В последнее время отношения между Душанбе и Ташкентом балансируют на грани открытого конфликта. Пользуясь зависимостью таджиков от узбекской инфраструктуры, Узбекистан перекрыл своему восточному соседу транспортное сообщение и газ. Ташкент заявляет, что причины блокады чисто экономические — за транзит таджики не платят, а газ выгоднее продавать китайцам.
В Таджикистане же говорят о политической подоплеке конфликта. «Руководство Узбекистана продолжает курс на конфронтацию и использует экономические, транспортно-коммуникационные и иные рычаги давления в целях принуждения руководства Таджикистана к принятию выгодных им решений», — говорится в официальном заявлении таджикских властей. Не имея возможности договориться, стороны ищут российского арбитража.
Россия обладает колоссальными экономическими инструментами давления на обоих участников конфликта, в особенности на Таджикистан. По некоторым данным, за счет России формируется до 50% ВВП Таджикистана. Более миллиона таджиков работает в России, за 2011 год только через банки они перечислили на родину 3 млрд долларов. (В Узбекистан переведено 4,2 млрд долларов, но доля этих денег в узбекской экономике не столь высока, как в Таджикистане.) Однако вмешиваться Россия не спешит. В Москве до сих пор не определили свои приоритеты в Центральноазиатском регионе, да и поддерживать какую-либо из сторон (обе проводят откровенно антироссийскую политику) большого желания у Кремля нет. Но, по всей видимости, вмешаться придется — на фоне пассивности России уже появилось несколько потенциальных кандидатов, предлагающих спорщикам посреднические услуги. И каждый из них будет урегулировать конфликт за счет наших интересов.
Даже рельсы разобрали…
Отношения между Ташкентом и Душанбе в постсоветский период нельзя назвать идеальными и даже добрососедскими. Между странами почти двадцать лет отсутствует авиационное сообщение, практически нет экономического сотрудничества. В общем объеме внешней торговли Таджикистана за первое полугодие 2011 года доля Узбекистана составила около 2%. В целом страны наторговали всего на 29 млн долларов, при этом 20 млн пришлось на закупку Таджикистаном узбекского газа (и то потому, что без него никак: 95% природного газа, потребляемого Таджикистаном, идет из Узбекистана). Были серьезно ограничены и контакты — в 2001 году в нарушение соглашений СНГ Узбекистан даже ввел в отношении Таджикистана визовый режим.
Однако с конца 2009 года отношения постепенно стали переходить в разряд откровенно враждебных. Ташкент предпринял в отношении Душанбе целый ряд на первый взгляд безосновательных агрессивных акций.
Сначала Узбекистан, пользуясь тем, что он является единственным окном Таджикистана во внешний мир (горные районы на киргизской, афганской и китайской границе труднопроходимы для грузов), стал ограничивать объемы перевозок в республику. С ноября 2009-го по февраль 2010 года узбекские железнодорожники задержали около 400 вагонов грузов, предназначавшихся Таджикистану, а с начала февраля по июнь — уже порядка 2000. Вскоре железнодорожная война перешла на новый этап. В ноябре 2011 года Узбекистан после взрыва на линии Галаба—Амузанг полностью перекрыл железнодорожное движение на этом участке. Поскольку через эту линию осуществлялось все железнодорожное сообщение Южного Таджикистана с внешним миром, остановка движения фактически означала транспортную блокаду всего региона. Премьер-министр Узбекистана Шавкат Мирзиёев оправдывался тем, что полная изношенность железнодорожного полотна, построенного более пятидесяти лет назад, не позволяет использовать пропускную способность дороги более чем на 10%. Чинить ее, по всей видимости, узбекская сторона не собирается (и помощь таджикских властей в этом деле принимать отказывается) — более того, в марте появились сообщения, что Узбекистан вообще начал демонтаж путей на этом участке. Таким образом, Ташкент не просто отрезает часть Таджикистана от внешнего мира, но еще и не дает ему возможности заработать за счет своего геополитического положения (таджики пытались принять участие в снабжении натовского контингента в Северном Афганистане).
Транспортная блокада Таджикистана не ограничивается железнодорожным сообщением и южной частью страны. В середине января Ташкент под предлогом проведения ремонтных работ закрыл 9 из 16 пропускных пунктов на границе с Таджикистаном. В результате север Таджикистана, привыкший получать целый ряд товаров (прежде всего сельскохозяйственных) из Узбекистана, тоже оказался в своего рода блокаде. Местные торговцы вынуждены переключаться на киргизские рынки — однако нестабильность в этой стране не добавляет торговле надежности.
