- Алексей Геннадьевич, известно, что собственникам ОАО "Мечел" делались настойчивые предложения продать комбинат. Также известно, что претенденты получили отказ. Насколько вероятна сегодня смена собственника?

- Предложения продать "Мечел" носили конфиденциальный характер, и я не хотел бы углубляться в подробности. Скажу только, что они поступали практически от всех значимых участников рынка, но деньги предлагали небольшие, порядка 20 - 40 млн долларов. Напомню, что во время приватизации только за 15-процентный пакет "Мечела" было заплачено около 13 млн долларов. Исходя из этого, полученные предложения мы расцениваем как несерьезные. На самом деле "Мечел" стоит более 100 млн долларов. Годовая реализация комбината превышает 600 млн долларов, в прошлом году чистая прибыль превысила миллиард рублей.

В предложениях продать комбинат ничего необычного нет: если предприятие кто-то хочет купить, это хорошо. Но важен порядок цифр. Если бы покупатель предложил за "Мечел" 150 - 200 млн долларов, его можно было бы считать серьезным инвестором, готовым развивать производство дальше. Но те, кто предлагает 20 млн долларов, просто хотят быстро получить 50 - 60 млн долларов прибыли и уйти. Так что смена собственника "Мечела" сегодня маловероятна.

- А кто на текущий момент владеет комбинатом?

- В структуре собственности "Мечела" мало что изменилось, после того как сформировался пул собственников в 1996 году. Его составляют несколько "портфельных" компаний. В качестве инвестора и партнера "Мечела" все эти годы выступал швейцарский Glencore (держатель контрольного пакета. - Ред.). Недавно еще одним партнером стала группа "Южный Кузбасс", традиционно поставляющая комбинату уголь: она купила около 20% акций "Мечела".

- Сегодня, как известно, сильна тенденция формирования холдингов, происходит укрупнение компаний по отраслевому и межотраслевому принципу. Не намерены ли и вы трансформировать партнерство?

- Процессы горизонтальной и вертикальной интеграции приобрели всероссийский размах. В этом не было бы ничего плохого, если бы в условиях отсутствия нормального доступа к мировым рынкам сырья и готовой продукции это не приводило бы к установлению монопольно высоких цен. Интеграция у нас трансформируется в монополизацию. Сегодня помимо существующих газовой, железнодорожной и энергетической естественных монополий рождаются новые: угольная, например, автомобильная.

В Кузбассе мы имеем двух поставщиков угля: под одним 70% рынка, под другим - 30%. Монополии по железорудному сырью не получилось, но разбросанные по всей стране металлургические предприятия находятся в прямой зависимости от тех или иных сырьевых источников.

- Но это естественный процесс, продиктованный производственной, рыночной целесообразностью.

- Концепция вертикальной интеграции - это концепция захвата и передела собственности. Этот процесс происходил сначала в виде первичной приватизации. Были искусственно созданы условия, в которых предприятия просто не могли выжить, и пошел второй этап передела собственности - через банкротства. За примером далеко ходить не надо - те же Западно-Сибирский или Кузнецкий металлургические комбинаты. Механизм достаточно простой: сначала предприятие объявляется банкротом, потом внешнее управление на нем продляется до десяти лет, акционеры начинают по дешевке продавать акции, в итоге подписывается мировое соглашение. Или начинается скупка долгов (также за мизерную цену), потом комитет кредиторов может при необходимости принять решение о дополнительной эмиссии акций. В результате кредиторы становятся акционерами. Но и это еще не все. Чтобы заставить предприятия, которые не желают терять самостоятельность, войти в тот или иной холдинг, заинтересованные в этом стороны начинают банкротить либо поставщиков сырья и топлива, либо покупателей продукции этого предприятия. Тем самым на предприятие оказывается пусть не прямое, но косвенное давление.

Так строятся холдинги в автомобильной, подшипниковой и некоторых других отраслях машиностроения, в производстве железорудного сырья, в угольной отрасли. В результате все оказываются вовлечены в процесс создания холдингов.

- Отчего же тогда слияния, укрупнения компаний идут во всем мире?

- В мировой практике отсутствуют примеры, когда одна компания владела бы одновременно угледобывающим производством, производством железорудного сырья, выплавкой... И далее - полный цикл машиностроения, включая производство автомобилей. Таких холдингов на Западе нет и, вероятно, не будет. Антимонопольное законодательство не позволит. Потому что в итоге будет один производитель автомобилей, который сможет диктовать свою цену рынку. У нас как раз к этому и идет.

