Человеческий фактор

«Убийца — дворецкий!» — приблизительно так оценила роль человечества в повышении глобальной температуры Межправительственная группа экспертов по изменению климата, которая в своем недавнем Шестом оценочном докладе впервые однозначно указала на антропогенный характер этого повышения. К этому моменту уже стала общим местом констатация того, что заданная Парижским соглашением 2015 года цель в борьбе с глобальным потеплением — постараться ограничить потепление уровнем 1,5°С — уже не актуальна.

По оценке Всемирной метеорологической ассоциации, температура в 2023 году оказалась на 1,4°С (с погрешностью ±0,12°C) выше базового доиндустриального уровня 1850–1900 годов.

Территория России, как констатировал Росгидромет, теплеет почти вдвое быстрее, чем суша в целом, — на 0,51°С за десятилетие. При этом каждое десятилетие начиная с 1981–1990 годов оказывается теплее предыдущего, а из десяти самых теплых лет девять наблюдались уже в ХХI веке. Почему это не так хорошо для нашей северной страны, как могло бы показаться, объяснила при недавнем обсуждении проблем устойчивого развития, организованном «Сбером» и РБК, Анна Романовская, директор Института глобального климата и экологии: «(Тающая — „Эксперт“) вечная мерзлота не самое страшное последствие. Есть риски засушливости в основных зернопроизводящих регионах страны, на юге и в центре европейской части — там колоссальные тренды: температуры летом растут, осадки уверенно сокращаются каждый год, волны жары увеличиваются. При этом пшеницу под Питером мы выращивать не будем. Риски растут».

Новая глокальность

Глобальному успеху в борьбе с потеплением климата сегодня мешает отсутствие баланса между локальными интересами игроков, находящихся в разном социально-экономическом положении. Переход к низкоуглеродной экономике стоит дорого — по оценке Wood Mckenzie, для сценария «+1,5°C» ежегодные инвестиции только в возобновляемые источники энергии, инфраструктуру и технологии перехода должны были бы составить $2,4 трлн. Поэтому ключевым является ответ на вопрос, кто этот переход оплатит. У бедных стран, страдающих от «тройной несправедливости»: они не пользовались плодами промышленных революций, производят меньше выбросов сейчас и несут наибольший ущерб от климатических бедствий, денег на это нет.

Богатые страны, как считает гендиректор Национального ESG-Альянса Андрей Шаронов, «не готовы брать на себя обязательства, которые поставили бы под угрозу их очень высокий текущий уровень жизни». По крайней мере бóльшие, чем уже взяты: по оценке Европейского центробанка, выполнение действующей «дорожной карты» Евросоюза по декарбонизации снизит частное потребление в зоне евро на 2,7%, а ее ВВП — на 1,2% от возможного к 2030 году. Впрочем, при этом и заявленных целей по снижению выбросов достичь не удастся: они снизятся на 11% вместо 46%. Следовательно, придется либо менять цели, либо увеличивать расходы — но в самой Европе.

Развивающиеся страны, прежде всего участники BRICS, стараются брать на себя только те климатические обязательства, которые не подрывают их глобальную конкурентоспособность. «Их повестка менее избирательна, чем повестка, например, скандинавских стран, — говорит господин Шаронов. — Они планируют следующие 7–15 лет наращивать мощности в углеродоемкой энергетике. Китай говорил, что он пройдет пик угольной генерации в 2030 году, сейчас сдвигают на 2035-й. Индия говорит об углеродной нейтральности в 2070 году».

Развивающиеся страны, прежде всего участники BRICS, стараются брать на себя только те климатические обязательства, которые не подрывают их глобальную конкурентоспособность

Россия намерена достичь углеродной нейтральности, в нашем случае — баланса между эмиссией и поглощением диоксида углерода, к 2060 году. Для этого принята Стратегия социально-экономического развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. «Следует особо отметить, — подчеркивает министр экономического развития Максим Решетников, — что речь идет именно о стратегии социально-экономического развития, то есть приоритет отдается целям, связанным с развитием экономики, и они должны достигаться таким образом, чтобы был обеспечен вклад России в достижение общемировых целей по защите климата... Декарбонизация является одним из ключевых направлений модернизации экономики».

Углеродная конкуренция

Двести стран — участниц COP28 с большим трудом, но пришли к компромиссной формулировке о переходе от ископаемого топлива в энергетике «справедливым, упорядоченным и равноправным образом». С одной стороны, это означает, что каждая страна может идти к цели по-своему. А с другой — что недостаточность продвижения кого-либо по этому пути может быть использована теми, кто обладает рыночной или регулирующей властью, в своих интересах.

Например, Евросоюз с 1 октября этого года запустил Механизм пограничной углеродной корректировки (CBAM). На переходном этапе, до конца 2025 года, европейские импортеры товаров с большим углеродным следом: цемента, железа и стали, алюминия, удобрений, электроэнергии и водорода — должны будут предоставлять в специально созданный реестр отчетность об этом следе. А с 1 января 2026 года — уплачивать трансграничный углеродный налог по той же ставке, по которой производство этих товаров уже облагается внутри Евросоюза — в случае исчерпания бесплатных квот, предоставляемых в рамках Схемы торговли выбросами ЕС (EU ETS). В течение 2023 года стоимость тонны диоксида углерода варьировалась в Европе от €80 до €100.

Несмотря на то что в данном случае нельзя говорить о прямой дискриминации неевропейских экспортеров, поскольку происходит выравнивание условий производства по обе стороны границы ЕС, их положение очевидно ухудшится.

В этой же логике происходит изменение Международных стандартов финансовой отчетности (IFRS) в области устойчивого развития. С 1 января 2024 года в силу вступают IFRS S1 и IFRS S2, которые с 1 января 2025-го, по окончании годичного переходного периода, потребуют от компаний в странах, руководствующихся этими стандартами, раскрывать информацию об эмиссии парниковых газов по всей цепочке их поставщиков.

Российским экспортерам придется учитывать и CBAM, и IFRS S1/ S2, даже если они не работают с западными странами напрямую, а поставляют свою продукцию, например, в Китай — компаниям, работающим с Западом. Неслучайно сам Китай за последние десять лет сильно продвинулся в реализации концепции «экологической цивилизации».

Газовый шлейф

Львиная доля — по разным оценкам, от 70% до 80% — в эмиссии парниковых газов приходится на диоксид углерода CO₂, вся эмиссия (включая еще метан, закись азота и фторосодержащие газы) считается в этом эквиваленте, поэтому совокупность всех антропогенных выбросов парниковых газов называется углеродным следом, а процесс борьбы с ним — декарбонизацией.

В структуре российских выбросов, по данным последнего Национального доклада для ООН, доминирует энергетический сектор с долей 77,9%, далее идут промышленность — 12%, сельское хозяйство — 5,6% — и отходы — 4,5% (без учета изменений в землепользовании и лесном хозяйстве).

На глобальном уровне проблема осложняется тем, что еще не до конца оценен потенциальный углеродный след многих перспективных технологических решений, например искусственного интеллекта. А часть технологий, включая связанные с охлаждением, вообще может стать элементом порочного круга потепления: по оценке ООН, выбросы в этом секторе грозят удвоиться к 2050 году.