— Чем уникальна региональная элита Тюменской области? Есть ли у нее принципиальные отличия от политических центров соседних субъектов федерации?

— Элита этого региона рассредоточена по трем территориям: югу Тюменской области и северным автономным округам Югре и Ямалу. Соответственно, у ее частей разные интересы, задачи, связи в федеральных политических и деловых кругах. Говорить о юге Тюменской области в отрыве от автономных округов невозможно: они присутствуют здесь и экономически (расположены офисы, технологические подразделения крупных компаний), и на бытовом уровне («северные» деньги, к примеру, давят на рынок недвижимости).

Другая особенность — регион очень богатый, и крупных бизнесов в нем предостаточно, но по-настоящему богатых предпринимателей нет. Поэтому тюменские власти взаимодействуют, по существу, только со средним бизнесом, который партнером власти выступать может, а вот конкурировать с ней — нет. Поэтому административная элита имеет гораздо больший политический вес, чем в других регионах страны, тех же Свердловской или Челябинской областях. Огромным авторитетом в период губернаторства обладал в Тюменской области Сергей Собянин: его поддерживали автономные округа, уважал бизнес и любил народ. Правда, и после его ухода в Москву ситуация практически не изменилась. Прежде всего потому, что деловые круги противопоставить себя властным структурам не могут: нет бизнесменов, способных приобрести и поддерживать политическую самостоятельность.

— Удалось ли нынешнему губернатору Тюменской области Владимиру Якушеву добиться такого же авторитета, каким обладал Собянин?

— Пока нет: прошло слишком мало времени. За пять лет, которые Собянин провел в Тюмени, здесь произошло много позитивных изменений: регион сильно вырос экономически, качественно прибавил в уровне благоустройства. Якушев на посту главы области только полтора года, и ему, как мне кажется, очень непросто: с одной стороны, он получил колоссальное наследство — программные документы, важнейшие проекты, хорошо работающий договор с северными автономиями, но с другой — его постоянно сравнивают с Собяниным, причем и в Москве, в Тюмени или в Салехарде. Очевидно, что он со своей работой справляется: после ухода бывшего губернатора в Кремль в регионе не было ни заметных провалов, ни каких-либо серьезных конфликтов. А вот способен ли он обеспечить новый рывок — увидим.

— Отсутствие оппозиционного политического центра не снижает конкуренто­способности административной власти?

— Если бы я сказал, что не снижает, был бы неправ. Результативность власти, конечно, падает из-за отсутствия публичной дискуссии. Формально она есть: губернатор собирает гражданские форумы, где можно без ограничений говорить на любые темы. Я был на одном из этих заседаний: приходит более сотни человек, говорят все что хотят, в том числе и власть критикуют, иногда очень жестко. Однако публичной дискуссией эти междусобойчики назвать нельзя. Выговорились и разошлись, никакого общественного резонанса, что в принципе власти удобно.

Между тем в редких случаях, когда реальный диалог объективно неизбежен, например при обсуждении генерального плана развития областного центра, выясняется, что власть и ее оппоненты слушать друг друга не умеют. Отсутствуют и профессионалы, способные обеспечить такой диалог.

Региону нужен более или менее заметный центр оппозиционной деятельности. Поводов для выражения мнения у потенциальной оппозиции достаточно, но носителей таких идей — людей, способных организовать, а тем более навязать административной элите грамотную дискуссию, доказать, что в каких-то вопросах она ошибается или не использует всех возможностей, — практически нет.

— Но несмотря на дефицит критики со стороны гражданского общества многие эксперты оценивают управление регионом как эффективное. За счет каких инструментов обеспечиваются высокие экономические показатели?

— Во-первых, большой бюджет, который формируется за счет доходов крупнейших нефтегазовых компаний. Эти корпорации живут по эксклюзивным правилам: они платят не только те деньги, которые предусмотрены Налоговым кодексом РФ, но и те, что зафиксированы в их ежегодных договорах с региональными властями. Это называется социальной ответственностью бизнеса. Никто, как правило, этих договоров не видит, хотя их плоды ощущают многие.

Во-вторых, значительные бюджетные доходы от промышленного сектора в целом, получающего заказы опять-таки от нефтяников и газовиков. А с большими доходами можно воплощать в жизнь любые проекты, в том числе направлять крупные средства в социальную сферу, причем не только на возведение инфраструктурных объектов, но и на прямую финансовую помощь населению, строительство жилья и дорог. А с большим бюджетом быть эффективным проще, чем с маленьким.

В-третьих, региональные органы власти возглавляют вполне вменяемые и ответственные люди, как в Тюмени (с 2001 года), так и в автономных округах. Недаром все губернаторы тюменской «матрешки» имеют столь значительный личный авторитет, что способны гарантировать поддержку со стороны населения не только возглавляемых ими управленческих структур, но и практически любых федеральных политических мероприятий и инициатив.

— Существуют ли противоречия между бизнесом и властью?

— А зачем конфликтовать? Обиды бывают: какой-то фирме, например, обещали помощь, но в последний момент отказали, другой компании выдали ссуду меньше, чем она надеялась получить. Вот и все, ничего другого. Противоречия есть в другой плоскости. Например, конфликт между севером и югом региона. Он существует, несмотря на все попытки найти компромисс, невзирая на интеграционные программы, на реализацию которых тратятся значительные средства. Естественно, я вывожу за скобки крупнейшие нефтегазовые компании, работающие в регионе: они в своем большинстве зарегистрированы в Москве, а их руководство действует абсолютно автономно от региональных властей.

Интервью взял Артем Коваленко