Ветряные мельницы на строительном кране
Идея разделения красоты и пользы заложена уже в самой организации выставочного пространства «АРХ Москвы». Павильоны слева от входа — больше о девелопменте и строительных материалах, павильоны справа — больше об архитектурных бюро. Центральная ось — «Генеральная линия архитектуры» — сформирована стендами Москомархитектуры и ведущих образовательных учреждений отрасли. За ними следуют молодые имена — участники программы NEXT (на их стенде представлена квартира площадью 1 кв. м), «Мастера» и «Легенды». Уже в третий раз на выставке организуется галерея «Москва: значимо XXI» — художественные фото зданий, повлиявших на архитектурный ландшафт столицы.
Важнейшая точка на генеральной линии, а заодно смысловое ядро и самый масштабный объект всей выставки — инсталляция «Павильон элементов обратного времени». Она выполнена коллективом авторов во главе с художником Александром Пономаревым и архитектором Алексеем Козырем. На плане выставки эта коллаборация художников и производственников названа проще — «О пользе красоты». Как видим, строгое разделение понятий сглаживается.
Польза вроде бы еще на первом месте. Действительно, сначала в Гостиный двор приехал строительный кран, а уже потом вокруг сложилась выставка. Кран приехал своим ходом. Вокруг машины установили стеллажи с керамогранитными плитами, чем-то похожие на систему противовесов. На стреле, на высоте 3—4-этажного дома (12 м) закрепили некое подобие ветряной мельницы — металлический обруч или «бублик», как его прозвали монтажники, с треугольными крыльями-парусами.
Ветряная мельница, конечно, символизирует красоту, стеллажи с плитами — пользу, на которой всё держится. Но именно пространство под мельницей используется по делу: здесь организован лекторий. Напротив, между стеллажами оборудовали подиум и установили на нем макет всей конструкции, чтобы удобнее было охватить ее взглядом и прочитать авторские пояснения на табличке. Между прочим, из пояснений следует, что плиты символизируют ещё и синтез четырех стихий, в котором рождается обожженная глина, один из древнейших материалов архитектуры, а значит — и материал красоты.
Волшебный лес
Павильон «Свет в городе» — самый темный на выставке. Посетителей встречают в полумраке две тумбы с отделениями для планшетов, каждый из которых посвящен какой-либо светодизайнерской компании. Чтобы такой планшет прочитать, его нужно положить на тумбу и четко вписать в прямоугольник падающего сверху света. Небольшое смещение, и восприятие информации нарушается. Этот маленький трюк сразу помогает настроить внимание.
«Мы выбрали 22 компании из тех, кто использует проектный подход в работе и старается делать свет, который ладит с архитектурой, — рассказал „Эксперту“ Иван Федянин, основатель светотехнической компании L1 и куратор направления „Свет в городе“ на „АРХ Москве“. — У нас на планшетах представлены лучшие проекты за последние 3–4 года, как наружное, так интерьерное освещение. Есть подробная информация о компании, о конкретной работе, мнения профессионалов. Мы хотим рассказать о светодизайнерах и обычным посетителям, и особенно архитекторам и девелоперам. Если они пригласят таких специалистов, то в итоге получат гораздо более качественный продукт для города и для людей».
Самое интересное — непосредственно погрузиться в свет. Для этого была оборудована иммерсивная зона: узкий коридор-переход между «Светом в городе» и «Природой в городе», расширенный до размеров настоящего леса за счет системы зеркал. Над лесом, разумеется, работали профессиональные флористы: в нем есть и лиственные (береза), и хвойные (ель), и мхи. Пахнет смолой и дерном, звучит негромкая музыка. L1 придумала освещение, которое имитирует лучи солнца, проходящие сквозь кроны деревьев. «У японцев для этого есть даже особый поэтический термин — „комореби“, что и переводится как „солнечный свет, просачивающийся сквозь деревья“, — говорит Иван Федянин. — Если здесь настроить равномерное прямое освещение, как в офисе, это полностью изменило бы восприятие пространства. А мы сделали волшебный лес — да, при помощи флористов и системы зеркал, но используя при этом всего лишь пять небольших светильников с надетыми на ними трафаретами».
Время вернуться в сумерки
По словам Ивана Федянина, люди всегда стремились овладеть искусственным светом и подчинить его своим нуждам. Сначала им хватало масляных ламп или свечей. В эпоху промышленной революции остро встал вопрос о работе в вечернюю и ночную смены. Понадобилось освещать рабочие места. Примерно тогда же появились первые централизованные системы освещения, которые затем были перенесены и в городскую среду. Интересно, что нефтяные промыслы начали развиваться во имя света — керосин был нужен прежде всего для ламп, и только потом понадобилось топливо для разного рода двигателей. Точно так же — во имя света — в города пришло электричество. Это был настоящий квантовой скачок, за которым последовала бытовая проза в виде утюгов, холодильников, стиральных машин, пылесосов и так далее.
