генерального плана развития Новосибирска. Искал. Не нашел. Там сплошные объемы — метры, километры, трубы, квадраты, тонны, миллионы, тысячи дорог, проводов, домов.

Главный тормоз — старые привычные схемы руководства территорией — через распределение существующих ресурсов.

Но ни слова про то, какие механизмы институционального развития нужно отстроить, чтобы была реальная, а не мнимая стратегическая перспектива становления субъектности у сибирских регионов и у крупных городов. Ну нет институциональных механизмов. Их и надо проектировать. Нужны институциональные проекты, а не локальные и целевые, на некий срок. Необходимы проекты создания механизмов стратегического развития. Ни одна программа не предлагает такого захода.

Но скажите мне, где, на каких площадках отстраиваются эти работы? Может, кто-то все это делает? Оказывается, нет у нас места для этого. Нет площадок, на которых бы велись постоянные практики стратегирования и обсуждения, ведения переговоров, согласования интересов, разработки и проектирования по поводу стратегирования нашего макрорегиона.

В поисках субъекта 

Надо также признать, что Сибирь — это, конечно, химера. Придумка, фантазия, сидящая в наших головах. Что мы имеем в виду, когда говорим «Сибирь»? Географическое пространство на карте? Но это же не единица развития. И тем более не субъект управления.

Или мы имеем в виду Сибирский федеральный округ? Понятно, что это тоже не единица и не субъект. Или мы подразумеваем некий список краев и областей, которые входят в Сибирь? Но ведь и это нам не поможет. Или мы имеем в виду сырьевые инфраструктурные проекты, которые реализуются нашими ФПГ в Сибири при кураторстве и непосредственном участии федерального центра? Или мы просто имеем в виду набор ключевых сырьевых точек на карте, которые в перспективе дают солидную прибавку в бюджет? Или все же нам надо всякий раз вырезать новый контур на карте, образованный в зависимости от целей и задач институционального проекта, обеспечивающего стратегическое развитие?

Я вижу смысл стратегического управления только в этом — в переооформлении всякий раз территории в пакет инфраструктурных проектов, построенных на новых институциях управления и формирования за счет этого субъектности и капитализации пространства.

Вместе с тем остается признать, что при привычных схемах руководства территорией шансов на развитие у нас нет. Главный тормоз — не объективная ситуация, не плохая демография, не большие пространства и не злая воля Москвы. В нашем развитии им являются старые привычные схемы руководства территорией — через распределение существующих ресурсов. Они сидят в сознании управленцев и ученых старой формации.

Есть ли шанс?

Эксперты Минрегионразвития утверждают, что у нас даже в стране нет высоко урбанизированного кластера, даже между Москвой и Питером. В то же время есть все шансы рассматривать такую перспективу на складывание, формирование такого кластера на юге Западной Сибири, в Омске, Новосибирске, Томске, Кемерове, Новокузнецке, Барнауле, Красноярске. Этот огромный богатейший кусок территории реально может стать локомотивом развития не только экономического пояса, но и страны в целом. И этот кластер вытянет страну не сырьем, не продажей углеводородов, а инновационными, институциональными проектами. Но это возможно только в случае кооперации и создания коалиции федеральной власти, крупного бизнеса, региональной элиты.

Цементирующей основой здесь должны стать общие стратегические интересы. Посредником в создании такой коалиции может и должно стать новое экспертное сообщество, которого тоже пока нет. В него должны войти эксперты, разработчики, управленцы, предприниматели, политики, которые не только блюдут свой профит и частный интерес, но и мыслят по-государственному и могут предложить именно институциональные проекты выстраивания механизмов стратегического развития. Это по определению невозможно ни в пределах отдельных регионов, ни в пределах отдельных бизнесов, ни в пределах отдельных ведомств.