Сегодня приглашение архитектора и дизайнера интерьера уже не считается событием из ряда вон выходящим. Многие из тех, кто достиг определенного уровня благосостояния, поручают им обустройство своих квартир и загородных домов. Но результаты часто просто ужасны: интерьеры получаются навороченными и… нежилыми.
Не секрет, что самим хозяевам иногда так и не удается с ними сжиться. Почему так выходит?
Как и многие другие представители творческих профессий, декораторы иногда занимаются тем, что реализуют в чужом интерьере собственные амбиции. Что бы, мол, такое сделать, чтобы в историю войти? А не повесить ли мне у них в спальне балку такую кривую, которая прямо над кроватью пойдет, как такая дорога к звездам? И не покрасить ли мне ее красным? Ему неинтересно, как люди будут каждый день просыпаться под этой красной балкой и не сойдут ли они с ума. Посмотришь на такие «находки» — волосы дыбом встают. А сделаешь «просто» интерьер, «просто» пространство — в историю не попадешь.
Но ничего не поделаешь. Это болезнь роста. Я всегда говорю своим студентам: «Упражняйтесь, сколько хотите, у себя дома». Я вот, например, у себя дома в гостиной оставила бетонный потолок. Ну нравится мне бетонный потолок! Но заказчикам я это никогда предлагать не стану.
Знакомые архитекторы говорили мне, что заказчик, как правило, совершенно не в состоянии сказать словами, чего он хочет.
Ну, слушайте! Конечно, он не может этого сказать. Он и не должен этого говорить, это совершенно не его задача. Это как раз задача декоратора — понять, что это за люди и что их сделает счастливыми. А заставлять их формулировать — это и неправильно, и бессмысленно. Потому что даже те слова, которые вы из заказчиков в конце концов выудите, ничем вам не помогут. Вот, к примеру, такая история. Однажды к нам пришла прекрасная пара — красивые, веселые, дружные родители троих детей, в общем, чудеснейшие, милейшие люди. Муж сказал: «Значит так, не хочу в квартире ничего лишнего, никаких «пылесборников», хочу, чтобы были гладкие поверхности, стекло, металл, одним словом, минимализм». Жена говорит: «Я хочу, чтобы было все уютненько-уютненько, чтобы кругом рюшечки-оборочки». То есть вещи совершенно несовместимые. Но это очень дружная семья, и потому они хотели найти компромисс. В результате получился интерьер, в котором нет ни хай-тека, ни рюшечек. Но оба совершенно счастливы. Более того, через какое-то время он позвонил мне и сказал: «Я вообще не понимаю, что происходит, я стал с работы возвращаться на два часа раньше, потому что все время хочется домой».
Так как же это получилось? Ведь должно было, вроде, получиться наоборот — и не для нее, и не для него, как во всяком компромиссе.
Мы, конечно, имея такие противоположные пожелания, шли как по минному полю. Но дело-то в том, что слова, которые они произнесли вначале, означали вовсе не то. Она говорила про «рюши», но имела в виду вовсе не тряпочки с оборочками, а теплые материалы, то есть скорее дерево чем металл. А его «никаких пылесборников» означало «чтобы не было захламлено», а вовсе не желание, чтобы дома было холодно и стерильно, как в операционной. То есть все слова надо еще «переводить». Особенно в тех случаях, когда заказчики пытаются говорить о стилях. Я вообще против вопросов о стилях. Потому что на такой вопрос вам скорее всего ответят либо «модерн», что абсолютно ничего не значит, либо, что еще хуже, «классика». Вот мне недавно позвонил потенциальный заказчик и сказал: «Вы же общепризнанный мастер стиля техно-этно…» Я тогда была за рулем и чуть в столб не врезалась. Отталкиваться надо не от стиля, а от личности человека, от того, какой он.
Но если ни о чем таком не говорить, как понять, чего человек хочет?
У нас для этого есть свои методы. Мы знакомимся и разговариваем обо всем — о прошедшем отпуске, о недавней вечеринке, о чем угодно. Потом мы встречаемся снова, и тогда уже приносим какие-то книги, картинки, которые могли бы пояснить, что нравится, а также те, которые служат провокацией. Чтобы заказчик, посмотрев, сказал: «Так? Никогда!» Нас интересуют только картинки, которые вызывают сильные эмоции — от «Какая прелесть!» до «Какая гадость!». Основная работа начинается потом, когда мы начинаем эти предпочтения анализировать, искать, что объединяет те картинки, которые понравились заказчику. Потому что все люди достаточно легко могут сказать, почему им что-то не нравится, но никогда не смогут сказать, почему им что-то приглянулось. И вот тут уже задача декоратора — сделать из этого всего выводы.
Я понимаю, что таким образом можно сделать красивый и подходящий заказчику интерьер. Но как добиться того, чтобы он выглядел жилым? Как избавиться от этого общего порока новых интерьеров?
Тут, конечно, огромную роль играют детали, на которые заказчики — чаще всего, кстати, мужчины — вообще не склонны обращать внимание. Стенки покрасил, мебель поставил — и до свидания. И когда начинаешь объяснять, что здесь должны висеть такие-то гравюры, такие-то часы и так далее, они от этого просто отмахиваются. А между тем именно благодаря этому интерьер в конце концов и становится живым. Атмосфера жизни — она и в личных вещах хозяев, и в их фотографиях, и в рисунках их детей, в бабушкином кресле, которое прозябало на даче, а тут его привезли, переобтянули и включили в интерьер. Мы, кстати, с удовольствием используем старые вещи, в которых оживает история этой семьи.
Подавляющее большинство квартир, по крайней мере тех, фотографии которых публикуют в журналах, начисто лишено старых вещей. Это даже пугает: как будто люди, живущие там, свалились с Луны или вылупились из пробирки.
Иногда заказчики сами побаиваются старых вещей. Плюс, конечно, наша ментальность — сначала все уничтожить, потому что это немодно, или просто растерять, а потом искать все это заново. Моя мама, к примеру, до сих пор вспоминает, как тяжело было тащить с пятого этажа карнизы из черного дерева, а уж жечь их — это вообще ужас, потому что они никак не хотели гореть. И все это — чтобы купить хрущевскую лакированную мебель. Бывает, что этой истории просто физически нет.
Значит, те, кто не сохранил старые вещи, обречен на «новодел»?
Ну почему же. Если истории нет, ее можно и создать, и воссоздать, и намекнуть на нее. Я очень люблю, когда в интерьере ощущается присутствие нескольких поколений. Люблю, когда старинные вещи соседствуют с новыми — это как раз дает ощущение преемственности. Но многие люди боятся антикварных предметов. Ну, к примеру, как я могу сидеть в кресле, не зная, кто в нем до меня сидел. Вдруг кто-то в этом кресле сидел-сидел и умер… Вдруг это зеркало приносит несчастье… Из-за этого часто приходится с помощью театральных приемов «старить» какие-то новые предметы. Хотя я, конечно, предпочитаю использовать вещи, обладающие семейной историей. А если их все-таки нет, покупать старые, современные тем, утраченным.
Фото: Федор Савинцев для «РР»; Из архива Анны Муравиной
