Сразу стоит оговориться, что, выделяя эту дату, вовсе не стоит считать ее началом репрессий как таковых. Массовые репрессии были и до 5 августа 1937 года и не закончились в 1938-м. Еще в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын очень точно писал: «Когда теперь бранят произвол культа, то упираются всё снова и снова в настрявшие 37-й — 38-й годы. И так это начинает запоминаться, как будто ни ДО не сажали, ни ПОСЛЕ, а только вот в 37-м — 38-м. Не имея в руках никакой статистики, не боюсь, однако, ошибиться, сказав: поток 37-го — 38-го ни единственным не был, ни даже главным, а только может быть — одним из трех самых больших потоков, распиравших мрачные вонючие трубы нашей тюремной канализации». Под двумя другими потоками Солженицын имеет в виду раскулачивание 1929–1930-х годов и 1944–1946-е годы, когда репрессиям подверглись солдаты и офицеры, оказавшиеся в германском плену. И это только самые крупные потоки — и в другие годы людей ссылали, сажали и расстреливали (в том числе и за антифашистскую пропаганду). А ведь был еще и большевистский революционный и послереволюционный террор, тоже чрезвычайно массовый, затронувший самые разные группы населения.
Однако, отказавшись от одного мифа, вовсе не следует впадать в другой и представлять себе репрессии 37–38-х годов исключительно как чистку большевистской политической верхушки.
…и др. антисоветских элементов
Собственно «кадровая революция» — репрессии против партруководителей, хозяйственной, политической, военной и творческой элиты — началась еще осенью 1936 года. Весной-летом 37-го аресты пошли уже по нарастающей. К августу, например, уже закончился масштабный процесс над маршалом Тухачевским. Что же касается приказа НКВД за № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов», то он провозглашает именно массовый террор против простых граждан.
Контингент, подлежащий репрессиям в соответствии с указом, менее всего большевистская и интеллигентская элита: «…в деревне осело значительное количество бывших кулаков <….> репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений. Остались почти нетронутыми в деревне значительные кадры антисоветских политических партий, а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п. <…> Кроме того, в деревне и городе до сих пор еще гнездятся значительные кадры уголовных преступников — скотоконокрадов, воров-рецидивистов, грабителей и др., отбывавших наказание или скрывающихся от репрессий».
Что же до массовости, то и она была прямо заявлена в приказе и даже прописана в виде региональных квот на репрессии. Общее число репрессированных в соответствии с приказом должно было составить 268 950 «антисоветских элементов». Впрочем, в документе значилось, что это только ориентировочные квоты, которые могут быть расширены при необходимости и соответствующем ходатайстве. Мер наказания в приказе всего две: расстрел (квоты на расстрел, разумеется, тоже были четко прописаны, причем в разных регионах в разной пропорции к общему числу репрессированных — от половины до четверти) и от восьми до десяти лет лагерей.
Для ведения дел были созданы 67 троек, которые рассматривали дела вне судебных процедур и без участия подсудимого, а их приговор не мог быть обжалован. Тройки состояли из представителей НКВД, партийных органов и прокуратуры — состав утверждало политбюро. Собственно, тройки, или как их официально называли «внесудебные совещания», появились еще в 1934 году и в соответствии с разными приказами имели разный состав и разные полномочия.
Кровью и страхом
Вся операция в соответствии с приказом должна была завершиться за четыре месяца — то есть за четыре месяца в стране предполагалось репрессировать почти 300 тыс. человек, из которых более 100 тыс. уничтожить. Однако после первых же недель начал расширяться и контингент лиц, подлежащих репрессиям, и количество репрессируемых — сроки операции пришлось отодвинуть. Так, в приказе было прописано, что «семьи приговоренных по первой и второй категории, как правило, не репрессируются» (в качестве исключения для проживающих в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Баку, Ростове-на-Дону, Таганроге и в районах Сочи, Гагры и Сухуми, а также приграничных районах возможной мерой пресечения могла быть высылка). Однако уже через десять дней Ежов подписывает новый приказ № 00486 «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины», по которому жены и дети репрессированных (не только по «кулацкому приказу», но и по всем антисоветским статьям) подлежат аресту и заключению на срок от пяти до десяти лет. Сроки чаще всего соответствовали тому, на который был осужден муж: при расстреле жене давали восемь лет, при лагерях — пять.
В итоге реализации «кулацкого приказа» было осуждено более 500 тыс. человек, из них более 200 тыс. расстреляны (по данным М. Янсен и Н. Петрова: 767 397 человек репрессировано и 386 798 расстреляно). При этом параллельно шла зачистка элиты и практически истребление «контрреволюционных национальных контингентов» (в основном репрессиям подверглись немцы, поляки, корейцы на территории СССР, а начиная с 1938 года и население прибалтийских республик).
В конце концов отделить, во время какой операции были репрессированы те или иные люди, становилось все труднее. Разные потоки Большого террора сливались в один уже совершенно безбрежный, где уже было не важно, кто ты — кулак, бедняк, старый большевик или белый офицер, коневод или конокрад, еврей, русский или татарин. Собственно, именно эта тотальность террора и равенство всех перед ним и есть главная особенность репрессий 1937–1938 годов. Именно это отличает Большой террор и от репрессий 1929–1930 годов, и от последующих, где основными фигурантами были конкретные социальные, профессиональные или национальные группы — военнопленные, евреи, врачи, — и именно в этом смысле о 1937 годе стоит говорить особо.
Террор 1937 года многие объясняют желанием Сталина выстроить новую систему власти, в основе которой была радикальная смена госаппарата. Дерево лучше всего спрятать в лесу, а потому, чтобы эффективно провести кадровую чистку, вождю понадобилось утопить всю страну в крови. А заодно повязать кровью и страхом весь новый госаппарат.
