ЗАО «Племзавод «Ирмень» (Новосибирская область) со своими показателями никак не укладывается в стандарты сибирского и даже россий­ского аграрного производ­ства. В 2008 году здесь, например, собрали урожай зерновых 39 центнеров с гектара (в 2007-м — 42 центнера с гектара, более низкий урожай в минувшем году объясняют объективными причинами, в то время как в среднем по Сибири он редко превышает 20 центнеров с гектара). От каждой из 2 400 коров в «Ирмени» в 2008 году получили 8 660 килограммов молока, для сравнения — по итогам минувшего года средняя продуктивность молочного стада Новосибирской области составила 3 350 килограммов, в Алтайском крае чуть выше — 3 460 килограммов. Предприятие «Ирмень» в прошлом году продало продукции на 750 млн рублей и получило прибыли 190 млн.

По итогам текущего года вопреки общей тенденции здесь не планируют сокращения объемов производства и падения выручки. Разве что заработные платы, в нарушение традиций, останутся на прежнем уровне.

«Я вынужден был принять непопулярное решение по заработной плате: в этом году существенно увеличиваются расходы по приобретению импортного оборудования, — объясняет свою позицию Юрий Бугаков, председатель ЗАО «Ирмень». — Доильный зал, на покупку которого я планировал потратить 15 миллионов рублей, обойдется теперь в 20–25 миллионов. И таких примеров у нас много. Поэтому увеличения зарплаты не будет — потерпим».

Скотник здесь получает 20–25 тыс. рублей, доярки — 30–35 тыс. На этом уровне Бугаков и намерен пока остановиться в кризисном 2009-м. На фоне низкой заработной платы в АПК, которая в регионах Сибири не достигает и 10 тыс. рублей, ирменцам действительно можно потерпеть.

Подавляющему большинству коллег Бугакова подобные достижения кажутся невероятными. Их пытаются объяснить и в прагматичном ключе: мол, «Ирмени» во все времена оказывалась очень серьезная поддержка со стороны государства — в русле негласного правила, по которому каждый регион должен иметь хоть одно образцовое хозяйство для приема высоких делегаций, в том числе иностранных. Есть по поводу успехов Юрия Федоровича и совсем уж фантастическая версия: Бугакову, мол, сам черт люльку качает и потому дела у него идут как по маслу.

Хозяин «Ирмени» при этом готов показать всякому желающему и люльку, и чертей, и рассказать о роли государства в становлении своего предприятия, только бы изменить нынешнее отношение к аграрному производству.

О происхождении черных дыр

— Юрий Федорович, не могу не задать вам вечный вопрос: сельскохозяйственное производство принято считать черной дырой. Так оно и есть, или это все-таки ошибочное мнение?

— Главная проблема в том, что мы ставим смешные задачи перед аграрным комплексом. Вот сейчас акцентируем внимание на развитии личных подсобных хозяйств (ЛПХ). Уже проект сочинили. Мультфильм нарисовали о коровнике с асфальтовой дорожкой к нему, где будут стоять 10 коров. Это просто маразм! Во всем мире идет интеграция мелких хозяйств, и любой мало-мальски грамотный человек понимает, что подобного рода производ­ство неэффективно. Более того, ЛПХ вообще неспособно существовать без поддержки и помощи коллективного хозяйства. Ведь сложно своими силами решить вопросы заготовки кормов для животных, например. А государство намерено не задумываясь тратить на проект огромные деньги. И это сложившаяся годами практика.

Расскажу пример. Два года назад отдыхали мы вместе с Першилиным (Константин Першилин — директор учхоза «Тулин­ское» Новосибирской области — Ред.) на Кавказе в Железноводске, съездили в одно хозяйство. Нам рассказали, что там строят комплекс для дойного стада на 600 голов. Хотелось посмотреть его, потому что в строительство вложено 1 миллиард 200 миллионов рублей!

Мы построили два доильных зала на 1 800 голов, реконструировали пять коровников, построили два новых, заасфальтировали дороги к ним, высадили цветы и деревца и потратили всего 116 миллионов рублей, включая оборудование в доильном зале. При этом у нас использованы очень дорогие материалы. Один зал, например, обложен розовым металлополастиком из Италии. Сравните цифры — сколько можно было бы на самом деле сделать на 1 миллиард 200 миллионов. Это ведь просто сумасшествие — тратить такие деньги на возведение молочного комплекса!

Или вот вам иная информация для размышления: у нас в стране море заброшенных, разрушенных коровников. Зачем сейчас семейной ферме выделять 20 миллионов рублей для их строительства? Давайте использовать то что есть. Иначе это просто выброшенные деньги. Мы, к сожалению, разбрасываем их, отсюда и черные дыры образуются.

— Но не только в неэффективном использовании средств дело. АПК с тем же успехом становится черной дырой и в случае неграмотной экспортно-импортной политики государства.

