Альфред Шнитке - один из немногих современных композиторов, чьи концерты можно давать в Большом зале консерватории. Не стоит ждать, что его заполнят до отказа, но и позорных пустых рядов в партере не будет. За несколько лет публику приучили к тому, что композитор Шнитке - не только сенсация времен застоя и запретов, но и крупная художественная фигура, о которой необходимо что-то знать.
Сейчас публика приходит даже на те концерты, где в числе исполнителей Шнитке нет Ростроповича, Башмета или Кремера. Впрочем, дирижер Валерий Полянский давно известен как пылкий пропагандист музыки Шнитке, а также руководитель превосходной капеллы - едва ли не лучшего в Москве хора. Есть у Полянского и свой оркестр, доставшийся ему в наследство от уехавшего за рубеж Геннадия Рождественского. Этими силами, с привлечением певцов-солистов, уже не раз исполнялись крупные вокально-симфонические сочинения Шнитке - например кантата "История доктора Иоганна Фауста". Теперь дошло до оперы - хотя и в концертном исполнении.
"Джезуальдо" - вторая опера Шнитке (всего их три), написанная по заказу Венской оперы; пять лет назад ее премьерой дирижировал Мстислав Ростропович. Герой ее - композитор Возрождения, неаполитанский князь Карло Джезуальдо да Веноза. Опера о композиторе, искусство об искусстве - замысел, идеально подходивший Шнитке, всю жизнь преломлявшему в своей музыке чужие стили и иные культурные эпохи. Однако в музыке "Джезуальдо" почти нет Италии и есть разве что отдаленные намеки на стиль мрачных мадригалов неаполитанского гения. Зато рассказана сама мрачная история его жизни: движимый гневом, долгом чести и безумием, дон Карло убил свою неверную жену, ее любовника и своего сына, казавшегося ему плодом измены.
Своей романтической славой в веках композитор Джезуальдо во многом парадоксально обязан этой зловещей истории. Однако Шнитке рассказал ее так, словно бы на месте гения был обычный безумный ревнивец - вроде дантевского Малатесты, отправившего на тот свет грешных Паоло и Франческу. А грешным любовникам, обманывавшим гения, Шнитке посвятил как раз лучшие, красивейшие эпизоды своей партитуры - словно пытаясь воспеть ту красоту, которая вдохновляла Джезуальдо как художника и которую он погубил в жизни.