«Еще одним квантовым скачком стало изобретение светодиодов, — рассказывает Иван Федянин. — Люди как мотыльки всё время летели на свет, хотели его больше и дешевле. Но победа над тьмой оказалась тотальной. Сегодня мы живем посреди сплошного светового загрязнения. Город — один большой фонарь, который светит во все стороны, на десятки километров от него возникает световой купол. А рядом — другой город. Их соединяет освещенная трасса. Все это сливается вместе, и над городами исчезает звездное небо. После землетрясения 1994 года в Лос-Анджелесе по всему городу погас свет, и на номер 911 стали поступать тревожные звонки. Люди говорили, что видят в небе вытянутый серебристый объект, выражали тревогу, что это может быть инопланетное вторжение. Но это был просто Млечный Путь. Горожане просто не знали или забыли, как он выглядит».
По мнению Ивана Федянина, настает время по аналогии с медленными зонами вводить в больших городах зоны темноты: «Я живу в районе Котловка, на Юго-Западе. В долине реки с тем же названием сделали небольшой парк. По берегам устроили дощатые настилы, прямо под кронами деревьев. И не поставили ни одного фонаря, хотя инфракрасные камеры видеонаблюдения имеются. Я там гуляю с удовольствием: мой глаз отдыхает, я чувствую себя ближе к природе и лечу тот стресс, который получил в городе в течение дня. Потребность в таких зонах темноты еще не отрефлексирована, но я как специалист уже рекомендовал закладывать их в проекты, особенно в небольших парках или во дворах жилых комплексов».
«Чем интенсивнее транспортно-пешеходный поток, например, на площадях перед станциями метро, тем строже нужно следовать нормам освещенности, установленным в ГОСТе, это напрямую связано с безопасностью людей, — рассказал „Эксперту“ светодизайнер Михаил Иванов, который занимается организацией освещения открытых общественных пространств. Например, он принимал участие в разработке концепции по освещению парков ЦПКиО им. Горького, „Зарядье“, Сада им. Баумана, стадионов „Лужники“ и „Зенит-Арена“. — В более спокойных пространствах — в тех же дворах жилых домов — возможно неравномерное освещение, резкие смены света и тени. Тень выполняет в светодизайне ту же функцию, что и пауза в музыке. И чередованиями света и тени, как и музыкой, тоже можно создавать определенное настроение у человека».
Центры управления светом
Мы говорим «свет в городе», подразумеваем «комфорт и безопасность». Это стало аксиомой. «Но приглядитесь: скамьи, возле которых установлены многофункциональные опоры освещения, используются в любом парке реже тех, что в тени, — говорит Михаил Иванов. — Свет как бы приглашает: „Присядь, дорогой друг, отдохни“. А оказывается, люди под прямым светом чувствуют себя неуютно, как на арене. В том же Парке Горького есть затененные зоны, и там на лавочках всегда больше отдыхающих, чем на центральных аллеях. Причем это не зависит от сценария поведения или желания уединиться».
Противоречия с требованием безопасности здесь нет. Еще в конце 1960-х нидерландский этолог и орнитолог Николас Тинберген установил, что у животных ключевая мотивация при выборе места обитания — видеть, но не быть на виду. Впоследствии выяснилось, что ровно та же мотивация верна и в отношении человека: свет обеспечивает обзор, тень — укрытие.
По мысли Михаила Иванова, важно не столько предпочтение одного другому, сколько более тонкая и сложная светотеневая режиссура пространства, которая будет включать также игру цветов и оттенков, яркостных характеристик, цветовой температуры: «Сегодня главный тренд — развитие удаленного управления уровнями освещенности, цифровизация и диспетчеризации освещения. Например, ровно в 16:00 часов в современных поездах метро свет делается более приглушенным. Правда, это происходит слишком резко. Было 4000 кельвинов, нейтральная цветовая температура, а потом вдруг раз — и 2700. Понятно, что утром пытаются людей взбодрить, вечером успокоить. Но лучше это делать более плавно. Постепенно к созданию световых сценариев подключается искусственный интеллект, он может их обновлять постоянно. Пока что это чаще применяется в музейных инсталляциях, но со временем обязательно выйдет и в городские пространства».
Собственно, уже выходит. Накануне открытия «АРХ Москва», в ночь музеев, во дворе Государственного музея архитектуры им. А.В. Щусева появилась световая инсталляция «Кристалл представления», выполненная из стеклянных кирпичей Фальконье главным архитектором Москвы Сергеем Кузнецовым и его коллегой Иваном Грековым. Здесь уже сложно понять, что перед нами — арт-объект, кирпичная кладка с подсветкой или просто единая опора освещения.
