Как и следовало ожидать, «Единая Россия» победила с убедительным успехом, улучшив свой результат (по сравнению с 2003 годом) более чем в полтора раза. Какими средствами был достигнут такой результат, уже неважно. Судя по тому, как велась избирательная кампания, никто из аналитиков не рассчитывал на сенсацию. Даже сами триумфаторы отнеслись к своей победе подозрительно сдержанно. Было ясно, что главным свершением оказались не впечатляющие цифры, выданные Центризбиркомом, а те избирательные приемы, что сделали такие итоги возможными. Невольно возникало впечатление, что если такое будет повторяться и впредь, то можно утверждать, что Россия действительно вошла в новую эпоху. И в этом плане результаты думских выборов могут иметь далеко идущие последствия, поскольку, признавая их легитимность, мы признаем и легитимность тех методов, что использовала власть для достижения успеха. В этом, судя по всему, главная интрига и основной замысел думской кампании: возвести в закон не цифры, а сами методы их достижения. Если это удастся (в чем почти нет сомнений), то нас на самом деле ожидают серьезные перемены. Какие именно, постараемся выяснить.

Предельно сердечное голосование

Первое, что необходимо отметить, — наша страна, как отчетливо показала избирательная кампания, окончательно отвернулась от всякой политической рациональности. Об этом свидетельствуют и совершенно пустые теледебаты, и отсутствие нормальных программ у соревнующихся партий, и откровенно тупые манипуляции общественным сознанием со стороны правящих верхов. Собственно говоря, культура равноправного диалога, обсуждения различных мнений, точек зрения, позиций у нас практически не прижилась. Определенные попытки закрепить на нашей почве что-либо подобное — с оглядкой на западную демократию — намечались в самом начале 1990-х. Достаточно вспомнить, насколько политически активны были наши граждане незадолго до распада СССР. По большому счету, именно в этот короткий период — от Советского Союза к нынешней Российской Федерации — теплилась надежда на зарождение в нашей стране настоящего гражданского общества. Однако этим всходам подлинной демократии окрепнуть так и не удалось, в чем, безусловно, повинна та самая демократическая власть, с которой у нас привычно ассоциируются 1990-е годы.

Несмотря на острую коллизию между носителями так называемых демократических ценностей (прежде всего — Союз Правых Сил, СПС) и представителями нынешней правящей элиты, справедливости ради необходимо отметить, что последние воспользовались лишь теми общественными реакциями и рефлексами, что на протяжении 1990-х взращивались их сегодняшними критиками. То, что спонтанно использовалось демократами той эпохи, теперь доведено до полного, почти абсолютного воплощения. «Выбирай сердцем!» — это принцип, заимствованный как раз у российских демократов. Отличие нынешнего выборного процесса лишь в том, что данный принцип был реализован без всякого изящества, что называется — «весомо, грубо, зримо».

Необходимо признать, что во времена Бориса Ельцина победа лояльных ему партий также осуществлялась путем изощренного воздействия на эмоции избирателей, включая официальную ложь, сокрытие информации и запугивание образами «проклятого прошлого» (тогда эту роль отводили коммунистам). Сегодня происходит то же самое, только, еще раз повторимся, в гипертрофированном и прямолинейно-тупом варианте (это касается и пресловутого административного ресурса, который в те годы, хоть и не столь пугающе откровенно, но все же использовался).

В связи с этим уместно вспомнить думскую кампанию 1993 года, когда на роль «партии власти» прочили бесславно почивший «Демократический выбор России» (ДВР) во главе с младореформатором Егором Гайдаром. Примечательно, что наша демократическая общественность (несмотря на горячую приверженность либеральным ценностям) готовилась праздновать победу ДВР еще до оглашения результатов выборов! Сегодняшний апофеоз «Единой России», когда официальные СМИ настраивали общественность на это событие в течение всей избирательной кампании, есть закономерное продолжение нашей политической традиции, основанной демократами ельцинской эпохи. Нынешняя власть, безусловно, учла все неприятности и конфузы, имевшие место (как мы помним) у их предшественников, а потому серьезно (и даже с избытком) подстраховалась на этот счет. Но в любом случае преемственность методов и подходов налицо. Существенная разница лишь в том, что кампания 1993 года официально «закрывала» коммунистическую эпоху, тогда как 2007-го — официально «закрывает» эпоху либеральную. Последнее не вызывает ни малейших сомнений, тем более что сами сторонники власти как раз в таком духе истолковывают результаты выборов.

Отсюда, судя по всему, такая демонстративная небрежность властей в соблюдении избирательных правил, диктуемых западными стандартами, — не только в силу недостаточного профессионализма и бюрократического чванства, но и из-за вполне сознательных идеологических установок. В этом нетрудно убедиться, если проанализировать некоторые наиболее впечатляющие моменты избирательной кампании, не имеющие непосредственного отношения к соревнованию партий, но напрямую определившие успех (реальный или виртуальный — неважно) господствующей политической элиты.