- Поэтому "Мечел" не торопится войти в какой-либо холдинг?

- У нас нет своей сырьевой базы, а также нет свободных финансов, чтобы покупать предприятия, формируя собственный холдинг.

"Мечел" еще с советских времен вовлечен в кооперированные поставки сырья и металлопродукции, отгружал предприятиям Челябинской области от 600 тыс. тонн до 1 млн тонн металлопродукции в год. Для сравнения: в 2000 году в Челябинскую область отгружено только 30 тыс. тонн... Само по себе объединение мало что даст. Магнитогорский калибровочный завод, имея мощность 1 млн тонн металлопродукции в год, делает сегодня 100 тыс. тонн, те же самые 100 тыс. тонн в год делает Магнитогорский метизно-металлургический завод при мощности 500 тыс. тонн. Можно их включить в любой холдинг, но таким образом сбыт не увеличится. То есть холдинг не является универсальным средством, которое заставляет работать экономику. Рынку не понадобится больше арматуры, если жилищное строительство не будет развиваться. А оно вряд ли будет развиваться, если в него не будут вкладываться бюджетные средства или у людей не будет возможности делать накопления. То есть все зависит от общей ситуации в экономике. Появление холдингов само по себе еще не приводит к расширению рынка.

- То есть вы не считаете, что индифферентное отношение "Мечела" к проблеме холдингостроения может оставить комбинат на обочине истории, привести к потере ряда партнеров и покупателей. Те же метизный и калибровочный заводы уйдут под крыло Магнитки...

- И да и нет. Рынок сбыта у нас сужается, это факт. Анализируя то, что происходит в машиностроении, угольной, подшипниковой промышленности, я делаю вывод, что нас просто пытаются загнать в стойло. С нами не удалось договориться через банкротство, не удалось купить завод за бесценок, теперь нас пытаются "построить", создав условия, при которых мы не сможем эффективно работать.

- В свое время при участии канадской компании Hatch была разработана программа технического перевооружения ОАО "Мечел" стоимостью 450 млн долларов. Какова ее судьба?

- Эта программа разработана в конце 1996 года, после этого корректировалась, но порядка 70% мероприятий остались в силе. Мы ремонтируем доменные печи, реконструируем аглофабрику, кислородно-конвертерный цех, ТЭЦ. Но отказались от проекта строительства на комбинате новой ТЭЦ мощностью 200 МВт, это очень затратный проект.

Мы планируем инвестировать в техперевооружение от 30 до 50 млн долларов ежегодно. И пока ограничены в этих пределах: менее 30 млн долларов тратить нельзя, иначе производство придет в упадок, а больше 50 - не можем, потому что нет денег. Но инвестиционные программы мы сейчас урезаем и вкладываемся в основном в те проекты, куда в свое время уже были сделаны крупные инвестиции.

- А если говорить о глобальных перспективах?

- Глобальные перспективы у металлургов не слишком хорошие. Такое количество металла, какое выплавляется сейчас, в перспективе просто не потребуется. Металл, с одной стороны, будет становиться все более качественным, с другой - заменяться другими материалами. И этот процесс уже идет. На экспортных рынках сортового проката больших перспектив вообще нет. Тенденция такова, что нашей нишей становится заготовка в сорте или слябы в плоском прокате. Конечную продукцию покупают все меньше и меньше. С сокращением экспорта переполняется внутренний рынок. Условно говоря, доля внутреннего "пирога" для каждого из производителей уменьшается. Если раньше "Мечел" продавал 60 - 70 тыс. тонн арматуры, то сейчас продает 40 тыс. тонн. Наше развитие тормозится еще и тем, что мы продолжаем рассчитываться с кредиторами, которым должны в общей сложности 8 млрд руб. Если мы будем работать так же успешно, как в прошлом году, то сможем рассчитаться с долгами в течение примерно двух лет. Дается нам это нелегко: на расчеты с кредиторами идет львиная доля прибыли. Но мы все равно будем это делать, так как для нас слова "долг" и "честь" - не пустой звук. "Кидать" кредиторов, уходить в банкротство - не наш путь. Мы хотим жить честно.

Челябинск