По мнению Михаила Иванова, на смену просто светильникам как раз и приходят светящиеся опоры. Уже сегодня они могут быть очень разнообразны по дизайну — и граненые, и витые, и со встроенными в них дополнительно декоративными элементами. Последнее означает, что можно не тратиться отдельно на праздничное освещение, например, под Новый год, достаточно просто передать с единого пульта сигнал на опоры, и они начнут переливаться разными цветами.
Красота и польза идут рука об руку: и средства экономим, и небо сохраняем чистым — без гирлянд и перетяжек. В конструкцию светящейся опоры можно также интегрировать камеры видеофиксации, 4G-ретрансляторы, анализаторы качества воздуха, интенсивности трафика... Проводов станет еще меньше, а небо — еще чище. Но, по словам Михаила Иванова, проблема здесь в том, что практически у каждого такого прибора сегодня — своя эксплуатирующая организация. И если к опоре будут иметь доступ сразу все, например сотрудники телекоммуникаций, горсвета, ГИБДД, то она может выйти из строя, и главного, то есть света, не будет. Так что вопрос обслуживания таких инновационных конструкций остается открытым.
Важно поставить цель
«Чтобы освещение в городе работало нормально, нужно поставить понятную цель. Просто сделать красивое архитектурное освещение — недостаточно, — рассказала „Эксперту“ Наталья Быстрянцева, кандидат архитектуры, ведущий российский ученый и практик в области светового дизайна, а также разработчик более 100 проектов освещения городов и объектов, доцент Университета ИТМО и Академии Штиглица. — Комфорт и безопасность — тоже не цель, потому что эти вещи подразумеваются по умолчанию. Когда в 2020 году я руководила разработкой концепции освещения для Санкт-Петербурга, рассчитанной до 2035 года, то цель была — повысить туристическую привлекательность города. Еще раньше, в 2014-м, была разработана концепция освещения для Нового Арбата. Здесь нужно было повысить ставку аренды для коммерческих помещений. И она с тех пор выросла более чем на 50%. В прошлом году похожий проект мы сделали для улицы Адмирала Фокина во Владивостоке, причем стараясь привлечь уже совершенно определенных арендаторов и виды бизнесов».
По словам Натальи Быстрянцевой, для достижения таких целей одного соблюдения установленных ГОСТом нормативов наружного освещения недостаточно, тем более что они рассчитаны в интересах автомобилистов. Требуются индивидуальные решения на основе анализа конкретной территории и целевых групп пользователей. Анализ этот может проводиться самым неожиданным образом. Например, в Русском музее был проведен эксперимент с картинами Родченко «Белый круг» и «Красное и желтое». Выяснилось, что мужчины предпочитают более холодные тона, женщины — более теплые. Но это только начало. Настоящая проблема в том, что не бывает ни безадресной пользы, ни безадресной красоты. Они всегда — чьи-то и для кого-то. Более того, они зависят от конкретного состояния адресата.
«Я не так давно была во Франкфурте на выставке светового оборудования, — говорит Наталья Быстрянцева. — И там буквально все стенды были залиты красным цветом. Оказалось, что по результатам некого исследования для определенных пород птиц в городе этот цвет совершенно безвреден. И все бросились производить и использовать красный спектр в светильниках. Над всем возобладал чисто маркетинговый тренд. Но ведь стоит провести другое исследование, как выяснится, что далеко не всем птицам и животным это на пользу и что каким-то из них он, например, полностью сбивает ориентацию. О людях вообще как-то не подумали. Так где же тогда границы между научным исследованием, маркетинговой стратегией технологией, ее проверкой и внедрением? Я люблю повторять: «Мы не помидоры, чтобы держать нас под постоянным светом, тем более холодным. Да, кроме лазера, луч которого может сжечь роговицу, никакой другой свет такого радикального влияния на нас не оказывает, его восприятие более или менее субъективно, но это не значит, что его не надо учитывать вовсе».
В прошлом году Наталья Быстрянцева приняла участие в разработке методологии создания персонализированных адаптивных систем освещения для работников суточных смен в медицинских учреждениях. Главной целью на сей раз было снизить уровень утомления при выполнении работы со сложными зрительными задачами, в частности операторской и диспетчерской. Анализировались самые разные данные, от пульса до клавиатурного почерка — то есть динамики, скорости и точности ввода данных в компьютер. На основании полученных результатов были определены режимы освещения на рабочих местах в течение суточной смены, настроенные исходя из состояния персонала и меняющиеся одновременно с изменением этого состояния.
Надо полагать, освещение закрытых пространств, особенно рабочих помещений, будет со временем всё более персонализированным и адаптивным, открытых — все более театральным игровым, от ярких световых шоу до возможности ухода в темные зоны. В самом деле, если забыть, как выглядит звездное небо, то какие у нас останутся основания для суждений о красоте?
