Когда Генеральное консульство США в Екатеринбурге предложило редакции сделать интервью с чрезвычайным и полномочным послом США в России Майклом Макфолом, мы отнеслись к этому скептически: разговор с большинством представителей дипломатических миссий, как правило, получается чересчур «дипломатичным» — профессия обязывает. Но тут разразился небольшой скандал: в сообщении о поездке на Иннопром в твиттере Майкл Макфол назвал город «Ё-бургом», чем вывал восторг одних пользователей и недовольство других. И это уже не первая его «шутка», вызвавшая в СМИ бурные реакции. Как потом объяснял посол, это следствие не очень хорошего знания русского языка, но большого желания на нем общаться. Следуя этому же желанию, он, приехав в Екатеринбург, попросил сотрудников консульства организовать ему встречу с простой публикой. Как нас заверили в консульстве, все было абсолютно по-честному: на встречу пригласили первых откликнувшихся пользователей Facebook — никакой подсадки и никакой проверки. Нам стало любопытно, что стоит за столь необычной для дипломата манерой поведения.  

Ничего личного, только бизнес

— Господин посол, насколько я понимаю, вы первый раз за пределами Москвы и Санкт-Петербурга?

— Как человек или как посол?

— А есть разница?

— Я был в Екатеринбурге в 1995 году, на конференции, насколько я помню, посвященной федерализму. А вообще как исследователь и ученый, как профессор я много ездил по России.

— Что вам показалось интересным сейчас, что изменилось во внешнем облике города?

— Все изменилось. Тот период, 90-е годы, в России был чрезвычайно сложным. Экономическая ситуация оказалась тяжелой, а вот политическая, наоборот, интересной. Было очень много дебатов, дискуссий.

Сам город стал очень красивым, много современных зданий. Недавно мы с госсекретарем США Хиллари Клинтон были в Санкт-Петербурге, так там гораздо меньше новых объектов. А здесь есть и старинные здания, и современные. Мне это нравится. Как нравится то, что здесь много офисов российских компаний международного масштаба. И конечно, приятно, что в регионе присутствует американский бизнес, которого не было двадцать лет назад. Причем все это огромные американские компании.

— Я бы не сказала, что в регионе много американского бизнеса. На ваш взгляд, почему?

— Позвольте сказать две вещи. Деловые люди хотят инвестировать и работать там, где они могут делать деньги. Возьмите компанию Boеing. Они с корпорацией «ВСМПО-Ависма» не просто сотрудничают, а совместно работают — выпускают детали. И мы считаем это наиболее успешным совместным предприятием, опыт которого стоит внимательно изучить. Так вот Boеing пришел сюда не потому, что они любят кого-то или взяли курс на «перезагрузку». Он пришел, потому что хочет делать успешный бизнес.

Еще меня поражает то, как активно развивается здесь бизнес по франшизе — сети Subway, McDonalds. Они идут, потому что здесь появляются хороший деловой климат и перспективный рынок. Хотя, конечно, я считаю, что чем прочнее связи между нашими правительствами, тем легче таким компаниям работать.

— Я понимаю, почему сюда идет бизнес. А почему не идет?

— Постараюсь объяснить, почему условия для бизнеса здесь недостаточно хороши. Мне кажется, необходимо поднимать рейтинг России в мире. Он сейчас достаточно низкий. И я знаю, что правительство России поставило такую задачу. Это нужно, чтобы изменить стереотипы. Екатеринбург очень далеко от Калифорнии — штата, где я живу вот уже 30 лет. И он так же далек от уровня современных технологий, которые есть в Калифорнии. Вам нужны инвестиции, а в Калифорнии очень развит венчурный капитал. Там инвестор может сидеть дома, при этом в радиусе пяти миль каждый день получать более тысячи деловых предложений. В каком случае он соберется обогнуть половину земного шара, чтобы получить еще одно? Если это очень выгодное предложение. Но чтобы он полетел, у него должны быть информация и доверие. Это большая задача, которая не решается сама собой.

— По каким вопросам Россия и США могут договориться, а по каким — никогда?

— Мы очень похожи. И президент Барак Обама так считает. Как мы можем быть разными: вы пьете воду и мы пьем воду, вы любите хорошую жизнь и мы любим хорошую жизнь. И русской, и американской семье надо найти хорошую школу для детей. У нас общие проблемы. Поэтому Обама верит, что мы можем договориться по экономическим вопросам, по вопросам безопасности, которые измеряются во всем мире одинаково. Это и есть суть перезагрузки.

