— Артем, в чем отличие политической активности молодежи в Европе и России?

— В Европе очень рано наступает гражданская зрелость молодых людей, осознание ими своих интересов. Там иной масштаб солидарности — представлений о том, с кем они связаны ценностным, идеологическим, поведенческим родством, какие события касаются их лично. Они реально включены в политику: вовлечены в конфликты студенческой и преподавательской корпораций, борются с дискриминацией на рынке труда, занимаются проблемами вертикальной мобильности. Молодежь в Риме тысячами участвует в манифестациях — против войны в Ираке или реформы образования. В нашем районе Сан-Лоренцо работает автономный социальный центр Trenta due, где ребята собираются каждый вечер: слушают альтернативную музыку, смотрят социально-политические фильмы на «простыне», растянутой прямо посреди улицы, встречаются с писателями, режиссерами... Полиция пробовала вытурить их из здания. Они поставили колонки на машину и с песнями, листовками, призывами прошлись по району, перекрывая улицы. Сотни людей за них вступились.

Молодые «правые» и «левые» в Италии — это разный круг общения, стиль жизни, манера одеваться и пакет информационно-культурного потребления (музыка, кино, литература, СМИ). Итальянские города пестрят политическими граффити, плакатами, стикерами. Политическая борьба пронизывает повседневность (моду, спорт, разговоры в барах) вне зависимости от фазы электоральной кампании.

Если в России с молодежью нянчатся, радуются, когда детки заводятся на какие-то большие идеи, то в Европе молодежная политика государств, партий, профсоюзов, неправительственных объединений — это «укрощение мустанга». Молодые люди по природе своей — варвары. Победить их можно только через терпеливое приручение и показ достоинств тех социальных машин (выборы, формы хозяйствования и другое), которые уже созданы.

Российская молодежь дремуча, легко манипулируема и инфантильна. Я знаю прорву «молодых лидеров», которые не интересуются ничем, кроме возможности «позвездить» на страницах гламурных журналов, поднять самооценку за счет внимания со стороны политVIPов, покричать заемные лозунги на площадях или на страницах ЖЖ (форум в интернете. — Ред.). Есть и другие — искренние, думающие, но их немного.

— Но ведь есть крупные молодежные проекты…

— Думаю, это связано не с политикой и гражданской активностью, а ростом уровня потребления российской молодежи. Она начинает шевелиться, когда появляется возможность что-нибудь потребить. Но гражданственность возникает, когда человек нуждается в свободе творчества, а не потребления. Творческий потенциал российской молодежи, если иметь в виду не профессиональное саморазвитие, а нацеленность на модернизацию социальных связей, на нуле.

— Что должно измениться в России, чтобы политика перестала носить патерналистский характер?

— Само общество. Проблема — не в авторитаризме или диктатуре корпораций. Мы талантливы по одиночке, но чудовищно бездарны как общество. До сих пор доминирующими типами трансперсональной связи в России остаются родственные, клановые, традиционные, мафиозные, этнические отношения. Никакого прорыва в постиндустриальный мир с таким багажом не произойдет.

— Есть ли у вас идеал участия молодежи в политике?

— Опекаемые — никогда не вырастут. Нужно терпеть ошибки молодежи, проявлять «уважение навырост». Как аванс. Но никаких преференций (квоты для молодежи в партийных списках — полный бред). Молодой политик или старый, законы политической конкуренции должны быть равны для всех. Политика сильно монополизирована в России. А потому, как мне кажется, наиболее комфортной средой для самореализации молодежи может стать не политика, а деятельность гражданских, гуманитарных, досуговых объединений — третий сектор. Он хорош для тех, кто мечтает о своем деле. Что на рынке, что в политике молодежь нужна как «мясо», как мальчики на побегушках.

Интервью взял Евгений Сеньшин