— Разумеется. Сейчас, например, границы нужно закрыть. А вот в начале 1990-х, наоборот, очень правильно сделали, что открыли, хоть и сопротивление было сильное.

Если бы мы тогда этого не сделали, до сих пор повидло из бочки на бумажку лопаточкой выкладывали и продавали, а конфеты из ящиков совочком в бумажный кулек сыпали. Зарубежные стандарты, когда их увидел массовый российский покупатель, очень серьезно подтолкнули пищевую промышленность к развитию. В результате спустя несколько лет наша продукция стала кратно лучше и по качеству и по оформлению. Сейчас ведь импортную колбасу почти никто не берет. Она ж как мыло.

Для глобального решения вопросов сельского хозяйства, чтоб забыть этот миф о черной дыре, нужен государственный заказ, как во всех странах мира. Тогда бы мы по договору определяли на берегу, что нужно и по какой цене. Например, 15 тысяч тонн зерна по 7 тысяч рублей за тонну. Я подписываю договор, беру на себя обязательства и выполняю этот заказ.

— А сейчас есть ощущение, что регулируется рынок?

— Позиции государства на рынке сельскохозяйственного производства до безумия слабые пока. На интервенционных торгах я продал около 6 тысяч тонн зерна. И все. В остальном вообще нет никакого понимания, никакого регулирования. Производ­ство мяса и молока в нашей стране сейчас просто убыточно. Стоит ли удивляться, что в сельском хозяйстве идет сокращение поголовья? Не было бы у меня переработки, я б тоже сократил, не держал бы столько коров.

Молоко и воля

— Действительно, те, у кого налажено перерабатывающее производство, сегодня очень серьезно выигрывают. Вам основную прибыль дает поле или молоко?

— Молоко. Из 190 миллионов прибыли прошлого года 130 мы получили за счет продажи молока и молочной продукции. Я ведь продаю молоко по 23 рубля за литр, а не по 7.

А наладить переработку молока я хотел еще в советское время. Был как-то в Швеции, в составе делегации, будучи еще депутатом Верховного Совета СССР. Там хозяин фирмы Tetra Pak провел нас по своим предприятиям, показал, как у него организована переработка. Я тогда загорелся страшно. Обратился к руководству области, это было в 1984 году. Сказал, что хочу привезти такое оборудование, а тогда у нас вообще ничего подобного не было — из фляг разливали 80 процентов товарного молока. Меня вроде бы поддержали, а потом в цене не сошлись. Начальник управления по ценообразованию на том совещании встал и говорит: «Если гвоздик стоит одну копейку, то за три продавать его нельзя».

Я говорю: «Не понял. Вот если сейчас я везу молоко на молзаводы по 41 копейке за литр, в магазине мое молоко продают по 26 копеек. То по какой цене буду продавать я?» Он говорит: «Как все — по 26 копеек».

А я что — сумасшедший, что ли? Потрачу столько денег на оборудование, буду нести операционные расходы на переработку и пакетирование молока и продавать его потом себе в убыток? В общем, закрыли мы тогда это дело. Но как только нам дали волю, мы первым делом купили оборудование, поставили его в примитивных условиях в небольшом здании молочного цеха и запустили в работу. Сейчас реализуем молочную и мясную продукцию в 700 магазинах Новосибирска из 1,5 тысяч возможных. Где бы мы были, не имея переработки?

— Но при этом у вас еще и объемы производства сырого молока постоянно растут. Тоже за счет технологий?

— За последние несколько лет мы все полностью переделали в животноводстве. Опять внедрили новую технику, новые технологии. Эффект нам сразу же продемонстрировал первый доильный зал. Если в прошлом году мы в целом по хозяйству надоили 8 660 килограммов на одну корову, то в доильном зале — 10 123 килограммов молока.

— А что там такого в этом зале?

— Прежде у нас коровы были привязаны, теперь мы всех отвязали. Провели реконструкцию и построили новые животноводческие помещения, с новыми технологиями. Там, где работали 50 доярок, сейчас всего 11, где было 20 скотников, сегодня 5. Коровы чистенькие, ходят спокойно без привязи. Идею я такую вынашивал давно. Подтолкнуло к смене технологий одно обстоятельство: когда я начинал тут работать, то каждую доярку знал в лицо и по имени-отчеству, а в последнее время прихожу и вижу все новые лица. Я понял, что так больше нельзя, и постарался минимизировать человеческий фактор. Теперь у каждой коровы на шее чип, который выдает информацию о животном на компьютер. Данные поступают в центр на ферме, где сидит зоотехник и следит за каждой коровой: надоями, физиологическим состоянием. Потом, после дойки, санитарные ворота, исходя из полученной информации, определяют, куда ей двигаться — на лечение, осеменение, отдых. Дояры только надевают коровам доильные аппараты — и все, даже снимаются они автоматически.