У нас одинаковые интересы в отношении Афганистана: ситуация там представляет угрозу как для США, так и России. Возьмите Иран: разве Россия хочет, чтобы он производил ядерное оружие? Нет. Поэтому президент видит много общих интересов России и США, и обсуждение этих проблем между Путиным и Обамой в Мексике только подтвердило это. Я был там, я это чувствовал.

Конечно, различия в подходах есть. Например, границы Грузии. Мы никогда не согласимся с тем, как их определяет Россия. Но, поймите, мы тоже стремимся к стабильности на Кавказе.

Есть и недопонимания. Я, например, с грустью слышу, как говорят, что Америка хочет устроить в России «оранжевую революцию». Это смешно и глупо, не отражает реальности. Вот поэтому я и настаиваю, что нам необходимо больше общаться. С Канадой у США тоже масса вопросов и разногласий в сфере экономики. Но мы же договариваемся.

Принципы непрофессионального дипломата

— Почему вы приняли предложение Обамы поехать в Россию?

— Я три года работал в Белом доме, а с Бараком Обамой мы вместе работаем шесть лет. Это очень тяжелый труд, и жена давно просила меня оставить Белый дом. Я ей честно обещал. Предложение Обамы стало свого рода компромиссом. Вот почему я здесь: остаюсь в команде Обамы и делаю очень интересную работу.

— Когда вы допускаете резкие выражения, то объясняете это тем, что не являетесь профессиональным дипломатом. Иногда создается впечатление, что вы этим пользуетесь сознательно. Это так?

— Ни в коем случае. Я стараюсь стать хорошим дипломатом и хорошим представителем Америки в России. Просто я привык много общаться и мне действительно не хватает знания русского языка. Зато я говорю то, что думаю, я очень открытый человек. Американцы вообще очень открыты. Моя задача в России — представлять интересы Америки, и я стараюсь делать это хорошо.

— Вы все время говорите об Обаме. Так любите президента?

— Я очень горжусь тем, что работаю с ним. Сложно посчитать, столько времени и сил он вложил в политику перезагрузки. Но я знаю: много. Он уверен, что у нас есть историческая возможность выстроить наши отношения по-новому.

— Почему вы решили завести твиттер, и, мало того, вести его лично?

— Я имею прямой доступ к людям, могу сообщить им что-то важное лично, а не через СМИ. И люди через твиттер могут познакомиться со мной. Это хорошо, потому что одна из моих задач — уничтожить стереотипы, а твиттер — инструмент, который помогает мне в этом. Конечно, есть и минусы. Твиттер — это не место для дипломатического языка, там используется много сленга, который я не всегда понимаю. Поэтому иногда я жалею, что высказался на ту или иную тему. Но это новые технологии, и надо учиться ими пользоваться.

— Какой опыт вы вынесли из работы в Госдепартаменте?

— Вы знаете, жители Калифорнии не любят чиновников. Мы любим свободу. И вы всегда можете это почувствовать, если побываете там. В Калифорнии считают, что в Вашингтоне ничего не делают. Как говорят мои друзья, только «крадут деньги», хотя вообще-то это называется «собирают налоги». И у меня раньше тоже было такое ощущение. А сейчас, три года спустя, я могу сказать, что одни из самых талантливых людей — это люди в Госдепе.

— Когда-нибудь ваша работа в Госдепе закончится. Что обычно делают чиновники США, когда уходят в отставку?

— Часть уходит в бизнес, часть — на научную работу. Хотя мы, профессора, не считаем бывших чиновников хорошими учеными (смеется) …

— Вы все время говорите о перезагрузке с позиции отношений между правительствами. А простые люди что думают?

— Я не могу точно ответить на этот вопрос: у меня нет достоверных данных исследований, опросов. Я могу лишь говорить о своих чувствах. Мне кажется, что в Америке сейчас антироссийские настроения уже не сильны. Откуда они брали начало? Из истории, из времен холодной войны, когда мы были врагами. Я в России, когда был Советский Союз, постоянно ощущал к себе претензии, что я американец. Затем в истории наших отношений было два конфликта, связанных с Афганистаном и Ираком. Это трагедии, и мы должны их пережить, понять, осмыслить. Но это не значит, что мы враги навсегда. Мои студенты ничего не знают о холодной войне, и у них нет ощущения, что Россия — это враг. Повторюсь, у нас очень много общего. Не случайно в России, а я жил во многих странах, я чувствую себя очень уютно, причем гораздо уютнее, чем в некоторых странах, считающихся союзниками США. У меня есть большая надежда, что мы сможем выстроить другие отношения — и на уровне государства, и на уровне общества.