Сигналы больших перемен

Согласимся, что либеральные политики, пришедшие когда-то на смену коммунистам, основали демократические институты отнюдь не из-за фанатичной приверженности либеральным ценностям. Люди, добившиеся власти благодаря широкому использованию антисоветской пропаганды, не могли в принципе оставить в неприкосновенности самые одиозные стороны советской действительности, куда, несомненно, попадала однопартийная система с ее нелепой формой выборов на безальтернативной основе. Понятно, что «закрытие» советской эпохи требовало изменения политического устройства по демократическому образцу, то есть формирования многопартийного парламента, свободных выборов представителей разных ветвей власти, главы государства и так далее.

В то же время желание победивших демократов установить если не полную монополию на власть, то добиться хотя бы очевидного доминирования в политике, просматривалось с самого начала. Как, впрочем, и беспринципность в выборе средств, в том числе чисто тоталитарных. Стоит ли говорить, что расстрел оппозиционного Ельцину парламента в октябре 1993 года никак не вписывается в торжество демократических принципов? Конфуз, случившийся затем при оглашении итогов думских выборов того же года, скорее свидетельствовал о тактической и технической недоработке, чем о готовности предоставить своим противникам равный шанс на прохождение во власть. Что касается президентских выборов 1996 года, то здесь не обошлось ни без фальсификаций, ни без тотального воздействия на общественное сознание. Что бы мы ни говорили, вопрос о сохранении власти у нас всегда был выше юридических формальностей. Другими словами, соблюдение внешних атрибутов демократии диктовалось тогдашней конъюнктурой, а отнюдь не желанием радикально реформировать политическую систему в угоду определенным принципам. Недаром в конце 1990-х появилась шутка, что демократия в России — это когда во власти находятся одни демократы.

Соответственно, нынешняя власть, «закрывая» либеральную эпоху, последовательно избавляется от привычных атрибутов прошлого десятилетия. Отмена губернаторских выборов, ликвидация независимого многопартийного парламента как «места для дискуссий» — все четко укладывается в означенную схему. Теперь на очереди, по логике вещей, вопрос о выборе и полномочиях главы государства. Вопрос, как мы понимаем, очень важный, принципиальный и в силу этого невероятно болезненный. Именно поэтому прошедшие думские выборы прошли в совершенно новом, почти официально установленном формате, трактуясь как референдум (или плебисцит — кому как нравится) в поддержку действующего президента. Неудивительно, что главным интригующим моментом избирательной кампании стала не конкуренция партий, а неудержимое нагнетание страстей по поводу «третьего срока» и «национального лидера». Совершенно очевидно, что такой перенос акцентов сделан совершенно сознательно, причем с учетом перспективы предстоящих президентских выборов.

Под знаком Путина

Вряд ли, как рассуждают некоторые политологи, вовлечение действующего президента в избирательный процесс диктовалось всего лишь сугубо тактическими соображениями — то есть как один из способов создать ощутимые электоральные преимущества для «Единой России». Сокрушительная победа единороссов — как о том откровенно и неоднократно заявлялось — нужна была исключительно как прелюдия к выборам президента. И то, что параллельно так активно развивалась тема национального лидера, свидетельствует о том, что думская кампания — только один из пунктов в реализации скрытых стратегических планов Кремля. На ближайшей повестке дня — уже изменение статуса самого главы Российского государства, для чего Владимиру Путину (весьма, кстати, осторожному в принятии решений) пришлось пойти на беспрецедентный шаг, возглавив на думских выборах главную парламентскую партию.

Как правило, оппозиция связывает этот шаг главы государства с решением его личных проблем, например, с попыткой сохранить власть или обеспечить собственную безопасность после ухода с президентского поста. Такие рассуждения могут показаться весьма логичными, хотя не исключен и тот вариант, что в сложившейся конфигурации действующему президенту (ввиду его популярности) отводится роль не цели, а «средства». Иными словами, не идея «национального лидера» (и тому подобное) создается под Путина, а сам Путин своей популярностью должен продвинуть эту идею и сделать ее легитимной в глазах россиян. Ведь если перед этим он своим авторитетом помог так бесцеремонно «протолкнуть» в парламент «Единую Россию», то почему нельзя предположить, что его образ не будет и дальше эксплуатироваться для популяризации и реализации новых политических проектов?

Вполне вероятно, Путин оказался главным символом указанного процесса по той же самой причине, по какой «Единую Россию» политтехнологи «раскручивали» как «партию власти». Просто ничего другого, более подходящего, не было. Утверждать, что именно Путин инициировал затею с национальным лидером, нет серьезных оснований. Единственное, что мы можем воспринимать как очевидную истину, — действующий президент стал основным участником большой политической игры с совершенно непредсказуемым финалом. Зато ее исходный замысел уже можно разгадать, хотя бы в общих чертах.

Восточный вектор

Обратим внимание, что идея национального лидера, которую с таким упорством продвигают кремлевские политологи, соответствует восточной политической культуре и совсем неприемлема для демократического Запада. Авторы данного концепта, конечно же, не могут этого не знать. Следовательно, ориентируются на восточный образец совершенно сознательно. Разумеется, здесь у нас опять возникает искушение увязать заявленную политическую парадигму с личными интересами Путина и кого-то из его ближайшего окружения. Однако, к сожалению, сами личные интересы мы не спешим соотносить с меняющейся конъюнктурой, в том числе и внешнеполитической.

