Мачо не капитулируют

5 ноября 2001, 00:00
  Урал

Сделать публику союзником, а затем ошарашить ее чем-нибудь "авангардным" - излюбленный прием театра Евгения Панфилова

Для современного российского танца Евгений Панфилов - фигура почти культовая. С конца 80-х он одним из первых в стране начал двигаться от традиционного балета в сторону новых пластических форм. "Бунтарь-одиночка", "enfant terrible" - это о нем тогда. "Мэтр", "патриарх", "первопроходец" - это теперь, когда современный танец узаконен в правах, а танцтруппы в России плодятся как грибы после дождя. Сам Панфилов поменял за эти годы имидж внешне, но внутренне изменился мало. Все та же независимость, нежелание шагать в ногу, подстраиваться под изменчивую моду. Все та же фантастическая энергия и продуктивность. За эти годы состав его театра обновился почти полностью, количество поставленных спектаклей и миниатюр перевалило за сотню, а он все продолжает изумлять. Очередную порцию изумления даже те, кто хорошо его знает, получили на открытии нового 15-го сезона театра "Балет Евгения Панфилова".

2001 год оказался для хореографа знаковым. Созданный им четырнадцать лет назад профессиональный театр "Балет Евгения Панфилова" прожил первый сезон в статусе государственного. Весной балетмейстер, многолетний номинант Национальной театральной премии, наконец получил "Золотую маску" - награду, которую заслужил как никто другой. А летом пришло сообщение о присуждении ему еще одной престижной регалии - театральной премии имени Федора Волкова. Естественно, перед спектаклем звучали приветственные речи и поздравления властей. А затем последовали две премьеры - и от благостного официоза не осталось и следа. Шоу-фантазия "Мужская рапсодия" и данс-спектакль "Капитуляция" контрастировали друг с другом, показав глубину и масштаб незаурядной личности.

В конце прошлого сезона Панфилов представил зрителям новую труппу - третью. Как будто мало ему хлопот с двумя предыдущими: основной и "Балетом толстых". Хотя, может, именно успех на "Маске" "толстушек" со спектаклем "Бабы. Год 1945" вдохновил хореографа на создание еще одного проекта. "Бойцовский клуб" - очередное ноу-хау: команда спортивного вида молодых людей, набранных Панфиловым, как и "толстые", практически с улицы, после месяца занятий уже танцевала в новой программе. И вот - "Мужская рапсодия".

Смесь тягуче-арабских и томно-итальянских напевов, фламенко и сиртаки - это музыка с острова Корсика, вобравшая все мелодическое разнообразие Средиземноморья. А на сцене все строго и лаконично: черный кабинет и танцовщики-мужчины в черных пиджачных парах на голое тело. Сигары, шляпы, в какой-то момент - платки, вот и весь антураж спектакля. Пиршество мужской телесности, брутальной и элегантной одновременно, демонстрируют шесть солистов основной труппы и два с лишним десятка новичков из "Бойцовского клуба": чем не 28 героев-панфиловцев... Их соло, дуэты, массовые сцены выстраиваются в идеальную композицию и являют главного героя мужского балета. Это истинный мачо - волевой, загадочный, сексуальный. Сумрачные мужчины знойного Юга в атмосфере фильмов итальянского неореализма и сильно поэтизированных мафиозных сериалов. На деле это излюбленная в последние годы тема Панфилова - апофеоз мужской самодостаточности, мужской энергии, мужского братства. И без малейших намеков на гомоэротизм.

Обозначая жанр как шоу-фантазию, балетмейстер не оставляет сомнений в том, кому зрелище адресовано. Конечно же, широким массам прежде всего женского пола. Но уж если шоу, то по высшему разряду. Свобода и мастерство в обращении с материалом, абсолютными новичками, правда пластичными и накачанными, плюс несколько блистательных хореографических идей - вот вам и рецепт настоящего шоу.

Тягу Панфилова к ярким, экзотическим представлениям часто не одобряют, "попсовая" доступность в среде модерн-данс не приветствуется. Здесь в почете аскетичность и концептуализм. Многим даже в голову не приходит, что и то и другое может уживаться в одном человеке. Сам хореограф любовь к шоу объясняет финансовой необходимостью (надо же как-то театру зарабатывать!) и желанием привлечь как можно больше зрителей. Примем это лукаво-простодушное объяснение, хотя на самом деле все сложнее. Да, заинтересовать, сделать союзниками, а затем ошарашить чем-нибудь "авангардным" - такой фокус Панфилов проделывает с пермской публикой на протяжении многих лет, и переполненные залы на всех представлениях театра, водопад цветов и море зрительской любви подтверждают его точный тактический расчет. На сей раз все это можно было наблюдать в течение одного вечера.

Итак, "Капитуляция". Кто перед кем капитулирует? Вопрос витает в сознании еще до начала. Эпиграф из чтимого Панфиловым Ницше впечатляет точностью попадания: "Передо мною ужасное, тягостное зрелище: я откинул занавес, скрывавший человеческую порчу...". Все смешалось и утратило определенность очертаний. Кто эти существа в мешковатых плащах-халатах, под которыми лишь женское белье? Мужеподобные женщины или феминизированные мужчины? Исчезновение полов как потеря цельности. Красота и гармония, пасующие перед ужасом деструкции. Почти физическое ощущение усталости и опустошения. Похоже, сама жизнь капитулирует, высший смысл бытия - иллюзия, абсурд существования - норма. В странном выморочном ритме промелькнут эпизоды спектакля: соло трех огромных уродливых кукол (из секс-шопа), пляшущих в руках безликих кукловодов; бал-перевертыш под музыку "Монтекки и Капулетти" Прокофьева. Затем некто с восточным лицом и замашками вождя проверещит о неведомом, и выстроившаяся очередь (куда, за чем?) сирых и убогих безропотно исчезнет.

А в финале танца артисты снимут с себя длинные и пышные балетные юбки, так называемые шопеновские пачки. И те останутся стоять как одинокие пожухшие снопы на замерзшем поле. Не до "сильфид" и "жизелей". Нам вообще недосуг. В мертвой тишине здоровенный мужик в рабочей униформе тщательно и неторопливо сгребет их граблями и оставит сцену пугающе пустой и черной. Похоже, насовсем. Этот финальный панфиловский "черный квадрат", не сулящий абсолютно ничего, - самый пронзительный образ спектакля. Медленно сдвинется занавес, "дальнейшее - молчанье...".

...Вернут к реальности аплодисменты, сцена заполнится усталыми, раскланивающимися артистами и придет осознание, что "все еще будет", а художник может и должен быть разным.

Пермь