— Многие считают, что Сколтех был создан как партнер Массачусетского технологического института (MIT) под идею интернационализации нашего образования. Как вы сейчас работаете?

— Я вообще не считаю нашей задачей интернационализацию нашего образования и никогда не считал. Зачем нужны двойные дипломы? Диплом МГУ или Физтеха всегда признавался во всех странах мира. Если твой диплом признается, на кой черт нужен еще иностранный?

— Тогда какова была миссия Сколтеха в момент основания?

— Наука и производство были очень, очень разорваны. Была задача найти такую образовательную систему, в которой наука, технология, образование и инновации были бы слиты воедино. После некоторого анализа приняли решение, что наилучшим образом нам в качестве партнера подходит МIT. Считается, что то, что создано при его участии, — это 11-я экономика мира. Представители MIT на первых порах очень много сделали в Сколтехе, помогли именно в инновационной компоненте. Они спроектировали некоторые важные для нас лаборатории. Поставили у нас так называемые Innovation Workshops. Это, что называется, «курс молодого бойца»: человек месяц по 14 часов в день работает в этом воркшопе. Люди разбиваются на мультидисциплинарные команды и работают над проектами, у них есть менторы. Это совершенно новая компонента образования, о которой раньше у нас никто просто не думал.

К моменту моего прихода в Сколтех (февраль 2016 года. — «Эксперт») связи с MIT все еще существовали, но уже на научном уровне, и это были более или менее равноправные отношения. MIT нас не учил, мы вместе работали по многим направлениям. Когда после попадания под санкции стали рваться международные связи, MIT решил быть «святее папы римского». С большинством западных институтов наши ученые продолжают работать на персональном уровне, но вот MIT, с перепугу, видимо, решил выкопать все, что было, до корней. Он не только разорвал все связи на институциональном уровне, но и запретил отношения на личном уровне. К тому времени у нас образовались устойчивые коллаборации, публиковались великолепные результаты, вышло сотен пять совместных статей с MIT. Эти коллаборации были насильно прерваны. Жалко.

— Когда вы пришли на должность ректора, это тоже было своего рода импортозамещение руководства университетом?

— Само образование, строго говоря, не может быть самоцелью. Конечно, есть общие соображения, что страна должна быть более образованной, но в принципе с точки зрения прагматической образование нужно прежде всего потому, что у нас плохо с технологиями. Образование — это корни, технология — плоды. Без корней, конечно, ничего не сделаешь, то есть образование необходимо. Но для Сколтеха, я сейчас скажу крамольную вещь, оно, как ни странно, вторично, потому что наш лозунг — это технология. У нас сейчас технологическая пятилетка идет. Каждый год мы обязуемся передавать в производство одну новую критическую для страны технологию. В этом году передали в производство и использование технологию базовых станций 4G и 5G. В следующем году собираемся передать в промышленное производство накопители энергии.

Это абсолютно не вузовский подход. Мы задаем новые стандарты передачи технологий. Есть ложная идея, что достаточно сделать конструкторскую документацию, в которой все написано. Так не работает. Вот есть поваренная книга. Никто же не думает, что по рецептам в поваренной книге сможет готовить как повар «Мишлена»? Нет, не сможет. Мы передаем не флешку с документацией, а коллектив из 40 инженеров, всю контрольно-измерительную аппаратуру, которую собирали годами, без которой ничего делать, в сущности, нельзя. Нельзя строить производство, если у тебя технология не в руках.

Да, технология невозможна ни без образования, ни без фундаментальной науки, и у нас есть чисто фундаментальные подразделения. Сосредотачиваясь только на технологиях, ты очень быстро превращаешься в третьеразрядный университет. Рядом с прикладной наукой, рядом с технологиями обязательно должна быть фундаментальная наука. И нужны хорошие, качественные студенты.

— Откуда приходят ваши студенты?

— Последние пару лет у нас порядка 17 тыс. заявок на 250 мест. Мы требуем оригинал диплома — человек не может в два места подать. При этом у нас очень тяжело учиться. Везде нагрузка падает год от года, а тут вдруг пятый курс, а у тебя нагрузка больше, чем на первом. Сколтех не учебное заведение, и это довольно важно понять.

Мы понимаем, что без потока молодых, грамотных, хорошо образованных, мотивированных людей у нас ничего не будет. У нас есть базовые предприятия, которые уже с самого начала выделяют себе студентов, с самого начала ими занимаются, например Сбер, IPG Photonics — перечень большой. Они их потихонечку приманивают, стажируют в свободное время.

Кого-то мы, конечно, оставляем себе: процентов примерно 15. Берем очень способных ребят — они на выходе из Сколтеха могут защищаться как кандидаты наук, уже имеют нужное количество статей. Мы берем в аспирантуру, но это пара лет — мало кто выбирает все четыре года, защищаются раньше, защищаемость у нас практически 100%.

— Как сейчас вы работаете в международном пространстве?

