В истории Чечни начало третьего тысячелетия останется неразрывно связанным с именем и личностью Рамзана Кадырова. Кадыров — человек и политик сложный, неоднозначный. Такова же и его роль во всём происходящем.

Было бы непростительным упрощением считать Рамзана Кадырова просто ставленником Кремля и любимчиком президента России и видеть источник его силы и влияния только в этом. Скорее уж, креатурой Кремля был бывший президент Чеченской Республики Алу Алханов, исполнительный и политически нейтральный функционер.

После второй чеченской войны Кремль последовательно проводил в жизнь политику «чеченизации» конфликта. В рамках этой политики логичной была поддержка Ахмата Кадырова, а позже — его сына. Но осторожный Кремль хотел соблюсти меру. Баланс должен был поддерживать Алханов, опиравшийся на федеральные силовые структуры.

Однако план Москвы дал сбой, когда амбиции молодого Кадырова пришли в противоречие с президентством Алханова. И Москва скорректировала план, «сдав» Алханова.

Случилось так, что как раз в этот драматический момент Владимир Путин проводил в Ново-Огарёве встречу с молодыми писателями, на которой присутствовал и я. К тому времени, когда я смог задать вопрос президенту и высказать своё мнение, прессу уже удалили, и Путин вёл себя раскованно, выражался откровенно.

«Наелся я этим Кавказом, вот так наелся! — с некоторым раздражением сказал президент и провёл ладонью у своего горла, показывая, по какое самое не хочу он наелся Кавказом. — Я, может, привожу не самый удачный пример, но вот посмотрите на Ирак! Саддам Хусейн был плохой, диктатор, да. Но при нём был порядок! А убрали Саддама, и что теперь? Бардак!»

Пример, действительно, не самый удачный, был, тем не менее, настолько красноречив, что добавить нечего. А Путин продолжал: «У вас же там эти кланы, тейпы. У вас иначе нельзя. А власть в Чечне должна иметь поддержку местного населения, нельзя постоянно опирать её на “руку Москвы...”».

Робин Гуд или неизбежное зло

Не надо быть наивными. Кадыров — не друг Путина. И Путин — не друг Кадырова. Для Путина, особенно, если уж он такой демократ и заочный друг Махатмы Ганди, как сам о себе говорит, — Кадыров является неизбежным и наименьшим злом. Всё дело в том, что Москва поддерживает Кадырова потому, что Кадырова поддерживает сама Чечня. И Рамзан Кадыров достаточно умён, чтобы понимать это.

Поэтому основной вопрос стоит так: на какой ресурс легитимности опирается в Чечне президент Рамзан Кадыров?
И как так получилось, что в Чечне, хранящей вековые принципы личной свободы и индивидуализма, вся полнота власти была отдана авторитарному лидеру, молодому спортсмену, в чьих волосах ещё и не ночевала седина мудрости?

Наследственный принцип следует отклонить в первую очередь. Чеченцы — не туркмены и не узбеки. У них никогда не было наследственных правителей: ханов, беков, князей или царей. Задолго до Декларации прав и свобод человека и гражданина, каждый чеченец рождался и умирал свободным и равным всем остальным.

Гибель Ахмата Кадырова обеспечила молодому Рамзану сочувствие народа. Но если бы Рамзан не был Рамзаном, если бы он был другим человеком — одно происхождение от Ахмата Кадырова никогда не сделало бы его настоящим правителем.

Рамзан Кадыров сумел объединить все людские, административные, политические и финансовые ресурсы республики для достижения одной цели: восстановления разрушенной войной Чечни. Даже капиталы выходцев из Чечни, давно живущих в других регионах, были пристёгнуты в упряжку.

Все знают о Фонде Кадырова, наполняющемся пожертвованиями. И эти пожертвования сугубо добровольны. Попробуй только не пожертвуй добровольно… Скромные миссионеры готовы выехать с табельным оружием не только в любой район республики, но и во всякий регион России и провести переговоры. Я думаю, они бывают чрезвычайно убедительными.