…и отключили газ
Но самый серьезный удар таджиков ждал весной. 1 апреля им было совсем не до смеха — в этот день Узбекистан прекратил поставки в Таджикистан природного газа.
Формально узбекская сторона имела полное право на подобный демарш. Да, между Душанбе и Ташкентом заключен контракт на поставку в 2012 году 200 млн кубометров газа — однако гарантированными были поставки только 45 млн кубометров в течение первого квартала. Остальной объем требовал дополнительного подтверждения. И хотя таджики регулярно предлагали провести соответствующие переговоры, узбеки от них отказывались. Поэтому по состоянию на 1 апреля «обязательства, заключенные между двумя хозяйствующими субъектами, полностью выполнены, и в этой связи различные заказные инсинуации по поводу прекращения поставок природного газа в Республику Таджикистан не имеют никаких оснований», — говорится в заявлении компании «Узбекнефтегаз».
Для значительной части рядового населения газовая блокада ничего не изменила — газа в их домах не было и раньше. А вот по таджикской промышленности был нанесен не просто серьезный, но смертельный удар. Таджикский алюминиевый завод (он обеспечивает до 75% всей валютной выручки республики, является крупнейшим производителем первичного алюминия в Центральной и Южной Азии и, по некоторым данным, одним из основных не связанных с наркотрафиком источников дохода таджикской элиты и лично президента Эмомали Рахмона) работает только на 20% мощности. И то лишь благодаря тому, что выкачивает остатки газа в таджикской трубопроводной системе. Для полноценной работы ему нужно 40–45 млн кубометров газа в год, и если поставки из Узбекистана не будут возобновлены, завод попросту встанет — а запустить его снова будет весьма непросто. «Технологический процесс подразумевает безостановочное производство. Если не подавать электроэнергию в течение 16 часов, произойдет остывание ванн. Для запуска одной новой ванны потребуется до 200 тыс. долларов. Для полного же восстановления производственного цикла потребуется более трех лет, и это будет стоить 500 млн долларов», — говорится в заявлении пресс-службы завода. Остановка алюминиевого завода повлечет за собой остановку работы еще как минимум 40 заводов и электростанций, его обслуживающих.
Власти пытаются найти альтернативные пути решения проблемы и избежать экономической катастрофы. По некоторым данным, на заводе экстренно переходят на выработку газа из угля (он добывается на месте). Несмотря на то что в целом на уголь, по официальным данным, уже переведена работа 131 предприятия, вряд ли Таджикистан долго протянет на этом. А других альтернатив узбекскому газу нет — во многом из-за позиции самого Узбекистана, который и в этом вопросе пользуется своим положением «таджикского окна» во внешний мир. Когда туркмены выразили готовность поделиться с таджиками своим газом, узбеки отказались доставлять его по своим трубам. «В связи с функционированием туркменской и узбекской газопроводной системы отдельно друг от друга транзит туркменского газа через территорию Узбекистана не представляется возможным», — пояснил Шавкат Мирзиёев. Отказывается Ташкент транспортировать в Таджикистан и туркменскую электроэнергию — по официальным данным, из-за долгов таджикских энергетиков. Узбекские СМИ утверждают, что по состоянию на 1 апреля 2012 года общая задолженность ОАХК «Барки Точик» перед ГАК «Узбекэнерго» составляет более 2 млн долларов, и около половины этих денег — долг за предыдущий транзит.
Энергетический эгоизм
В Ташкенте свои жесткие действия объясняют тем, что подобный силовой нажим — единственный способ заставить Таджикистан учитывать узбекские интересы в своей внутренней и внешней политике, прежде всего в вопросе строительства в Таджикистане Рогунской ГЭС. Для Узбекистана вопрос Рогунской ГЭС имеет огромное экономическое, социальное и даже оборонное значение, которое таджики попросту игнорируют.
