Екатеринбургский классический балет отрывается от канонов

Наблюдать блеск классиче-ских па и веками отшлифо-ванные приемы режиссуры в Екатеринбургском акаде-мическом театре оперы и балета доводится все реже. Есть подозрение: екатеринбургский классический балет сам себе поднадоел и теперь с издевательской гримасой попирает собственные каноны. Хвала публике, которая достаточно умна, чтобы не принимать эту гримасу на свой счет, и в ответ на судорожные поиски нового лица готова крикнуть если не "Браво!", то во всяком случае нечто одобрительное.

Новейшая премьера екатеринбургского оперного вызывает гремучую смесь ощущений: от шока до задумчивости "что бы это значило?". А все потому, что балет-фантасмагория "Пер Гюнт" сам по себе представляет смесь трудносоединимых компонентов: классической хореографии, акробатики, карнавала, варьете и роллерских пируэтов. Версия, разумеется, сугубо авторская, поскольку Эдвард Григ в принципе не сочинял этого балета: им написана музыка к драме Ибсена, предназначенная соответственно для драматического театра. Сложилась своеобразная традиция: все, кто ставил "Пер Гюнт", создавали его в сущности заново.

Кроме музыки Грига разные постановки объединяет следование сюжету и основной теме. Но и в этом отношении балет в постановке Олега Игнатьева - уникум. Сюжет, мягко говоря, откорректирован, о чем и предупреждает означенное на афишах определение жанра - балет-фантасмагория. К тому же в новой версии под управлением дирижера Владислава Лягаса звучит музыка не только Грига, но и других композиторов: Мусоргского, Равеля, Дюка. Игнатьев вовсе не старается соответствовать эпохе Ибсена. Его "Пер Гюнт" - мужская история на все времена. Вначале Пер - деревенский парнишка-шалопай позапрошлого века, в финале - потрепанный жизнью косматый старикан нашего времени. В общем, как оценила одна из зрительниц, сама балерина, "такой несерьезный мужик. Любит разных женщин и всех бросает. Он путешествует по миру, а дома его ждет Сольвейг...".

Начало спектакля решено в более-менее академичной манере. Потом в действие экспрессивно врывается разная нечисть: хозяева преисподней, персонажи норвежского фольклора: тролли, тролльчихи, тролленята. Одна из заключительных сцен, бал Сатаны, абсолютно модернизирована в смысле хореографии и экипировки артистов. Это нечто вроде современного варьете, чувственного и отвязного. На артистах костюмы из черного клеенчатого материала. Некоторые балерины выступают, представьте себе, топ лесс. Пер, заверченный, как космонавт на тренажере, внутри металлического каркаса глобуса, символизирует глобальные метания постаревшего ловеласа, замороченного собственным честолюбием, поиском смысла жизни и идеала вечной женственности.

При всей спорности фантасмагория, бесспорно, зрелищна. Декорации питерского художника Михаила Веревочкина лишены академической помпезности, очень эффектны, красивы, лаконичны. Еще одно новшество: прежде в балетных спектаклях екатеринбургского театра свет не играл той роли, которую получил в нынешней премьере (художник по свету Владимир Тетерин). Молнии преисподней, райское сияние, подвижные огни восточного шатра: оказывается, все это возможно в современном балете. Особенности многочисленной балетной труппы и самого театра позволили сделать постановку масштабной и развернутой, что отличает ее от более камерных произведений молодых хореографических коллективов Екатеринбурга.

Попытка превратить столп академизма в нечто мобильное, само собой рассчитана на эпатаж, так что при просмотре эксперимента под названием "Пер Гюнт" от скуки зритель застрахован.