А народ всегда за бедных и против богатых. Потому что народ в своей массе — бедный. В глазах населения Кадыров порою предстаёт романтическим Робином Гудом во власти. Рассказывают такую историю.

Рамзан Кадыров проводил инспекцию строительных объектов и был чрезвычайно недоволен своим строительным министром. Объект не был сдан в срок из-за нехватки средств, а министр приехал на инспекцию в роскошном «мерседесе». Рамзан приказал остановить проезжающую мимо лохматую «копейку». Машину остановили, водителя попросили выйти и привели к Кадырову. Бедный старик был ни жив ни мёртв.

— Отец, — спросил Рамзан у старика, — хочешь себе такую машину? — и показал на «мерседес» министра.

— Кто же такую не хочет, Рамзан? Хочу, конечно, — честно признался старик.

— Тогда бери. А свою отдай этому человеку, — и показал на министра.

Автомобили тут же поменяли владельцев. Старик уехал на «мерседесе», а Рамзан сказал, обращаясь к своему министру:

— А ты теперь будешь ездить на «копейке». И не приведи Всевышний Аллах мне узнать, что ты купил себе новую машину или построил дом, пока у тебя не хватает средств, чтобы вовремя восстанавливать запланированные объекты!

Я не знаю, произошла ли эта история в действительности. Вполне могла произойти — она или ей подобная. Но важно уже то, что её пересказывают друг другу жители республики. Так или иначе, она существует в сознании народа, а, значит, в определённом смысле реальна.

Конечно, Рамзан Кадыров и о себе не забывает. Все мировые агентства новостей пересказывали сюжет о кавалькаде из одних «порше кайенн», принадлежащих руководителю Чеченской Республики.

Но в представлениях современного человека Робин Гуд вовсе не обязан спать на гнилой соломе. Он имеет право на свою законную долю. Напротив, если лидер не будет проявлять себя во всем блеске, какой же он лидер?

Рамзан Кадыров — молодой человек
с сильными желаниями и полным спектром возможностей их осуществления. Но даже если представить на его месте аскета —
и аскету пришлось бы демонстрировать подвиги потребления, чтобы восхищать и удивлять общественность.

Два поколения и модернизация

В Чечне сегодня можно выделить две различные группы людей, два поколения, кровавым водоразделом для которых послужила война.

Первая группа — старшее поколение. Лейтмотив поведения — усталость. Усталость от войн, смертей, разрухи, неопределённости, неустроенности. Усталость от борьбы и разочарование в самих её целях и смысле. Одна чеченская женщина сказала: пусть приходят русские, американцы, хоть марсиане — лишь бы не бомбили.

На их долю выпало и так слишком много бед и страданий. Они помнят полномасштабные войсковые операции, тотальное бесправие и совершавшееся на их глазах уничтожение целого народа. Они могут быть не согласны с методами Кадырова, могут не разделять его взглядов и не быть сторонниками многих аспектов его политики. Но, с другой стороны, они видят реальные изменения к лучшему: восставший из руин Грозный, строительство и восстановление разрушенного, налаживание мирной жизни. И за это они благодарны Кадырову и его команде, за это обеспечивают их своей, иногда молчаливой, но от этого не менее важной поддержкой.

Но гораздо более важна для политического будущего Кадырова поддержка другой группы, молодёжи, тех, кому ещё не исполнилось и тридцати лет. И здесь мотивация совершенно иная.

На глазах всего мира Рамзан Кадыров не только поднял республику с колен, обратил поражение народа в его победу, заставил считаться с собой и с чеченцами Северо-Кавказский регион и всю Россию. Кадыров показал путь, личный пример достижения успеха, согласующийся с представлениями молодёжи, чьи ценности вполне выразил фильм «Бригада»: сильная личность прокладывает себе дорогу к власти, богатству и славе, не стесняясь в выборе средств для достижения цели. Рамзан Кадыров, хочет он того или нет, для молодого поколения — олицетворение протеста против власти старших, бунта детей против отцов.