Кто из нас будет отрицать, что добрая часть действующих политиков 1990-х ставила во главу угла личный интерес? Сегодня уже стало притчей во языцех — обвинять наших либералов в корыстном служении Западу, да и вообще ассоциировать ориентацию на Запад исключительно с корыстью его самых ярых апологетов (о чем, кстати, во время избирательной кампании несколько раз проговорился сам президент). Но почему возник когда-то этот западный вектор? Как нетрудно догадаться, исключительно в силу полного доминирования западных государств и очевидных преимуществ их социально-экономической и политической модели. Для постсоветской России это был самый привлекательный идеал и наглядный образец для подражания. И так продолжалось более пятнадцати лет. Отсюда наши игры в парламентаризм и свободную рыночную экономику.

Откуда же теперь такой очевидный и такой стремительный крен в восточном направлении? Только ли все дело в пробуждении каких-то особых национальных архетипов? Архетипы, напомним, действуют бессознательно, и они никуда не исчезали даже во времена либерального разгула. Восточный же вектор вырабатывается, как мы заметили, совершенно осознанно, стараниями столичных интеллектуалов. И причины тут могут быть самыми вескими и в каком-то смысле уважительными. Главная же в том, что сами западные государства находятся сегодня в весьма непростом положении. Угроза финансового кризиса, прогнозируемое падение доллара и прочие опасные тенденции, явственно наметившиеся буквально год-два назад, сильно снижают привлекательность Запада как образца для подражания, а стало быть — и западные политические институты, свободный рынок. В то же время на мировой сцене наметились серьезные восточные игроки, способные основательно изменить всю геополитическую ситуацию. Это как раз те страны, что предлагают свой вариант социально-экономического развития, куда классические либеральные ценности включены очень слабо или вообще исключаются.

Скажи мне, кто твой друг…

Таким образом, реальная внешнеполитическая обстановка диктует нашим политикам не только пересмотр идеологических приоритетов, но и перестройку самой системы, ориентированной на будущих (по вероятным прогнозам) мировых лидеров. Все наши антизападные выпады есть прямой результат снижения авторитета самого Запада. Представители российского правящего класса, серьезно, надо полагать, озадаченные возможными перспективами, в ускоренном режиме ищут во внешнем пространстве новых влиятельных партнеров (а может, и своих новых покровителей). В условиях такой переориентации выстраивание наших внутренних социально-политических и экономических отношений по восточному образцу выглядит вполне естественно.

Так что демонстративный отход от западных стандартов, наглядно показанный в ходе думской кампании, в большей степени отражает неблагополучие в самих странах Запада (особенно в США), чем свидетельствует о каком-то возрождении нашего державного духа. Достаточно вспомнить, что еще лет десять назад разговоры о возможном падении доллара рассматривались нашими демократами как полнейшая ересь реакционных мракобесов. А сегодня уже руководство компании «Газпром», вслед за главами государств ОПЕК, заявляет о возможном отказе от американской валюты ввиду ее ненадежности. Эволюция в сознании нашей элиты, как видим, налицо, что, в свою очередь, приводит и к неизбежным социальным последствиям: постепенно освобождаясь от западного покровительства, мы постепенно избавляемся и от его культурных образцов. И наоборот: идя на сближение с восточными лидерами, закономерно вырабатываем их же стандарты. Хорошо это или плохо — вопрос отдельный.

Приведем в этой связи лишь один поучительный исторический пример. Как мы знаем, сталинское руководство стало активно проводить коллективизацию где-то с 1929 года, окончательно поставив крест на новой экономической политике 1920-х. Нет никаких сомнений в том, что эта активность большевиков во многом подогревалась масштабным экономическим кризисом, что разразился тогда на Западе. Не исключено, что в головах советских идеологов Великая Депрессия предстала как неизбежная и необратимая катастрофа мировой капиталистической системы, предрекавшаяся классиками марксизма. Отсюда легко понять, каково было искушение коммунистических вождей явить миру новую, более «прогрессивную» модель развития. Не будь Великой Депрессии, кто знает, каким оппортунизмом могли бы заразиться советские руководители. Однако небывалый кризис в лагере буржуазных конкурентов породил у большевиков не только большие иллюзии, но и вызвал к жизни сомнительные, даже с рациональной точки зрения, инициативы.

Сегодня мы как никогда близки к повторению этого печального опыта, хотя, надо надеяться, не в таком масштабе. Вполне может статься, что авторы нынешних политических проектов под впечатлением кризисных процессов в западной (конкретно — американской) экономике окончательно утратят адекватность и предложат в качестве альтернативы столь же неадекватную модель развития. Во всяком случае, бесконечные призывы видных кремлевских политологов объединиться вокруг нашего «национального лидера Владимира Путина» для противостояния американской гегемонии вызывают именно такие мысли.