Второе обстоятельство, которое стало причиной для революции, — устарели прежние технологии. Я пришел в это хозяйство 37 лет назад, и тогда сразу же все перестроил: вместо навозных транспортеров — само­сплав, вместо кормовых транспортеров — мобильная раздача корма. И эксплуатировали эту технологию около 35 лет. Она нас устраивала. Она позволяла расти нашим производственным показателям, на той технологии мы доили 7 300–7 400 килограммов от каждой коровы. Но все изнашивается не только физически, но морально, и эта технология перестала устраивать нас. Наступил момент, когда мы поняли, что дальше не двинемся. Внедрение новых технологических линий вновь позволило нам дать в производстве животноводческой продукции серьезную прибавку.

Тот же принцип действует и в полевод­стве. У нас работает импортная техника — 12 тысяч гектаров пашни засевают всего пять посевных комплексов. А когда-то 55  тракторов и механизаторов работали на той же площади. Представляете, как изменилась производительность труда?

— Но увеличить объемы производ­ства — это только половина дела. Это же все нужно еще и продать. У вас уже есть понимание, куда вы повезете эти дополнительные 500–600 килограммов молока от каждой коровы?

— Ищем новые рынки сбыта, пока торгуем в Ордынском и Кочковском районах. Поэтому планирую, что расширим торговлю, пойдем в другие районы. В Новосибирске неосвоенных мест остается все меньше и меньше. Выходить в соседние регионы непросто, там свой сложившийся рынок. 

Секреты менеджмента

— Понятно, что новые технологии — это в большей степени инициатива и энергия руководителя. А финансы? Государство действительно оказывало помощь «Ирмени»?

— Знаете, когда мы проходили процедуру приватизации в числе первых хозяйств, тогда все было очень строго. Можно было акционировать только то, что принадлежит тебе, твоему предприятию. То, что создано за счет государственных средств, нельзя было передавать в частные руки — только в аренду. В случае если у тебя были банковские кредиты, ты вообще не имел права приватизировать хозяйство. И на этот счет велись очень серьезные проверки. Мы все их прошли. По итогам оказалось, что за все время существования «Ирмени» государство не вложило ни рубля.

— Кстати, именно приватизации не выдержали многие хозяйства. Как вы организовывали эту работу? Вы изучали какой-то опыт?

— Подобного опыта не было даже за рубежом. Мы немного ориентировались на то, как была проведена приватизация в Восточной Германии. Там все было быстро и четко организовано. Не дали развалиться ни одному предприятию. У нас этот процесс затянули и все развалили. До сих пор не решен вопрос ни с приватизацией основных фондов, ни с землей. Правительство уже третий раз дало отсрочку по решению проблем земельных отношений. Мы в свое время тоже не знали, как приватизировать основные производственные фонды. Всем сестрам по серьгам раздать? Ненормально будет. Один только пришел работать, а другой тут уже 40 лет трудится. Он больше заслужил.

Нам помогла колхозная трудовая книжка, она очень умно была составлена. Там каждый год писали, сколько выходов сделал человек и сколько заработал. Мы всех учли, в том числе и пенсионеров и тех, кто работает. Посчитали всю зарплату, потом стоимость основных фондов. Затем основные производственные фонды делим на общую зарплату, получается 69 копеек на рубль заработной платы. Теперь мы берем вашу заработную плату, умножаем на 69 копеек и говорим — вот ваша доля акций. Для тех, кто работал в хозяйстве очень давно, до 1972 года, когда зарплата была очень низкая — мы ввели коэффициент 2. Получился приличный заработок, который мы по той же схеме умножаем на 69 копеек и получаем долю акций.

— А если вернуться к сегодняшним дням, то сейчас, в условиях кризиса, вы как-то изменили систему управления предприятием?

— У нас ежемесячное бюджетирование. Хотя есть, конечно, и годовой ориентировочный бюджет. На каждый месяц мы составляем расходную и приходную часть. У меня 20 числа каждого месяца планируется приход и расход средств на следующий месяц. Собираются все заявки, рассматриваются, корректируются. Оставляем небольшой резерв на непредвиденные расходы, затем расписываем график платежей, который очень жестко соблюдается.

Этой схеме уже лет семь. Продолжим по ней работать и сейчас. Ведь это же совершенно ясно: чем меньше у тебя денег, тем более скрупулезно нужно подходить к вопросу расходования средств.

— А что касается заработной платы, как здесь вы решили вопросы?

— В начале мая мы провели отчетное собрание акционеров. Ему предшествовали подобные же мероприятия на всех производственных участках. Подвели итог, оценили текущую ситуацию, поговорили о перспективах. На всех собраниях я был и всем сказал, что мы заработную плату хоть немного, но всегда увеличивали. В этом году увеличения не будет, но не будет и снижения. Все довольны. Год можно пережить на этом уровне.