Итак, Кадыров — лидер, проводящий беспрецедентную модернизацию Чечни. Но эта модернизация во многом состоит в сломе вековых традиций, во взрыве исторически сложившегося менталитета чеченского народа.

Фото: Фёдор Ларин

Пусть не вводит в заблуждение то, что модернизация проходит под флагом «возрождения традиций», «возврата к истокам», «сохранения чеченского менталитета». В истории человечества ломка устоев часто происходит под лозунгами их сохранения и защиты.

Пресса приводит довольно нелепые примеры: кадыровские блюстители нравственности запрещают юношам носить длинные волосы, так как это «противоречит чеченскому менталитету». Но это подмена понятий. Чеченскому менталитету противоречит, прежде всего, тот факт, что кто-то берётся решать, какой длины волосы нужно носить юношам. Чеченец никогда не подчинялся никакому диктату в своей личной жизни, кроме добровольно принятого авторитета обычаев и руководства старших.

Чеченский проект может закрыться. Это был многовековой исторический эксперимент, призванный доказать возможность существования в современном мире общества, не структурированного иерархически. В его уникальности была недооценённая важность для всей цивилизации.

Когда все соседние народы проходили через стадии феодального единовластия, чеченцы сохраняли свободное общество. И оно только казалось недоразвитым сторонним наблюдателям, которые не знали, с чем его можно сравнить. На самом деле, чеченцы жили не в состоянии анархии, но поддерживали порядок с помощью развитых гражданских институтов, как мы бы назвали это сейчас.

Русские цари же не могли понять, как целый народ может жить без князей и периодически, но безуспешно пытались отдать чеченцев под власть кабардинских, кумыкских и других феодалов.

Чеченцы сумели сохранить свою внутреннюю свободу и в тисках Российской империи, и при большевиках, и при развитом социализме. Но теперь чеченский проект может закрыться.

Незаметно для многих происходят масштабная деконструкция и замена базовых установок национального поведения и психологии. Вместо гордости и свободы — приспособление и железная диктатура, вместо коллективной взаимопомощи — стремление к личному успеху, понимаемому, прежде всего, как обогащение, вполне в духе современной американской философии жизни. Кадыров осуществляет историческую задачу встраивания Чечни в глобальный экономический и социальный порядок. И Чечня перестаёт быть Чечнёй.

Что такое «чеченский проект»

О чеченцах как самостоятельной этнополитической реальности можно говорить начиная с XIV–XVI веков, когда чеченские общества вновь, после ухода в горы из-за монгольских завоеваний, освоили равнинные области. К этому же времени относится и формирование у чеченцев специфической формы власти и управления.

Для современной российской идеологии и реальной политики характерна завышенная оценка значения «тейповой» структуры чеченского общества при неполном, а зачастую искажённом понимании сути института тейпов. На деле принадлежность к тейпу не имеет особого значения в реальной социально-экономической жизни современных чеченцев: это скорее часть самоидентификации, дань традиции, не более того. Далее, в исторической перспективе, тейп никогда не являлся родоплеменной общностью или клановой структурой, подобной сицилийским семьям. О его реальном значении и сути можно узнать из работ серьёзных исследователей (см., например, книгу Лечи Ильясова «Чеченский тейп: мифы и реалии»).

Чеченский тейп возник как форма самоорганизации общества, подобно коммунам в средневековой Европе, казачьим обществам на рубежах России, общинам переселенцев в Новом Свете. Это структура, обеспечивавшая баланс частных и общественных интересов и устроенная по принципу делегирования власти снизу вверх, а не навязывания её силой. Так было устроено управление в средневековой Чечне, высшим органом в которой был Мехк Кхел — совет страны, формировавшийся по выборному принципу из представителей тейпов.

