В названии документа говорится о счастливой жизни. Но первой же статье вы определяете счастье как «состояние организма, возникающее при обеспечении самобережности», и дальше пользуетесь этим понятием. Неужели все счастье — в безопасности?
Я читал много работ антропологов, биологов, физиологов, психотерапевтов. Все они сходятся в том, что так называемая лимбическая система, которая отвечает в том числе за наши эмоции, поведенческие реакции, мотивацию, была изначально запрограммирована на выживание. Опасность — это стресс: тебя могут съесть или ты умрешь от голода. Это плохо, и наоборот, безопасность — хорошо. Больше никаких положительных и отрицательных эмоций не было.
Естественный отбор мы преодолели. Его больше нет в том виде, в каком он влиял на формирование нашего организма. Однако и сегодня, в глубине любой проблемы всегда окажется страх: страх неудачи, страх одиночества, в конечном счете — страх смерти. А радость — это просто временное преодоление страха.
Получается, что счастье не равно радости?
Пока получается так. Рай — тоже ведь не радость каждый день, а просто отсутствие тревог. Не надо вставать, идти на работу, заботиться о куске хлеба. Но это же чистый инфантилизм. А мы в парадигме выживания остаемся до сих пор. Да, когда тебе встретится хулиган в темном переулке, механизмы выживания действительно нужно включать, но делать это в ежедневном режиме опасно. Почему я вообще занялся этим вопросом? Потому что у нас очень конфликтное общество. Постоянно все со всеми ругаются. Люди даже на улицу выходят, как на войну. Агрессия — защитная реакция на собственные страхи. Но когда все вокруг начинают ее проявлять, то и страдают в итоге все. Понимаю, что это, похоже, утопические мечты, но у меня в конце концов родилось желание найти какое-то решение, чтобы объединить людей.
Самобережность — основа счастья?
У меня было семь или восемь редакций «Решения...» И я всегда упирался в проблему, как сжато и емко объяснить, что все зависит от нас. Например, ответственность за территорию несет каждый ее житель, а не только власть. И вот эта самобережность как-то сама прыгнула в текст. Я даже забил слово в ChatGPT 3.5, спросил у него: как ты понимаешь, что такое самобережность? И чат выдал мне именно мой смысл. Вот как так получилось? Такого слова у него точно нет в базе. Получилась своего рода проверка на объективность при помощи искусственного интеллекта.
Ваш смысл, если дословно, такой: «Самобережность — это самостоятельное, свободное обеспечение собственной безопасности живого организма и группы в полном объеме и/или частичная передача обеспечения собственной безопасности при условии постоянного контроля над качеством обеспечения собственной безопасности, а также уважение права на самобережность других организмов». Эти оговорки о «частичной передаче» и «постоянном контроле» ставят под сомнение самостоятельность человека в обеспечении своей безопасности и значение власти? Нет ли у Совета каких-то более конкретных рекомендаций по достижению счастья, чем просто желание объединить людей?
Конечно, есть. Я отталкивался прежде всего от ситуации в самом Ейске. Тут постоянно все со всеми враждуют. Говорю со знанием дела, как председатель Совета. Сейчас я адвокат, но в свое время, после окончания юрфака в Ростове-на-Дону, 14 лет проработал в органах прокуратуры Краснодарского края. Был помощником следователя, заместителем прокурора, много чего повидал. Но в Ейске особо напряженная ситуация.
До 2007 года Ейск был городом. А потом его присоединили к Ейскому району, и он стал городским поселением. Между тем, здесь живут больше 80 тыс. человек. По численности населения он в Краснодарском крае уступает только Армавиру, Новороссийску, Сочи и Краснодару. Он больше Геленджика и Анапы.
С 2007 года Ейск деградирует. Средний город вынужден жить по бюджету городского поселения, где численность жителей обычно не превышает 10–15 тыс. человек. Это загоняет нас в финансовый тупик, мы оказываемся заведомо нищими. Потенциально у нашего главы возможностей для управления развитием территории больше, чем у главы района. А формально больше полномочий именно у главы района. Отсюда постоянные конфликты. Недавно в качестве этих самых глав мы выбрали единомышленников, но и они уже успели поругаться.
Я четыре года в Совете, и все четыре года мы кричим: давайте менять механику взаимодействия. Либо вернем Ейску статус города, либо создадим муниципальный округ с единой администрацией. Или пусть меняют бюджетный кодекс, сделают для городских поселений больше долю НДФЛ. Нет, никто ничего не слышит. О чем еще в такой ситуации можно говорить, кроме как о счастье?
Иными словами, никаких практических действий в связи с принятием решения не последует?
Решение носит рекомендательный характер. Никаких конкретных практических действий в связи с этим мы пока предпринимать не планируем. А что касается революции, то я имею в виду только революцию в сознании, переход на следующую за выживанием эволюционную ступень. Мы сегодня в тупике. Проблема в том, что все всем чего-то должны. Но пока ты сам не научишься отвечать за свою жизнь, ты никогда не будешь счастлив. Тебе всегда все кругом будут что-нибудь должны. Все будут виноваты в том, что ты живешь плохо.
Неужели жители Ейска виноваты в том, что город потерял в статусе?
То, что ситуация со статусом города оказалась в принципе возможна, и что ее сегодня так трудно изменить — это в том числе результат бездействия самих горожан. Повторяю, мы как депутаты уже четыре года трубим, что нужно исправлять ситуацию, например, отделять город от района, а на публичные слушания по этому вопросу обычно приходят человек пять—шесть, не больше. Зато спросишь любого на улице, как быть, и человек тут же скажет: «Конечно, надо отделять!»
Однако всерьез винить людей нельзя. Мы как привыкли думать? Есть что поесть сегодня? Меня самого не съели? Семья, дети в порядке? Ну и хорошо. Чего еще нужно? Это все еще в нас работает древний механизм. Но надо же думать и о перспективе. Надо научиться разговаривать, а не ругаться, и договариваться, а не сыпать взаимными обвинениями. Ученые считают, что неокортекс, то есть те части коры головного мозга, которые у человека составляют ее основу, а у животных едва намечены, потому так сильно развились, что наши предки научились продуктивно общаться друг с другом и в какой-то момент решили, что сообща выживать лучше, чем поодиночке. Всеобщая агрессия в этом смысле нас отбрасывает назад, буквально в каменный век. Так что очень хочется верить, что решение «О счастливой жизни» потихоньку пойдет в городе.
Вы сами продолжите заниматься проблемами счастья и самобережности?
Скорее всего, буду. Хочется, чтобы мы уже начали переходить на следующий этап развития, от выживания к чему-то еще. В молодости я мог думать о самореализации, о каких-то личных достижениях, но сейчас у меня по большому счету одна цель: чтобы моим детям не пришлось тратить силы на адаптацию к жизни в агрессивной социальной среде. Наверное, в ней нет ничего плохого, может быть, она даже закаляет, как думают многие, но хотелось бы, чтобы будущим поколениям все же было попроще. Отмечу еще вот какой важный момент. Кроме депутатов Совета, в моем окружении есть еще человек 50–60, которые дали себе труд вникнуть в документ, включая и психологов. И принципиально, по существу вопроса со мной мало кто спорит. Людей просто раздражает сам факт, что я поднимаю такую как бы несерьезную тему в такое неподходящее время. Решение наделало много шума в городе. Меня упрекали: «Ты с ума сошел?» Но тема эта на самом деле серьезная, а подходящее время не настанет никогда, пока мы сами его для себя не определим.
