Евгений Писарев — художественный руководитель Театра имени А.С. Пушкина. Его спектакли идут на сценах МХТ имени А.П. Чехова, Музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, Театра МДМ, Московского театра Новая Опера и Большого театра. «Тартюф» — его вторая постановка в Театре Наций после музыкальной драмы «Кабаре».
— Что позволяет в классических пьесах, в том числе Мольера, обнаруживать новые смыслы?
— Сейчас появляются очень интересные тексты, — я не хочу называть их пьесами, — они попадают в болевые точки времени и соответствуют его ритму. Но есть еще и вечные законы драматургии, и Мольер не только им соответствует — он их создал. Мне кажется, что помимо того что «Тартюф» великая пьеса, — об этом часто забывают, но при жизни Мольера она не была поставлена на сцене, несмотря на три редакции и попытки удовлетворить все замечания Людовика XIV, — в ней есть важная тема: кем мы на самом деле являемся и кем мы хотим казаться. Конструкция великой пьесы так сильна, что как бы ты с ней ни взаимодействовал, сломать ее невозможно.
— Можно ли сейчас отказаться от переделок пьесы, предпринятых Мольером в угоду Людовику XIV?
— Не так давно во Франции был опубликован первый вариант Тартюфа — до всех редакций, и он был даже поставлен. В нем всего три акта, отсутствуют некоторые персонажи, а Тартюф — священнослужитель. Евгений Витальевич [Миронов] ее посмотрел и сказал, что она, конечно, очень острая, жесткая и саркастичная, но драматургически слабее. Как только Мольер добавил в пьесу детей — Марианну и Валера, в ней появилась энергия. Еще он дописал пятый акт, в котором арестовывают Тартюфа и звучит монолог во славу короля. Людовик XIV всё равно не разрешил ставить спектакль: чем сильнее тебя восхваляют, тем больше подозрений это вызывает. В пятом акте выясняется, что всё происходящее до сих пор было чем-то вроде бури в стакане, а над всем этим есть еще и король. Когда звучат слова о том, что главное — держаться короля: «Будьте ему верны, и он решит все ваши проблемы», — тогда ты понимаешь, что, с одной стороны, это шанс на спасение, с другой — опасность посильнее интриг Тартюфа.
— В главной роли вашей постановки — Сергей Волков. Почему именно он?
— Мне хотелось на роль Тартюфа актера некомедийного, негротескового, не того, кто будет смешить, и совершенно точно — неуродливого. Хотелось, чтобы Тартюф ввел в заблуждение зрителей. Я подумал о том, что если Тартюф истово верующий человек, то это другая ипостась князя Мышкина. От князя Мышкина до Иудушки Головлева — огромный путь, но для меня вполне различимый. Я думал о том, что Тартюфа должен играть молодой человек с ясными, светлыми глазами, благообразный, с приятным голосом, у которого всё происходит впервые — и влюбленность, и вхождение в богатую семью.
Я видел Сергея Волкова в спектакле «Кабаре Брехт», когда он был еще студентом Санкт-Петербургской театральной академии. Некоторое время назад он репетировал в Театре Вахтангова князя Мышкина. Спектакль не вышел, но я вспомнил о нестандартном князе Мышкине, и мне захотелось нестандартного Тартюфа. Я предложил эту роль Сергею и с большим удовольствием с ним сейчас работаю. Мне кажется, что это один из самых перспективных артистов. Каким бы ни было решение, Тартюф всё равно особенный человек. Его сразу заметно в толпе — ведь почему-то Оргон его разглядел.
— За многие годы у зрителей сложилось стереотипное восприятие сюжета «Тартюфа» — как с этим быть?
— В большинстве случаев зритель консервативен. Он приходит в театр, чтобы увидеть то, что он уже сам себе придумал. Он редко готов к чему-то новому, неожиданному. Но мы не претендуем на то, чтобы открыть глаза на эту пьесу и чему-то научить. Но даже распределением ролей мы хотим сказать, что расскажем эту историю немного по-другому. Мы надеемся вас удивить.
— Помимо «Тартюфа», что у вас еще есть в работе?
— Параллельно с «Тартюфом» я репетировал две работы: «Плохие хорошие» у себя в театре по пьесе Оскара Уайльда «Веер леди Уиндермир» и новый мюзикл в Театре МДМ. По-моему, я пробовал себя на выносливость. Это всё очень сложно: все три спектакля сделаны в разных жанрах. Если в Уайльде невозможно не выступать, — чем игра более изощренная, тем это больше попадает в автора, — то в «Тартюфе» я пресекаю артистов, чтобы не получалась откровенная комедия. Я думаю, что это будет смешной спектакль, но не веселый.
— Как вообще изменился театр за последние годы? Как вы ощущаете зрительские ожидания?
— У сегодняшнего зрителя большая потребность в радости. Это не значит, что я кинулся ставить радостные спектакли. Но даже если смотреть спектакли из репертуара Театра Пушкина, то там, где раньше иногда раздавался какой-то смешок, сейчас слышен хохот. Театр меняется, а когда это происходит, то сложно дать этому какую-то оценку. Появляются новые имена, выходит огромное количество спектаклей. Главное, что зритель не перестает ходить в театр. На «Тартюф» как только выложили билеты, они сразу были проданы. В Театре Пушкина стоит начать продажи — билеты расходятся на почти все восемьсот мест и практически на весь репертуар.
— Почему это происходит: зритель начал ценить театр или театр вышел на новый уровень зрелищности?
— И то и другое. Всё-таки театр в России — очень важная институция. Его значение могут принижать, — я имею в виду те слова, которые иногда звучат в адрес людей искусства и людей театра, — его могут неоправданно возвышать, придавая ему какое-то особенное значение. Но театр — это не досуг и не десерт, каким его часто воспринимают во всем мире, даже самый высококлассный. Я продолжаю работать в театре, потому что он необходим зрителям, артистам, всем нам. Это не баловство и не элитарная забава.
Больше новостей читайте в нашем телеграм-канале @expert_mag