Андрей Милёхин, президент исследовательского холдинга «Ромир», бывший вице-президент Gallup International, профессор ВШССН МГУ имени Ломоносова, доктор социологических и кандидат психологических наук.
Олег Иванов, заведующий кафедрой продюсерства исполнительских искусств РАМ имени Гнесиных, глава Центра исследований культурной среды философского факультета МГУ имени Ломоносова, руководитель исследований Института кино факультета креативных индустрий НИУ ВШЭ, один из разработчиков Основ и Стратегии государственной культурной политики, кандидат физико-математических наук.
Зачем нужен справочник индексов?
Андрей Милёхин: Раньше исследование называлось «Индексы глобального мира», но сегодня мы готовим справочник «Новый мир индексов», что отражает происходящие вокруг изменения, поскольку никакого глобального мира больше нет.
Сегодня эта тема становится все более актуальна не только для тех, кто оказывает профессиональные услуги в консалтинге, не только для бизнеса и власти, но и для общества тоже. Ведь за историей измерений стоят целые этапы в истории развития человечества. Когда-то оно находилось в ситуации тотального выживания, не было потребности в индексах и рейтингах, в осмыслении того, где ты находишься и что там у соседей. Но как только мы вышли из этой ситуации и стали оглядываться по сторонам, сразу же захотелось сравнить, где живется лучше, — от ответа на этот вопрос зависит, в каком направлении следует двигаться.
Олег Иванов: Индексы сгруппированы в справочнике по областям человеческой деятельности. Поэтому и инженеру, и художнику, и ученому может оказаться полезен их полный набор: от политики и экономики до социальной среды и качества жизни. Отдельным разделом собраны 25 индексов и рейтингов для России — от индекса экономического настроения и образовательной инфраструктуры до индексов шаурмы и среднего чека.
Если говорить об актуальности работы, то многие прежние индексы больше не работают. Взять, скажем, наукометрию. Есть метрики, связанные с публикационной активностью, цитируемостью, есть «Скопус» или единая база данных рецензируемой научной литературы, есть рейтинги университетов. Но в основе любого рейтинга всегда лежит индекс, а в его основе — понятие. Причем это понятие — всегда результат самого важного процесса при составлении индекса, так называемой операционализации, то есть переведения каких-то общих концепций в измеримое состояние, чтобы о них можно было рассуждать предметно. Так вот, понятия тоже нужно обновлять. Пора пересмотреть ту же систему «Скопуса». Оказалось, что научные журналы настолько консервативны, что попросту не публикуют действительно инновационные работы. Об этом писал еще Томас Кун в «Теории научных революций»: научное сообщество и сложившаяся парадигма научных знаний таковы, что не пропускают ничего нового до тех пор, пока не накопится достаточное количество фактов, им противоречащих. Получается, что настоящие прорывы мы в принципе не можем измерить при помощи данных о публикационной активности.
Или возьмем Mediascope, крупнейший российский измеритель «телесмотрения». И он, и все зарубежные аналоги работают по запросу рекламного рынка. Получается, что нам вообще неинтересно, как медиа влияют на человека и общество, а важно измерить только объемы рекламы. Но как будет выглядеть система медиаизмерений, если поставить задачу сделать ее человекоцентричной? Мы пока и сами не знаем. Но ясно, что пришло время говорить о новом мире индексов, а не об индексах глобального мира, которого действительно больше не существует.
Что важнее в измерениях, количественные или качественные показатели? Уместно ли их сочетать в рамках одного индекса?
Олег Иванов: В научном мире есть термин «ку-ку-дискуссия». Название это происходит от двух Q: quantity и quality, «количество» и «качество». В отношение любого индекса сразу же возникает вопрос: правомерно ли вообще каким-то явлениям или событиям присваивать числовые значения, не теряется ли за этим сама природа явления?