— У нас действительно произошел разворот на Восток, и я жалею, что не сделали этого раньше. Мы ездили в Китай, договорились о сотрудничестве с ведущими университетами. Буквально за год настроили очень много мостов с ними. Еще раньше начали сотрудничество со странами Персидского залива. Лучший университет Эмиратов — Шарджа. С ним у нас открыты совместные лаборатории в области искусственного интеллекта в медицине. Очень активно работаем, просто загляденье.

Технология невозможна ни без образования, ни без фундаментальной науки, и в Сколтехе есть чисто фундаментальные подразделения. Сосредотачиваясь только на технологиях, ты очень быстро превращаешься в третьеразрядный университет

Наша профессура остается международной. Процентов 10–15 из них не имеют российского гражданства, процентов 50–60 — с двумя паспортами. Кстати, есть дорогие для нас люди, которые, будучи европейцами, получили российское гражданство. И у всех есть большой заграничный опыт. То есть нет ни одного человека, кто бы не жил, не преподавал, не работал за границей. Студентов, которые вырастают, отправляем за границу. Люди должны почувствовать вкус интернациональной науки, потому что наука сама по себе интернациональна. Вопрос не в том, что они уезжают, вопрос в том, что они должны возвращаться. А поездить всем нужно. Это наша политика. Мы устраиваем зарубежные стажировки в партнерских университетах. Человек, который не работал за границей, не полнофункциональный. Это дает другой подход к науке. Ты видишь то же самое, но с другого ракурса. И вот этот взгляд нужно прививать.

Даже в случае с западными странами практика очень отличается от страны к стране. Например, Италия, Франция, Швейцария, Австрия совершенно спокойно с нами работают. Практически ничего не изменилось. Официально все отношения прерваны, но научные сотрудники приглашаются. Например, на синхротрон в Триесте. Чтобы тебя пригласили поработать там, нужно представить проект и выиграть конкурс. И у нас непрерывно кто-то в Триесте торчит, нам не чинят никаких препятствий.

— Что изменилось в сфере работы с инновациями, организации стартапов и их вывода на рынок?

— Изменилось многое. Раньше мы становились акционерами. Сейчас, если в стартапе есть санкционное лицо, он оказывается вне рынка. Когда ввели санкции в прошлом августе, российские компании начали отказываться от контрактов. «Ой, мы не можем. Ты же понимаешь, мы котируемся на NASDAQ... А у нас рудники где-то там... А у нас продукция экспортная...» Я каждого понимаю — удар был мощнейший. В одной компании работает наша станция 5G, и мы уже четыре месяца ищем способ, как им ее оплатить. В общем, живем в чумном бараке, до которого все боятся дотронуться. Но уже стали к этому привыкать.

Из стартапов мы вынуждены были выйти отовсюду. Причем как выйти? Скажем, есть стартап, там двое парней, у которых все деньги — это зарплата. Они приходят ко мне и просят выйти, потому что в стартап должны зайти арабы, но со Сколтехом они не зайдут. Но они на двоих максимум миллион рублей могут наскрести. Ну и что я могу сделать? Только исхитряться, придумывать финансовые схемы, back to back операции.

Само образование, строго говоря, не может быть самоцелью. Конечно, есть общие соображения, что страна должна быть более образованной, но в принципе с точки зрения прагматической образование нужно прежде всего потому, что у нас плохо с технологиями

— Импортозамещение поменяло вашу технологическую повестку?

— Импортозамещение — это отвратительное слово. Ты делаешь то, что принимает мировой рынок. Вот тебе будет импортозамещение. Мы не делаем ничего специально только для российского рынка, за редкими исключениями. Мы мыслим наши продукты как глобальные. Вот сделали 4G / 5G. Немножко потренируются, глюки всякие уберут — и будет совершенно экспортный продукт. Понятно, что это не экспортный продукт для Китая, Финляндии или Швеции. Но я уверен, что мы будем это экспортировать через пару лет, может быть, даже раньше.

Раньше мы много продавали на Запад. Еще семь лет назад был сделан такой любопытный софт Gaze Correction, его купила одна голливудская студия и вплоть до 3 августа аккуратно нам платила роялти. Представьте себе, снимается фильм с Мэлом Гибсоном, кошка пробежала, и у него на мгновение автоматически, как у любого человека, зрачок глаза дернулся. На монтаже стали смотреть, увидели. Сцену переснимать? Дорого. А мы поправляем — он опять смотрит на свою партнершу, а не на кошку.

У нас было много такого. Мы очень много поставляли в Huawei. На протяжении восьми лет эта компания была нашим самым большим клиентом. Мы их систему 5G очень сильно улучшили. Работа продолжается.

Сегодня Сколтех — интеллектуальное ядро системы институтов развития под кураторством ВЭБ.РФ. Мы экспоненциально растем с 2022 года. Только к предыдущему году у нас плюс 25–30%. В 2019 году мы впервые попали в список 100 лучших молодых вузов мира — индекс журнала Nature — на 97-е место. Через два года, в 2021-м, стали 65-ми. Сейчас мы в основном закончили оснащение лабораторий. Вся предварительная работа уже сделана.