Какое-то время назад было чрезвычайно модно рассуждать - с щепоткой легкой иронии по поводу собственных суеверий - о роковой роли месяца августа в российской жизни: не проходит, мол, ни одного августа без какого-нибудь несчастья. То ГКЧП, то дефолт, то "Курск" затонет. Помню, как комментаторы с подчеркнуто напускной - и потому, надо думать, совершенно искренней - серьезностью спрашивали себя и публику: можно ли засчитать пожар на Останкинской башне за положенную в августе беду - или злой дух, обуявший сей месяц, такой (сравнительно) мелочью не ограничится?
Мода эта, похоже, прошла. Во всяком случае, мне ни разу не случалось по поводу какого-нибудь из бесчисленных несчастий только что прошедшего августа слышать: это - еще не она, не Августовская Беда. Да и после трагедии в Ханкале, погубившей столько же людей, сколько два года назад "Курск", я ни от одного спинозы не слыхал, что, мол, вот он, август, добился наконец своего... Это кажется странным: с чего бы такому удобному штампу уходить именно в этом году? Уж чего-чего, а поводов поговорить об имманентной трагичности августа была бездна. За эти несколько недель падали летательные аппараты, бились автобусы и сходили с рельс поезда; гремели взрывы терактов и бытового газа. Словом, почитай, ни дня не было без катастроф.
По-видимому, изобилие трагедий и убило привычный штамп: даже самому беспамятному человеку все же помнится, что трагедий хватало и в июле, - даже самому безмозглому все же приходит в голову, что и с наступлением сентября они не прекратятся. Такие ощущения подтверждаются и статистикой: по данным МЧС, количество чрезвычайных ситуаций в первом полугодии нынешнего года по сравнению с первым полугодием прошлого выросло ровно на четверть, причем число техногенных катастроф росло еще быстрее - на 28%.
По всему по этому не стоит удивляться и исчезновению из повседневного оборота и другого, уже мрачного штампа (ведь августовский-то штамп был, конечно, жизнеутверждающим: говорить об имманентном злосчастии августа - не значит ли подразумевать достаточную благоприятность прочих одиннадцати месяцев?). Многие уже, наверное, забыли, а ведь только два года назад, в позапрошлом августе Б. В. Грызлов, еще не выдернутый из Думы в силовые министры, и возглавляемая им фракция "Единство" выступили с инициативой - заняться "проблемой-2003": мол, к этому году "особо обострятся" разного рода "негативные факторы", что, помимо прочего, приведет к лавинообразному умножению количества техногенных катастроф. Посулив таким образом не на завтра, но ровно на послезавтра (с психологической точки зрения - безошибочно) конец света в национальном масштабе, "медведи" предложили для борьбы с ним создать межфракционную рабочую группу, в чем были активно поддержаны. Об адекватности избранного метода борьбы и о том, что предсказанный г-ном Грызловым срок не обязательно правилен, поначалу многие весело шутили; потом шутить прискучило, но ожидание чего-то несусветного в 2003 году надолго стало штампом, причем, как ни странно, не особенно пугающим - большинство в эти страшилки не верило. Как в старинном анекдоте: "Да почему же вдруг не долетим? Тридцать лет летаем!"
Так вот, и страшилка-2003, и насмешливое к ней недоверие равно устарели. Страшилка - потому, что аварии и катастрофы стали рутиной, не дожидаясь объявленного срока; недоверие - потому, что такая рутина его неотвратимо разъедает. Ведь на чем основывалось общее неверие в наступающий в таком-то году крах? На естественной вере в инерцию хода вещей. А тут выясняется, что никакой ангел ни в какие трубы может и не трубить - наш конец света обойдется и без разрывов непрерывности: сначала число аварий будет расти на четверть в год, потом - на треть, потом - вдвое... В какой момент жизнь станет вконец невыносимой? Возможно, что и ни в какой - см. любую антиутопию.
Говорить тут надо, конечно, не только о пресловутом износе - хоть физическом, хоть моральном - основных фондов промышленности, инфраструктурных систем и прочего железа (как то и предполагалось "проблемой-2003"). Не менее - а, пожалуй, и более - опасен и чреват трагедиями необратимый износ множества несущих конструкций общества и государства. Еженедельные, если не чаще, случаи дезертирства с оружием - это что, следствие амортизации казарм? Вот только что в Ингушетии двое пограничников расстреляли восьмерых своих товарищей - из-за морального износа "калашниковых"? Нет - дотла износилась сама конструкция основанной на всеобщей воинской повинности армии.
А даже и железки - с чего же они так изношены? Неужто у нефтяников и газовиков такой зарез с деньгами, что не могут свои трубопроводы вовремя чинить? У железнодорожников на рельсы не хватает? У Москвы от манежных ям и прочих церетели ни гроша не остается для присмотра за газовым хозяйством на улице Королева? Нет, конечно, тут есть масса проблем, прямо вытекающих из нищеты - отрасли, муниципалитета, предприятия и т. д. Но ведь и нищета же не на роду нам написана - сами же создали такой предпринимательский климат, в котором нет ничего более естественного, чем украсть у самих себя амортизационные деньги.
Согласитесь, в этих условиях как-то несколько странно звучат аргументы против "прорывов" в экономической политике, за "тонкую настройку" уже сотворенных подвигов по организации экономического и всякого другого пространства страны. Если верить, что России предстоит выбирать между хорошим и лучшим, между рискованными затеями по ускорению роста - и стабильностью, тогда все правильно: можно аккуратненько клепать отличающиеся друг от друга мелкими деталями годовые бюджеты, рассуждать о том, каким манером и в котором году модернизировать то и реформировать это, да судачить о дебюрократизации. Только эта самая стабильность, как показывают данные МЧС, есть синоним ощутимо надвигающегося краха.
