Журналист
В этом смысле трамповская фраза «тарифы эффективнее санкций» — не столько про отсутствие побочных эффектов у различных протекционистских мер по сравнению с политически мотивированными рестрикциями. Здесь как раз можно поспорить. Но если санкции по букве (хотя и не всегда по духу, как показала в том числе и предыдущая трамповская каденция) представляются как моральный жест, то пошлины и прочие торговые барьеры — just business. Они никак не про ценности, но про интересы.
С другой стороны, что есть следование государства исключительно бизнес-интересам как не госкапитализм par excellence?
Это, конечно, не подразумевает неизбежного и полного перехода их экономик под контроль национальных правительств. Но и ролью «ночного сторожа» последние не ограничатся, как бы активно ни ратовали за свободу предпринимательства возглавляющие их политики. Хотя бы потому, что перед властями непременно возникнет необходимость минимизировать издержки граждан, возникающие из-за сокращения импортных поставок каких-то товаров и роста цен на их отечественные аналоги.
Но следует ли отсюда, что страны, имеющие госкапиталистический опыт, окажутся «впереди планеты всей»? Для России этот вопрос не праздный, если учесть, что соответствующие практики в том или ином виде уже применяются у нас без малого четверть века.
Российская консолидация ряда системообразующих активов в руках государства (или госкомпаний) была продиктована геоэкономическими соображениями в не меньшей степени, чем геополитическими или внутриполитическими. Ведь «бархатная» (за редким, хотя и очень резонансным, исключением) национализация нефтегазовой ренты должна была, с одной стороны, усилить позиции России на мировом рынке энергоносителей, а с другой — сделать распределение сырьевых экспортных доходов более равномерным. Рост отечественного среднего класса, наблюдавшийся с начала двухтысячных до сравнительно недавнего времени, — во многом как раз и следствие таких действий, и вполне позитивный с геоэкономической точки зрения результат.
Но теперь плюсы, которые дает российскому госкапитализму его экспортноориентированность, могут нивелироваться. И переход мировой экономики в режим торговой войны всех против всех способствует этому намного больше, чем масштабные антироссийские санкции. Последние хотя бы оставляют возможность торговать со странами Глобального Юга, пусть и с дисконтом, учитывающим риски вторичных рестрикций. Зато, например, американские пошлины в отношении китайских товаров повышают вероятность, что КНР для сохранения маржинальности собственного экспорта будет «отжимать» поставщиков энергоносителей до уровня себестоимости.
Когда министр финансов Антон Силуанов в конце прошлого года говорил, что правительство не ожидает дивидендов от «Газпрома» и в 2025-м, он, скорее всего, отталкивался главным образом от санкционных раскладов. Но инициированные Трампом торговые войны в сочетании с его же призывом «бури, детка», адресованным к американским нефтяникам и газовикам, делают финансовые перспективы крупнейшей российской сырьевой госкомпании еще более туманными.
Понятно, что доля нефтегазовых доходов в российском бюджете снижается, а в «топе» основных драйверов отечественной экономики ТЭК уступил обрабатывающей промышленности. В отсутствие сколько-нибудь значимого притока иностранных инвестиций и при сокращении экспортной выручки «национальных чемпионов» стимулирование внутреннего спроса становится чуть ли не единственным способом обеспечения экономического роста и, следовательно, сохранения рабочих мест и приемлемого уровня доходов граждан. А в пределе — при должных темпах промышленного развития — переходу от сырьевого экспорта к технологическому.
Но дальше непременно возникает вопрос о генераторах внутреннего спроса. Здесь вариантов тоже не очень много: либо государство, либо население.
Первый невозможен без дальнейшего увеличения фискальной нагрузки и/или использования иных методов «бархатной экспроприации» вроде обесценивания рубля, что, впрочем, совсем не исключает возрастания социально-политических издержек в не столь отдаленном будущем.
А во втором случае актуализация слогана «Будь русским — покупай русское» не увенчается успехом при сохранении ценовой негибкости местных производителей. Что, в свою очередь, зависит как от уровня зарплатных ожиданий, так и от стоимости сырья, электроэнергии, логистики и комплектующих. То есть многое и здесь упирается в госкомпании, точнее, в их готовность снижать тарифы и цены уже на внутреннем рынке.
Для государства как «геоэкономического субъекта» такой шаг был бы полезен, а для государства как акционера — нет.
При этом, скажем, новая большая приватизация представляется менее вероятным сценарием, чем чеболизация, предполагающая выход «флагманов госкапитализма» в прежде находящиеся на периферии их внимания секторы экономики.
Благо уход зарубежных компаний, которым ранее было позволено инвестировать в «нестратегические», главным образом потребительские, отрасли, с одной стороны, и «точечная» деприватизация в исполнении Генпрокуратуры, с другой, формируют довольно емкий рынок активов, вполне способных стать новыми центрами прибыли/заработков на потребительском патриотизме — для новых российских чеболей.
Больше новостей читайте в нашем телеграм-канале @expert_mag
