На прошлой неделе Серджо Д’Анджело приехал в Россию на презентацию русского издания своей книги «Дело Пастернака: воспоминания очевидца». Д’Анджело 85 лет, он красиво жестикулирует, любит вставить в итальянскую речь русское словцо, постоянно сбивается на длящуюся много лет дискуссию с сыном поэта Евгением Пастернаком и считает, что его собственная роль в истории литературы сильно преувеличена.
Ваша поездка к Пастернаку была авантюрой?
Во-первых, я не поп-певец и не знаменитость. Прежде всего я должен сказать, что моя роль сейчас слишком преувеличена. Что же касается встречи с Пастернаком, то, конечно, это не была авантюра, но это произошло почти случайно. У меня было поручение Фельтринелли находить интересную литературу. Это был период «оттепели», и интерес к новой советской литературе был очень большим. Я работал в итальянской редакции Московского радио и увидел в официальном бюллетене, в сводке новостей, что готовится к публикации роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Разумеется, я счел необходимым поговорить с Пастернаком и поехал к нему вместе со своим советским коллегой. Я был убежден, что книга выйдет в Советском Союзе, и хотел, чтобы первым западным издателем романа Пастернака был Фельтринелли — богатейший издатель, но при этом коммунист. Я тогда тоже был искренним коммунистом, уважал своих советских коллег и ни в коем случае не хотел нарушать никаких порядков. Мы разговаривали с Пастернаком во дворе его дома в Переделкине, сидя на стоявших углом друг к другу скамейках. Пастернак, выслушав мое предложение, сказал: «Эта книга в Советском Союзе не выйдет. Это не та книга, которая соответствует современному канону». Я удивился — ведь я получил информацию из официального источника. Но Пастернак знал, что говорил. Я был убежден, что роман опубликуют, и мне казалось, что Борис Леонидович слишком пессимистичен, но к тому моменту я только два месяца прожил в СССР. После нашей дискуссии он ненадолго задумался и ушел в себя, а затем вернулся к диалогу и сказал: «Послушайте, не будем спорить об этих “если”. Если Фельтринелли гарантирует, что он передаст копию романа в другие издательства, особенно английские и французские, я передам вам рукопись». Я заверил Пастернака, что Фельтринелли обязательно это сделает — кто же не захочет продать права другим издателям? Это и деньги, и слава. Пастернак вернулся в дом и вышел с кипой бумаги, оказавшейся очень тяжелой. И когда мы прощались у калитки, Пастернак, выглядевший удовлетворенным, — казалось, он решил какую-то внутреннюю проблему, — иронически сказал: «Вы приглашаетесь на мою казнь». А через несколько дней я поехал в Берлин, откуда позвонил в издательство, и сам Фельтринелли приехал за рукописью.
А вам понравился «Доктор Живаго»?
Тогда у меня не было времени читать — я только бегло просмотрел рукопись и не мог судить о книге, а тем более предположить, что эта история закончится Нобелевской премией и отказом от нее. Я прочитал книгу позже. Критики находят недостатки, говорят о прозе, написанной поэтом. Мое суждение непрофессионально, я не литературовед, и мне нравится «Доктор Живаго». Это великий роман, великолепная фреска российской жизни.
Фото: Алексей Куденко для «РР»