Так, строительство ГЭС приведет к значительному обмелению Амударьи и нанесет серьезный урон сектору хлопководства. А хлопок не только один из основных экспортных товаров республики, он обеспечивает работу значительной части жителей страны (около 75% населения Узбекистана проживает в сельской местности). Поэтому нехватка воды в Амударье может привести к обнищанию, бунтам — и, соответственно, к угрозе нынешним властям страны. Кроме того, Рогунская ГЭС находится в зоне сейсмически опасного Илякско-Вахшского разлома, где периодически происходят землетрясения магнитудой 9 баллов и более по шкале Рихтера. Если в ходе очередного катаклизма ГЭС будет разрушена, то в результате возможной аварии, по прогнозам узбекских официальных изданий, стометровая волна со скоростью 130 метров в секунду «разрушит далее все остальные ГЭС и гидроузлы Вахшского каскада, затопит десятки городов и населенных пунктов Таджикистана, Узбекистана и Туркменистана, вызвав невиданную по своим масштабам техногенную и экологическую катастрофу во всем регионе Средней Азии».
Таджикский президент в ответ говорит, что без Рогунской ГЭС Таджикистану не выжить. «Мы требуем у наших соседей понять ситуацию, в которой находится Таджикистан, лишенный больших запасов нефти и газа, сталкивающийся с большими проблемами в связи с дефицитом электроэнергии и тепла в зимний период, и единственный выход — это строительство ГЭС на створах наших внутренних рек», — говорит Эмомали Рахмон. Ежегодно в осенне-зимний период Таджикистан испытывает дефицит электроэнергии в объеме около 3 млрд кВт·ч. Рогунская ГЭС же будет вырабатывать 13,1 млрд кВт·ч в год — это не только обеспечит электроэнергией весь Таджикистан, но и позволит республике экспортировать ее в соседние страны.
В Ташкенте долгое время пытались призвать Душанбе понять интересы Узбекистана и предлагали различные компромиссные варианты, которые устроили бы обе страны. Например, Узбекистан предлагает вместо одной огромной ГЭС построить много мелких электростанций в верховьях Пянджа. У Таджикистана есть опыт подобной энергетики, поскольку «в Горном Бадахшане при помощи фонда Агахана IV строят малые ГЭС, которые обеспечивают местное население», рассказывает эксперт по вопросам Средней Азии, член Центрального совета партии «Справедливая Россия» Семен Багдасаров. Другой предложенный узбеками вариант — строительство на границе с Узбекистаном ТЭЦ, работающей на узбекском газе.
Однако Эмомали Рахмон все компромиссные варианты отметал — во многом потому, что на самом деле вопрос Рогунской ГЭС для него имеет не только и не столько экономическое значение. У таджикского президента, как и у любого диктатора маленькой страны, есть болезненная склонность к реализации масштабных проектов, призванных продемонстрировать величие его личности. В прошлом году Рахмон открыл в Душанбе самый высокий в мире, 165-метровый, флагшток (тут же прозванный в народе шампуром), с которого свисает — не реет, а именно свисает, поскольку Душанбе находится во впадине и ветры там редки, — 420-килограммовый флаг Таджикистана. Кроме того, в столице при поддержке Катара строят самую большую в Средней Азии мечеть, способную вместить до 140 тыс. человек (2% населения всей республики). И Рогунская ГЭС с самой высокой в мире плотиной в 335 метров должна быть венцом этой политики гигантомании.
Под сенью Ташкента
Создание Рогунской ГЭС таджикская элита также рассматривает как единственный способ защититься от узбекских амбиций. Не секрет, что на сегодня Узбекистан — самая сильная держава Средней Азии. Его население уже составляет почти 30 млн человек — это почти 40% населения всего региона. Узбекская армия (во многом благодаря обретению контроля над арсеналами Туркестанского военного округа после развала Союза) — самая мощная в регионе. По объему ВВП страна уступает только Казахстану. Президент Ислам Каримов активно привлекает в страну иностранный капитал. Поэтому «Узбекистан считает, что именно он должен доминировать в Средней Азии — особенно над Таджикистаном, который длительное время входил в состав Бухарского эмирата, где главенствующую роль играли узбеки», — поясняет Семен Багдасаров. В свою очередь, Рахмон не желает подчиняться диктату Ташкента. И в условиях тотального превосходства Узбекистана над Таджикистаном почти во всех областях, серьезной инфраструктурной зависимости таджиков от соседа единственный потенциальный инструмент давления на Ташкент для Рахмона — контроль над водными ресурсами. На территории Таджикистана расположено до 50% всех среднеазиатских ледников, там образуется почти 60% всех водных ресурсов региона. Именно поэтому Рахмон намерен не только во что бы то ни стало достроить Рогунскую ГЭС (не случайно в бюджете 2012 на ее строительство заложено более 200 млн долларов — огромная цифра для маленькой республики, почти 4% ее ВВП), но и построить новые огромные электростанции на Вахше и Пяндже. Это позволит ему контролировать объемы воды в Амударье и серьезно влиять на политику не только Узбекистана, но и Казахстана.