«Ку-ку-дискуссия» велась особенно горячо в 1970-е—1980-е годы, но сейчас, если судить по количеству публикаций и диссертационных исследований, сошла на нет. Все убедились на опыте, что оба подхода действительно дополняют друг друга. Бывает, что для создания той или иной гипотезы необходимо качественное исследование, а затем его результаты проверяются количественными замерами. Но бывает и наоборот, когда сначала проводятся какие-то замеры, а потом уже для их понимания вырабатываются концептуальные решения. Главное, чтобы индексы не стали голыми цифрами, которыми мы пытаемся подменить живую действительность.
Андрей Милёхин: Когда мы собрали нашу библиотеку индексов, а всего их более 250, оказалось, что большинство из них создано англо-американскими агентствами. Но при этом нигде в мире мы не нашли аналогов нашей работы. Никто такой сводной описи индексов не делал — и у нас в стране тоже. Почему, это тема для отдельного разговора. Но в основе индекса всегда лежит операционализация понятий, а это всегда означает некую концепцию. Между тем, не индексы рождают концепции. Их рождает элита: творческая, интеллектуальная, финансовая. А где элиты, там управление, а значит, и возможности для манипуляций массами в собственных интересах. Большинство современных индексов прошито под идею глобализации. Пандемия поставила на ней жирную точку. Но именно поэтому сегодня нужно побыстрее разрабатывать и выносить на обсуждение новые концепции развития, а не выискивать недостатки в том, как измерялись старые.
Вы можете привести примеры реальных манипуляций с помощью индексов?
Андрей Милёхин: Первые индексы появились в середине XIX века из необходимости сравнить цены на разные товары. Потом благодаря появлению понятия ВВП стало возможно сравнивать друг с другом целые страны. В конце ХХ века количество самых разных индексов стало расти экспоненциально. Измерительную лихорадку мы продолжаем наблюдать и сегодня. Но показатель ВВП и вообще экономическими замеры по-прежнему остаются одними из самых важных. На человека до сих пор многие смотрят сквозь призму потребления, хотя это отголоски идей еще Адама Смита, известного экономиста XVIII века. «Потребляйте — и будет счастливы!» «Потребляйте — и будет мир во всем мире!». Почему? Потому что вам будет, что терять!
Практика показала обратное. В ХХ веке, самом страшном для человечества, приличные бюргеры в странах с опережающим потреблением вдруг занялись безудержным самоуничтожением, а также уничтожением всего вокруг. Потребление после того, как ты обеспечил собственный гомеостаз, больше не является целью для человека, оно начинает разрушать его. На мой взгляд, именно с переосмыслением ВВП и связана самая громкая история манипуляций в области индексов. Мировые элиты использовали ВВП как базовый интегральный показатель нашего благосостояния. Но именно в этом манипуляция и заключалась, потому что это показатель не базовый и не интегральный, а с благосостоянием людей, тем более с их ощущением счастья, не только напрямую не связан, но даже часто имеет обратную корреляцию. Николя Саркози посягнул на святое, за что потом жестоко поплатился.
Олег Иванов: В 2008 году, в самом начале своего президентства, французский лидер собрал Комиссию по эффективности измерения экономики и социального прогресса, куда вошли многие известные ученые, в том числе нобелевские лауреаты по экономике Джозеф Стиглиц из США и Амартия Сен из Индии. Результатом работы Комиссии стал совершенно крамольный доклад, который ставил под подозрение как раз оправданность измерения ВВП.
Предисловие к докладу написал сам Саркози, и оно открывалось такими словами: «В обществе, которое все больше ориентируется на показатели, система измерения имеет значение. То, что мы измеряем, влияет на то, что мы делаем. Если у нас неправильные показатели, мы стремимся не к тем вещам».
Неправильным был назван как раз показатель ВВП. Его средний показатель во Франции стабильно рос, но люди чувствовали, что их жизнь становится хуже — потому что так оно и было на самом деле. Показатели, которые расходятся с ощущениями индивида, Саркози назвал самыми опасными. В этих случаях, заявил он, люди приходят к выводу, что государство манипулирует статистикой в надежде, что если оно им скажет: вы живете хорошо, им действительно станет казаться, что они живут лучше. Это подрывает веру в государство, а значит, и его способность решать действительно важные для общества проблемы.