Представление о существовании у чеченских обществ собственной государственности в период, предшествовавший вхождению Северного Кавказа в состав России, является, в большей или меньшей степени, мифом. Мехк Кхел и внутриобщинное управление были принципиально не-государственными формами власти. И как таковые противостояли государству, в тот исторический период выступавшему большей частью как механизм угнетения низших классов и колонизированных земель.

Чеченские «вольные общества» не были полностью самостоятельными в политическом плане. В разные периоды они приглашали князей соседних народностей, принимали протекторат крымского хана, а позже — российского царя. Но, пользуясь противоречиями в интересах различных могущественных держав на Северном Кавказе, умело применяли политику лавирования, стараясь, чтобы протекторат этот оставался формальностью, ограничивая государственную власть покровителя на своих землях.

Таким образом, «чеченский проект» в политическом плане развивался не как особая форма государственности, а скорее как способ сдерживания организованным гражданским обществом абсолютизма государственной власти, её проникновения во все сферы социальной и экономической жизни с целью установления над ними тотального контроля. И основой организованного гражданского общества были равенство его членов, личная свобода каждого, превращавшаяся в вольность общины в целом. В чеченском обществе, в отличие даже от обществ соседних северокавказских народностей, отсутствовала дискриминационная стратификация. Существование паразитирующего привилегированного сословия было немыслимым.

И в сознании чеченцев эта вольность и право на самоорганизацию были не пустыми абстракциями, а жизненными установками, за которые народ был готов сражаться с оружием в руках. Кавказская война и последующие восстания против имперской власти были вызваны не неприятием России — протекторат империи чеченские общества принимали в основном добровольно — но вторжением государства в те сферы социальной и экономической жизни, которые общество не желало отдавать под административный контроль. Так было с объявлением земель горских народов «казённой» собственностью и с раздачей офицерам крупных земельных наделов — в попытке создать «чеченских помещиков» как опору для власти.

В годы советской власти, пережив депортацию, чеченское общество приспособилось вести «двойную жизнь» — на официальном уровне принимая догматы социализма, в быту и общественных отношениях продолжая следовать установкам традиции.

После развала Советского Союза и окончания первой чеченской войны на территории Чеченской Республики возник вакуум государственной власти. Российские органы управления были демонтированы, структуры «Ичкерии» оказались крайне неэффективны в регулировании повседневной жизни. Меня, как юриста по образованию и в ту пору убеждённого государственника, чрезвычайно интересовало, как в таких условиях не наступили всеобщий хаос, тотальное взаимное уничтожение и нарушение прав личности и собственности.

Оказалось, структуры общественной самоорганизации у чеченского народа были способны к быстрой регенерации. Именно гражданское общество Чечни, не потерявшее тогда ещё способности к саморегулированию, сдерживало всеобщую деструкцию, а не бессильное правительство. На это общество опирался и надеялся президент Аслан Масхадов, стремившийся избежать внутренних конфликтов и дождаться вызревания оформленной государственности в недрах народных отношений.

Но времени не было. Нерешительность Масхадова, его заигрывание с исламским радикализмом, неспособность ликвидировать террористические формирования в республике привели к катастрофе, за которую чеченцы и Россия в целом заплатили тысячами жертв и колоссальными разрушениями.

Новая власть была принесена на штыках, сформирована силой, сверху. Остатки гражданской самоорганизации демонтированы и заменены структурами, чьё единственное предназначение — высказывать вечный «одобрямс» любому текущему курсу власти и колебаться вместе с «генеральной линией», а не поддерживать баланс между государством и обществом.

И, под конец, завывания о «чеченских кланах» вызвали их из небытия: теперь мы точно имеем и кланы в государственной власти, и все сопутствующие клановому правлению прелести. На наших глазах возникает сословие «господ», а остальной народ на их фоне превращается в «быдло». Это — симптомы закрытия чеченского проекта.