Возможно, страхи таджиков перед узбекской региональной гегемонией не были бы так сильны, если бы не серьезные территориальные и личностные противоречия между странами. Так, у них есть очень много спорных территорий. Состоявшиеся в феврале переговоры по демаркации и делимитации границы завершились безрезультатно, поскольку, по словам официальных представителей Таджикистана, «Ташкент пытается закрепить за собой спорное Фархадское водохранилище на реке Сырдарье», а это попытка «аннексировать территорию суверенного Таджикистана». Эту ГЭС Таджикистан отдал в аренду Ташкенту в 1933 году на сорок лет — однако Узбекистан распоряжается ею и сейчас. И возвращать не собирается. В ответ таджики говорят, что Ташкент должен вернуть не только Фархадскую ГЭС, но и «исконно таджикские города» Самарканд и Бухару.
Каримов не любит неблагодарных
Такие ситуации обычно решаются переговорами, однако в регионе полностью отсутствуют механизмы дипломатического решения споров и проблем между независимыми странами. А у лидеров, привыкших быть царьками в своих вотчинах, нет никакого желания идти на уступки соседям. В особенности если речь идет об Исламе Каримове и Эмомали Рахмоне, поскольку во взаимоотношениях этих двух лидеров «есть серьезные проблемы личного характера, — объясняет Семен Багдасаров. — Когда во время гражданской войны решался вопрос, кто будет главой Верховного совета Таджикистана, кандидатуру согласовывали прежде всего с Узбекистаном, а потом уже давали на утверждение нам. Без согласия Ташкента Рахмон никогда не стал бы главой страны — и узбекское руководство рассчитывало, что после гражданской войны Узбекистан сохранит доминирующие позиции в Таджикистане. Однако вскоре после своего назначения Рахмон начал демонстрировать характер и вошел в клинч с Каримовым — уже на президентских выборах 1994 года Ташкент поддержал соперника Рахмона Абдумалика Абдулладжанова». В пику друг другу оба лидера поддерживают вооруженную оппозицию соседнего государства: Узбекистан обвиняет Таджикистан в поддержке Исламского движения Узбекистана, а Душанбе в ответ пеняет Ташкенту на то, что он приютил бывшего полковника минобороны Таджикистана Махмуда Худойбердыева, в 1990-х организовавшего мятеж в Курган-Тюбе. С конца 1999 года с территорий Узбекистана и Таджикистана вооруженные группировки не раз осуществляли взаимные вторжения.
По некоторым данным, Ислам Каримов давно мечтает свергнуть «неблагодарного» Рахмона, и, вероятно, введение энергетической блокады преследует и эту цель. Аналитики подсчитали, что, если транзит газа не будет возобновлен, без работы может остаться до полумиллиона человек — катастрофа для семимиллионной республики. «Целью подобных действий узбекских властей является инспирация на этой почве очагов социального напряжения и роста недовольства населения страны в отношении руководства Таджикистана», — говорится в официальном заявлении таджикских властей. Люди выйдут на улицы, и местные политики не исключают, что режим Рахмона может пасть. «В нашей стране, которая пережила гражданскую войну, начало новых митингов и революций может грозить самому существованию таджикской государственности», — говорит лидер Общенациональной социал-демократической партии Таджикистана Рахматилло Зойиров.
Шантажировать телохранителя
Сегодня в узбекско-таджикском конфликте перевес явно на стороне Ташкента. Узбекам удалось не только расшатать ситуацию в Таджикистане, но и остановить строительство Рогунской ГЭС. Ведь завод «Таджикцемент», который производил до 95% всего цемента республики (до 600 тонн в день) и обеспечивал главную стройку страны материалами, работал именно на узбекском газе. «У нас есть запасы цемента, но его хватит ненадолго, может, на два-три месяца», — признается главный инженер «Таджикцемента» Залил Курбонмамадов. Таджики и его хотят перевести на уголь, однако для этого нужно время, 5 млн евро и специалисты из Китая.
В этой ситуации таджикские власти не видят иного выхода, кроме как просить помощи у России. Не случайно самые жесткие заявления в отношении «узбекских агрессоров» выходят не в таджикском МИДе, а в посольстве республики в Москве.