Надо ли напоминать, что Саркози в конце концов вышвырнули из политики? А потом и Доминика Стросс-Кана, по явно сфабрикованным обвинениям. Однако мы по-прежнему продолжаем считать ВВП и связывать с ним рост нашего благосостояния.
Если верить социологу Дэвиду Греберу и его не менее крамольному труду «Бредовая работа», измерять экономическую эффективность вообще нет смысла в эпоху, как он ее называет, менеджериального феодализма. В эту эпоху управленцы, не производящие ничего, оказывают давление на людей, занятых реальным производительным трудом. Можно ли говорить, что частью этого давления оказываются в том числе бесконечные замеры KPI сотрудников?
Андрей Милёхин: Все верно! Мы перестали видеть реальных предпринимателей. Нам показывают несколько икон, и все. На самом деле большинство корпораций — это действительно экономика совершенно безответственная: в ней не работают даже базовые экономические принципы, не говоря уже о принципах социальной ответственности работодателей. Поэтому те индексы которые еще вчера что-то замеряли и даже гармонизировали, сегодня становятся манипулятивными инструментами, которые навязывают определенные правила игры.
Олег Иванов: Требование смысла в любой работе исключительно важно. Если мы посмотрим на человека с точки зрения возможностей самореализации, творческого вклада во что-то или просто желания жить, принося реальную пользу, то едва ли не все существующие модели общества и среды придется пересмотреть. Но дело не только в том, что люди все больше интересуются не потреблением, а самореализацией. Происходит много различных процессов. Например, деньги перестают быть универсальным эквивалентом благополучия. Замены им мы скорее всего не найдем, но с другой стороны, когда люди занимаются бартером, он думают не о том, сколько вещи стоят, а что нужнее сейчас. Или какой объем информационного ресурса можно поменять на такой-то объем административного ресурса.
Как должен быть устроен идеальный индекс, адекватно отражающий качество жизни человека?
Олег Иванов: Обычно чем больше индикаторов, тем меньше возможностей что-либо реально измерить. Становится сложнее суммировать значения этих индикаторов или их умножать на весовые коэффициенты. А между тем, арифметические операции всегда имеют очень важное значение в структуре индексов. Это как правило бюрократизированные индексы, в которых порой совершенно исчезает из виду само явление, для оценки которого они создавались. Напротив, чем меньше показателей в индексе, тем лучше, потому и результаты надежнее, и сам индекс долговечнее.
Андрей Милёхин: Стратификация общества становится все сложнее. Любая попытка сегментировать социум требует огромных усилий, в том числе по операционализации понятий. За что ни возьмись, получается очень большая и сложная матрица описания. Но чем сложнее устроен индекс, тем больше возможностей для манипуляций. Я, например, боюсь сложных составных индексов, где есть и веса, и модели, и их сочетания, корреляции. Особенно пугают весовые коэффициенты — им значения присваиваются совершенно волюнтаристским образом.
Идеальный индекс должен быть простым, прозрачным и опираться на четкую базовую идею. Джордж Гэллап считал основным индекс счастья, который разработал еще в 1947 году, сразу после Второй мировой войны. Это было время, когда всем стало понятно: мировые элиты чуть было не привели все человечеству к краху. И нужно было опереться на что-то простое и понятное. А счастье определяется всего лишь одним параметром — уверенностью, что завтра ты и твои дети будете жить лучше, чем сегодня.
На протяжении 20 лет я координировал всю работу на постсоветском пространстве, а также в Восточной Европе, по индексу счастья Джорджа Гэллапа. Мы сравнивали результаты исследований согласно этому индексу с результатами сложных составных индексов. И оказалось, что индекс счастья самый надежный, честный и в итоге долгосрочный. И самое главное, опережающий все остальные индексы, которые оперируют вроде бы более объективными, например, экономическими показателями. Нам часто говорят, вот видите, наступил экономический кризис, и показатели индекса счастья пошли вниз. Но мы-то знаем, что все ровно наоборот: сначала падают показатели индекса счастья, а потом уже наступает кризис. Иначе не бывает.