Феодализм и инвестиционная привлекательность

Кадыров обещает молодому поколению чеченской нации материальное благополучие (Чечня должна стать самым богатым субъектом Российской Федерации) и возможность личного успеха-обогащения. Но эти цели недостижимы в сегодняшних условиях.

Один чеченский бизнесмен из Москвы вспоминал, как его просили поддержать высшее образование в Чечне, а он возражал, утверждая, что система высших учебных заведений в республике — мишура и вредный обман. В вузы принимается беспрецедентно большое количество студентов, которые, получив дипломы, не найдут себе работы по специальности в чахлой экономике республики. Но вернуться к простому труду им будет уже сложно — выпускнику с дипломом юриста-экономиста управлять трактором или класть кирпичи станет мешать «когнитивный диссонанс», несбывшиеся надежды и амбиции. А качество образования в республике настолько низкое, что на внешнем по отношению к Чечне, общероссийском рынке труда, чеченские специалисты не выдержат конкуренции с выпускниками российских вузов.

Сегодня власти республики чрезвычайно озабочены созданием производительной экономики. Глава парламента Чечни недвусмысленно напоминает федеральной власти, что у него 300 тысяч активных молодых людей, которых нужно занять чем-то хорошим, иначе они сами найдут себе занятие, и это будет уже не так хорошо…

Но не с этого ли надо было начинать? Стоило ли строить «потёмкинские деревни», аквапарки в райцентрах, когда значительная часть населения республики живёт на социальные пособия и пробавляется случайными заработками на восстановительных работах? Боюсь, руководство республики долго тешило себя мечтами о нефтяных доходах. Но нефтяная экономика не даёт главного: занятости населения, возможности для каждого гражданина честным трудом обеспечивать себе достойное существование.

В советские времена на территории Чечни было прекрасно развито сельское хозяйство, в котором была занята едва ли не большая часть народа. А теперь даже молочные продукты завозят в Чечню
из соседних республик.

Времена меняются, и одно сельское хозяйство, ведущееся дедовскими методами, тоже не обеспечит экономическую победу в условиях жёсткой глобальной конкуренции на мировых рынках. Нужна развитая научная база, нужна современная перерабатывающая промышленность, нужны инновации.

Феодальными методами, тотальной мобилизацией можно отстроить разрушенные дома, возвести гигантские пирамиды, даже аквапарки — но никогда не создать современной развитой экономики. В феодальное княжество не потекут инвестиции. В несвободном обществе не будет предпринимательской инициативы. И качественное образование невозможно при нехватке воздуха свободы мнений, поиска, критики.

На определённом этапе, ради дальнейшего развития, ради блага своей родины и своего народа, Рамзан Кадыров должен уйти. Если он хочет остаться в истории как спаситель и собиратель своего малого отечества, а не как его тиран и душитель. Даже медведь-воевода у Салтыкова-Щедрина был озабочен тем, каким он останется на скрижалях истории, в памяти потомков.

Сам Кадыров, человек не по возрасту дальновидный, понимает всё это. И не раз говорил, что не хочет быть президентом, что принимает это тяжкое бремя, чтобы спасти свой народ в трудное для него время. Что сам он с большим удовольствием занялся бы бизнесом.

Но власть сладка. Трудно оторваться от этой бочки с мёдом. А ещё обязательно найдётся толпа «соратников», которым тепло и сухо, боящихся потерять своё положение, а потому хором поющих: никак нельзя уходить! Уйдёшь, и всё рухнет! Не рухнет. Хорошо построенное здание не падает после ухода архитектора и даже всей бригады строителей.

Возможно, тотальная мобилизация была необходима для выполнения непосильной задачи восстановления послевоенной Чечни. Хотя ничто не оправдывает личного произвола и нарушения прав человека. Но после войны должен наступать мир. Нельзя постоянно жить как в военном лагере. Власть должна перейти к гражданским институтам. Мирному обществу нужны свобода и демократия. А Чечне нужны свобода и демократия, основанные на истинных традициях чеченского народа, которые нельзя разрушать.

Санкт-Петербург