С одной стороны, помогать Таджикистану Кремлю не с руки. Рахмон уже давно зарекомендовал себя как антироссийский политик, не гнушающийся любых способов выдоить у Москвы деньги или какие-либо уступки (чего стоит одна только история с взятыми в заложники летчиками, отпущенными лишь после освобождения арестованного за наркоторговлю родственника таджикского президента). Даже помощь в нынешнем конфликте с Ташкентом Душанбе просит весьма специфическим образом — именно от ее предоставления, по словам таджикских лидеров, будет зависеть судьба российской базы в Таджикистане (сейчас за ее аренду таджики требуют 308 млн долларов в год). Это при том, что база нужна Рахмону не меньше, чем нам. «Складывается уникальная ситуация. В самом Таджикистане базу ассоциируют с режимом Рахмона: если ему будет плохо, то именно там он получит поддержку. Кроме того, во многом наличие этой базы гарантирует маловероятность военного вторжения Узбекистана в Таджикистан. А Рахмон вместо благодарности фактически требует деньги со своего телохранителя», — говорит Семен Багдасаров. Идти ради такого партнера на конфликт с самой мощной страной Средней Азии (с которой у России и без того непростые отношения) было бы неразумно.
Однако, с другой стороны, в Кремле понимают, что остаться в стороне нельзя. Не только потому, что военный конфликт двух членов Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) поставит Россию в крайне неудобное положение. Просто свято место пусто не будет. В случае пассивности Москвы посреднические услуги Таджикистану с радостью предложат три другие державы, желающие за счет этого укрепить свое влияние в регионе: Иран, Китай и Соединенные Штаты.
Нежелательные претенденты
«Иран претендует на заселенную в основном таджиками Гератскую область Афганистана и намеревается создать транспортный коридор, который объединит Иран, таджикские районы Афганистана и Таджикистан. В регионе распространяется идея, что Иран — старший брат, Афганистан — средний, а Таджикистан — младший. И Рахмон эту идею поддерживает», — говорит Семен Багдасаров. Во многом благодаря покладистости Рахмона Махмуд Ахмадинеджад уже заявил о полной поддержке Таджикистана в его споре с Ташкентом и даже выразил готовность помочь материально. Речь идет не только о тактических поставках ГСМ и инвестициях в 1,5 млрд долларов. 24 марта в Душанбе на встрече президентов Ирана, Афганистана и Таджикистана была достигнута договоренность о строительстве газопровода (а заодно железной дороги, линии электропередачи и даже водных трубопроводов) из Ирана в Таджикистан через Афганистан. Иранская часть газопровода уже готова, а строительство афганской части готов профинансировать Исламский банк развития.
Включиться в конфликт готовы и китайцы. Их компании уже осваивают таджикский рынок. «Китайские рабочие активно трудятся в районе Горного Бадахшана, а недавно прошла информация, что таджикские власти отдали часть плодородных земель в аренду китайским сельскохозяйственным компаниям», — говорит Семен Багдасаров. Однако политическая активность Китая в Таджикистане (как и во всей Средней Азии) до недавнего времени была ограничена. По мнению некоторых политологов, у Пекина и Москвы есть некое джентльменское соглашение, согласно которому Пекин уважает сферу влияния России и ограничивает свое политическое присутствие в регионе в обмен на то, что Москва сама обеспечивает нужную Китаю стабильность в Средней Азии (позволяющую ему беспрепятственно выкачивать из региона углеводородные ресурсы). Поскольку узбекско-таджикские противоречия эту стабильность подрывают, а Москва ее не восстанавливает, Китай может посчитать соглашение нарушенным.
Однако наиболее опасно для нас американское посредничество. США намерены поучаствовать в узбекско-таджикском споре, чтобы укрепить свои позиции в обеих странах и создать там военные базы. Существует высокая вероятность того, что американские войска из Афганистана (к тому же на фоне весьма сложных отношений с Пакистаном) передислоцируют в Узбекистан и Таджикистан. С одной стороны, это поможет США продолжить контролировать север Афганистана, с другой — обеспечит физическое присутствие в странах Центральной Азии и возможность проводить спецоперации в Иране и Китае. По некоторым данным, соответствующие темы поднимались в конце прошлого года во время визитов госсекретаря США Хиллари Клинтон в Ташкент и Душанбе. И если мы не хотим, чтобы американские базы стояли в странах, откуда к нам идут основные потоки наркотиков и религиозных экстремистов, нам придется самим искать решение конфликта между Эмомали Шариповичем и Исламом Абдуганиевичем.
